Золото гуннов (СИ)

Место для сбора камней выбрал у подошвы мыска, недалеко от устья оврага Долгого. По дну покатого овражка в Каменку ни валко, ни шатко, а то и с ленцой, проистекал ручей Каменец. По весне, напитавшись талых вод, ручей был еще ничего — не везде перепрыгнуть можно, а вот в летний зной — так почти высыхал. Становился воробью по колено, а раку так и вообще… на полклешни. Впрочем, суть не в ручье, а в месте, которое выбрал Федот для сбора камней. Именно тут и было наибольшее количество невесть когда, за какие годы и века нанесенных речкой и ручьем со всех окрестностей камней и камушков.
«Ну, приступим, благословясь», — скомандовал сам себе Федот. И, взнуздав Сивку, чтобы не могла далеко уйти, стал собирать камни в прихваченную плетушку да носить их к бестарке. Принесет и с грохотом, пугая мух и оводов, вывалит в деревянное чрево, более привыкшее к злакам разным да овощам с фруктами.
Грохота камней пугалась и Сивка, кося лиловым глазом, тревожно подрагивая ушами и нервно перебирая копытами передних ног. Может и понимала, что хозяин зла ей не желает и худого не сделает, но боязливого, а то и недовольного всхрапыванья сдержать не могла. Когда же грохот был особенно силен, то и нетерпеливо постукивала копытом: «Довольно, мол. Хватит шума да грюка. Тишину куда как приятнее».
Только Федоту было не кобыльих переживаний — знай, себе трудится да трудится. Если что и сделает мимоходом, то смахнет досадливо пот рукавом с раскрасневшегося лица да глубоко вздохнув, воздуха побольше в грудь наберет. Воздух-то свежий, от речки — влажный, от весны — терпкий. И бодрит, и силами родной природы питает…
Скажи кто-либо Федоту, что обустройство подворья надо начинать не со сбора камней и выкладки ими двора, а со строительства новой избы, то Федот быстро бы нашел укорот такому пустозвону. «Это, мол, лишь начало. Дай срок — вырастет и теремок, будет вам и белка, будет и свисток… И вообще: чья бы корова мычала, а чья бы и помолчала».
Дело подходило уже к середине заполнения камнями бестарки, когда случилась беда. Сивка, скучливо поглядывавшая по сторонам да лениво перебиравшая на месте копытами, вдруг, ни с того ни с сего, обеими передними ногами провалилась в разверзшуюся под ней земную твердь. По самую грудь. Провалилась и перепугалась, жалобно заржав и застучав беспомощно копытами задних ног.
Перепугался до холодного пота на челе и Федот, на глазах которого все и произошло. Хоть и бывший солдат, но испуга не лишен. Впрочем, не за себя, а за животину. Лошадка в крестьянском хозяйстве — наипервейший помощник, поилец и кормилец.
Бросив плетушку с набранными камнями, поспешил малиноволикий Федот к Сивке. Первым делом стал успокаивать, ласково поглаживая шершавой ладонью-лопатой лошадиную голову и шепча в дрожащий лопух ушной раковины ласковые слова. Успокоив малость, стал выпрягать, предоставив животному простор действия. Но так как копыта передних ног под собой опоры не имели, и лошадка самостоятельно не могла выбраться из провала, то Федоту пришлось сначала расширить место обрушения, чтобы ненароком не поранить ноги Сивки. Затем, то матерясь, то призывая на помощь всех святителей и скотского покровителя Власия, исхитриться подлезть под лошадиное чрево. Не захочешь гибели лучшего друга и кормилицы — не такое сделаешь! Федот, конечно, не хотел. И, покряхтывая от натуги, встав сначала на четвереньки, потом на корточки, на собственном горбу вынул лошадку из провала.
«Фу, — вытирая пот рукавом солдатской гимнастерки и двоша чревом, подобно перепуганной Сивки, молвил Федот, — кажется, пронесло. Не оставил Господь своими заботами, уберег кормилицу».
Пока выпряженная Сивка в сторонке, переживая случившееся, мелко подрагивала кожей шеи и лопаток и оглядывала себя удивленными шарами лилово-коричневых глаз, Федот, отдышавшись и отойдя от испуга, приступил к обследованию провала. Но как ни становился на карачки, как ни пытался, изогнувшись в три погибели, заглянуть в глубь, ничего, кроме черной пустоты, начинавшейся сразу же за кромкой обрушившейся земли, разглядеть не мог. «Козни дьявола», — решил Федот. — Только и я не прост, хоть и не пошел особо в рост».
Оглядевшись, подобрал камень и стал им простукивать землю вокруг, чтобы выявить размеры пустоты — надо было спасать не только лошадку, но и телегу с камнями. Все-таки солдат бывалый, а солдат, как известно, из топора кашу сварит, а шилом не только побриться сможет, но и сапоги стачать. Только земля — это вам не железо и даже не дерево: определить на слух пустоту не удавалось.
«Леший тя возьми, — мысленно выругался Федот, — придется воз на себе выволакивать. Только сперва надо маленько разгрузить, а то не сдюжить».
Выбрасывать камни из бестарки дело хоть и неблагодарное, но все же не такое долгое, как их собирать. И вот, подразгрузив «маленько» бестарку, поплевав по привычке в ладони для пущей цепкости, Федот впрягся в телегу. Поднатужившись до пунцовости в лице и вспухших жил на шее, с кряхтеньем и чертыханьем оттащил возок на безопасное по его прикидкам место. А дальше, как говорится, дело техники: камни вновь водворены в бестарку, отошедшая от испуга Сивка снова впряжена в телегу.
«Я еще вернусь к тебе, чертова ямина, — погрозил на прощание зеву провала бывалый солдат. — Ты меня попомнишь. Русский солдат не любит отступать, даже когда и начальства рядом нет. Ибо не той породы и не того замеса…»
5
Но возвратиться Федоту ни в этот день, ни на следующий, оказавшийся дождливым, как-то не случилось. Зато соседские ребятишки, прослышав о необычном приключении дядьки Федота, по обтянутой ветерком и подсушенной солнышком землице босоногой командой направились к Каменцу и оврагу Долгому. Интересно ведь…
Птицы что-то радостное щебетали, солнышко румяным яблоком по лазоревой небесной тарелке покатывалось, словно не в яви курской, а в сказке русской. Бабочки неслышно порхали, ребятишки, звонко переговариваясь, весело шагали…
Они-то, мальчишки — звонкоголосые деревенские следопыты — и обнаружили, что провал залит мутной водой, а на окраинах зева лежат какие-то блестки. Хоть и не видели раньше мальцы драгоценных металлов, но сообразили по-крестьянски цепко и сноровисто: «Золото! Пусть и в одинаковых лоскутках тоньше волоса… Пусть… Все равно золото. Ура!»
Весть о золоте в мгновение ока облетела деревеньку. Сработал бабий сарафанный телеграф. Или телефон? Впрочем, какая разница: и то и другое уже имелось в ту пору. Мало того, что имелось, оно еще и в известность к народу попало. Зато с радио, вошь его забодай, дело обстояло плоховато… Примерно так, как в наши дни с Интернетом. Многие знают, но не многие имеют!
И вот уже отставной солдат Федот с односельчанами, вооружившись лопатами, топорами, ведрами и факелами, спешит к провалу. Перекрестившись по привычке, хотя в Бога, пройдя через горнило войны, повидав тысячи смертей, реки крови и груды человеческого мяса и костей, уже не особо веровали, мужики с шутками и прибаутками приступили к работе.
Долго ли, коротко ли возились мужики с каменистой землицей, но извлекли из провала на божий свет какое-то блюдо, ведро, узкогорлый кувшин — все из металла. А еще — стеклянный стакан с блюдцем, золотой с алым камнем перстень, золотой обруч, множество золотых браслетов. И все украшено чеканкой, гравировкой, какими-то фигурками, силуэтами женщин, личинами людей и диковинных животных.
«Да, — произнес кто-то глубокомысленно, — тут каждой твари по паре».
Впрочем, ценными вещами, исходя из крестьянской сметки, безоговорочно признали предметы из золота и серебряный, расписанный всякой всячиной кувшин. Остальное же было сочтено за пустяшный мусор, не представляющей интереса.
— Стакан и блюдце сойдут для чаепития, — прищурившись, предположил хозяйственный Федот. — Не у каждого барина такое нашлось бы…
— Вот и бери себе без дележа, — тут же посоветовал кто-то из его соседей. — Ты хоть и не барин, но тоже мужик бывалый, по Европам хаживавший… Да и провалье сие тобой обнаружено…