Медное королевство

Они выжидающе смотрели друг на друга, оба – не двигаясь. Она заметила, что под маской пьяного переутомления он тоже нервничал.
Наконец он заговорил:
– Ты ведь не нашлешь на меня чумные язвы?
Нари сузила глаза.
– Не поняла.
– Чумные язвы. – Мунтадир сглотнул, сжимая в руке расшитое покрывало на кровати. – Так твоя матушка поступала с мужчинами, которые подолгу на нее заглядывались.
Нари злило то, что эти слова задели за живое. Она не была романтичной натурой и, напротив, ценила прагматизм и свою способность откладывать чувства в сторону – так в конце-то концов она и очутилась в этой комнате. Но все-таки это была ее первая брачная ночь, и в глубине души она надеялась на доброе слово от новоиспеченного муженька. На то, что он пожелает прикоснуться к ней, вместо того чтобы переживать, не нашлет ли она на него какую-то магическую болезнь.
Без долгих церемоний она скинула халат, и тот упал на пол.
– Не будем тянуть резину.
Она приблизилась к кровати, дергая тонкие медные застежки, крепившие ее свадебную маску.
– Осторожнее! – Мунтадир выбросил вперед руку и тут же отдернул назад, когда соприкоснулся с ее пальцами. – Прости меня, – поспешно извинился он. – Просто… эти застежки принадлежали моей матери.
Нари замерла. Во дворце никогда не говорили о матери Мунтадира – первой жене короля, давно покойной.
– Правда?
Он кивнул, взял свадебную маску у нее из рук и умело расстегнул крепления. По сравнению с пышным убранством комнаты и сверкающими драгоценностями, которыми они оба были увешаны, застежки выглядели довольно просто, однако Мунтадир держал их так, словно ему вручили перстень с печатью Сулеймана.
– Они принадлежали ее семье много веков, – объяснил он, поглаживая филигранный предмет. – Она взяла с меня обещание, что их непременно будут носить мои жена и дочь. – Его губы дрогнули в грустной улыбке. – Она говорила, что это – талисман на добрую удачу и рождение славных сыновей.
Немного подумав, Нари решила развить тему: может, то, что они оба в прошлом лишились матери, окажется единственным, что их связывает.
– Сколько тебе…
– Мало, – оборвал Мунтадир. В его голосе слышался легкий надрыв, как будто вопрос причинил ему боль. – Однажды в пустыне Ам-Гезиры ее укусил наснас, когда она была еще совсем ребенком, и яд оставался в ней всю жизнь. Он то и дело давал о себе знать, но Манижа всегда знала, что нужно делать, – его лицо помрачнело. – Пока одним летом Манижа не решила, что прохлаждаться в Зариаспе для нее важнее спасения королевы.
Горечь, окрасившая эти слова, покоробила Нари. О взаимопонимании можно было забыть.
– Ясно, – бросила она сухо.
Мунтадир заметил. На щеках проступил багрянец.
– Прости. Не следовало говорить тебе этих слов.
– Да ничего, – ответила Нари, хотя, по правде сказать, с каждой секундой все больше разочаровывалась в этом браке. – Ты никогда не скрывал своих чувств к нашей семье. Как ты сказал обо мне своему отцу? «Лживая подстилка Нахид»? Якобы я соблазнила твоего брата и велела своему Афшину атаковать твою армию?
В серых глазах Мунтадира вспыхнуло раскаяние, и он сразу потупил взгляд.
– Это была ошибка, – слабо попытался оправдаться он. – Лучший друг и мой младший брат были при смерти. – Он поднялся на ноги и направился к бутылке. – У меня в мыслях мутилось.
Нари опустилась на кровать, скрестив ноги под шелковой сорочкой. Это была красивая вещица: ткань, такая тонкая, что казалась почти прозрачной, была расшита изумительно тонкой золотой вышивкой и украшена нежными бусинами из слоновой кости. В другой ситуации – и с другим мужчиной – ей наверняка было бы приятно от того, как игриво материя щекочет голую кожу.
Сейчас она и близко не испытывала ничего подобного. Она вперила взгляд в Мунтадира, поражаясь тому, что он счел это жалкое оправдание вполне извиняющим его поведение.
Мунтадир поперхнулся вином.
– Это мешает мне выкинуть из головы чумные язвы, – проговорил он между приступами кашля.
Нари закатила глаза.
– Да Бога ради, не причиню я тебе вреда. Не могу. Твой отец убьет сотню Дэв, если я тебя хоть оцарапаю. – Она потерла голову и потянулась за вином – может, напиток действительно сделает все чуть более сносным. – Передай-ка.
Он налил вина в кубок, и Нари осушила его, поджав губы от кислого послевкусия.
– Какая гадость.
Мунтадир выглядел обиженным.
– Это старинное ледяное вино из Зариаспы. Оно бесценно – один из редчайших сортов в мире.
– На вкус – как виноградный сок, процеженный через тухлую рыбу.
– Тухлую рыбу… – тихо проговорил он и потер лоб. – Ладно… Тогда что ты предпочитаешь, если не вино?
Нари помедлила, но ответила правду, не видя в этом проблемы.
– Каркаде. Это чай, заваренный на цветках гибискуса. – В горле образовался комок. – Он напоминает мне о родине.
– Каликут?
Она нахмурилась.
– Что?
– Разве ты не оттуда родом?
– Нет, – ответила она. – Я из Каира.
– О. – Он слегка растерялся. – Это где-то рядом?
Вовсе нет. Нари старалась не выдать досады. Тот, кто стал ее мужем, даже не знал, откуда она родом, дух каких земель питал ее кровь и пульсировал в сердце. Каир – город, по которому Нари тосковала так отчаянно, что иногда перехватывало дыхание.
Я не хочу. Осознание, молниеносное и настойчивое, окатило ее. Нари на собственной шкуре убедилась, что в Дэвабаде никому нельзя доверять. Как она сможет лечь в одну постель с эгоцентриком, который ничего о ней не знал?
Мунтадир наблюдал за ней. Взгляд его серых глаз смягчился.
– Мне кажется, тебя вот-вот стошнит.
Она все-таки вздрогнула. Видимо, он не был абсолютным слепцом.
– Я в полном порядке, – соврала она.
– Что-то не похоже, – не согласился он и протянул руку к ее плечу. – Ты вся дрожишь.
Когда пальцы коснулись ее кожи, Нари напряглась, сдерживая себя, чтобы не отшатнуться.
Мунтадир отдернул руку, словно обжегшись.
– Ты что, боишься меня? – спросил он с изумлением в голосе.
– Нет. – Хотя Нари рассердилась, ее щеки вспыхнули от смущения. – Просто я… никогда этого не делала.
– Чего? Не спала с кем-то, кого ненавидишь? – Кислая ухмылка сползла у него с лица, когда она закусила губу. – А. А-а, – добавил он. – Я полагал, вы с Дараявахаушем…
– Нет, – быстро вставила Нари. Она не могла слышать, как закончится это предложение. – У нас были другие отношения. И я не хочу говорить о нем. Тем более с тобой.
Мунтадир поджал губы.
– Хорошо.
Снова воцарилось напряженное молчание, усиливаемое всплесками смеха, залетавшими в открытое окно.
– Любо-дорого слышать, как все радуются объединению наших племен, – мрачно пробормотала Нари.
Мунтадир посмотрел на нее.
– Так вот ради чего ты на это согласилась?
– Я согласи-илась, – протянула она слово с сарказмом, – потому что понимала, что не мытьем так катаньем меня заставят за тебя выйти. Я подумала, лучше уж я пойду на это добровольно и заодно вытрясу из твоего отца все приданое до последней монетки. И быть может, однажды уговорю тебя его свергнуть.
Пожалуй, это было не самое мудрое решение, но Нари все меньше и меньше волновало, что о ней думает новоиспеченный супруг.
Мунтадир вмиг побелел как полотно. Сглотнув, он допил остатки вина, после чего развернулся и пересек комнату. Открыв дверь, он на гезирийском обратился к кому-то за ее порогом. Нари мысленно отругала себя за несдержанность языка. Она могла чувствовать к Мунтадиру что угодно, но Гасан был решительно настроен поженить их, и если Нари испортит ему планы, король, несомненно, придумает для нее какое-нибудь страшное наказание.
– Что ты сделал? – спросила она, когда он вернулся, с нарастающей тревогой в голосе.
– Заказал тебе стакан этого странного цветочного чая.
Нари удивленно захлопала глазами.
– Это было вовсе не обязательно.