Клуб убийц
— Еще бы, — сказал Роман, — особенно относительно теоремы Горовица. Мне она известна с пеленок.
Директор Рувинский подозрительно посмотрел на Романа и сказал:
— Я и не ожидал, что ты знаешь теорему Горовица. Но одно ты можешь понять: в принципе, некто имеет возможность убить любого человека, совершив это действие лишь в мыслях.
— Что я говорил! — вскинулся Роман.
— Минутку, — поднял руку Рувинский. — Для этого нужно еще одно, кроме мысленного желания. Нужно, чтобы убийца пришел ко мне в институт, записался на просмотр альтернативы, которую он сам и создал и в которой, действительно, убил своего врага. А там, в альтернативной реальности, он должен создать новую линию развития с помощью иного воображаемого действия, и тогда там жертва останется жить, несмотря на то, что ее пристрелили, а здесь, напротив, жертва погибнет, несмотря на то, что никаких предосудительных действий в ее отношении никто не совершит. После чего убийца прерывает сеанс, возвращается домой и читает в газетах о таинственной и необъяснимой смерти, приключившейся… Понятно?
— Понятно, — нетерпеливо сказал Роман, поняв лишь последнюю фразу. — Скажи мне, как я могу получить улики, изобличающие убийцу? Это раз. И второе: как я могу предотвратить это преступление? Имей в виду: план убийства премьера уже разработан во всех деталях, но Бродецкий еще жив. Я так понимаю, что погибнуть он может в любой момент, и все признаки будут соответствовать сценарию господина Шлехтера. Все, кроме одного: не будет убийцы, не будет физического действия.
— И следовательно, ты не получишь улик, — сказал я, вмешавшись в разговор. — Улики окажутся в альтернативной реальности, но там не будет жертвы. По-моему, положение безвыходное.
Рувинский кивнул.
— Подождите, — сказал Роман, и я понял, какая именно светлая мысль его посетила. — Но ведь, чтобы эта ваша теорема… как его… заработала, нужно, чтобы убийца отправился в твой институт, дорогой Моше, и купил сеанс. Значит, если Ариэль Шлехтер в течение последней недели…
— Конечно, — согласился директор, — это была бы улика. Было бы что обсуждать.
— Так проверь!
— Вот, — сказал Рувинский, показывая Роману на девять красных точек, горевших на экране компьютера около каждого из девяти портретов потенциальных убийц. — Эти сигналы означают, что никто из твоих подопечных ни разу не посещал моего института. В картотеке нет данных об этих людях.
Бутлер разочарованно перевел взгляд с директора на меня. Я пожал плечами.
— Извини, — сказал я. — Что тут еще можно сделать? Твои подозрения не подтверждаются. И слава Богу. Премьер-министру никто не угрожает.
Комиссар встал и, не попрощавшись, направился к выходу.
— Роман, — сказал я, — не скажешь ли, что придумал этот Шлехтер? Как, по его сценарию, будет убит премьер?
Роман обернулся.
— Тебе любопытно, Песах? Могу сказать, раз вы оба уверены, что все это не больше, чем фантазии графомана. Бродецкого должен убить разряд тока в тот момент, когда премьер будет принимать ванну на своей вилле в Герцлии. Всего вам хорошего, господа…
Министр иностранных дел Израиля господин Абрахам Шуваль погиб двое суток спустя. Он принимал ванну на своей вилле в Калькилии и умер от сильнейшего удара током.
О гибели Шуваля мне стало известно из утренней сводки новостей, которую я обнаружил в своем компьютере. Репортер «Маарива» успел побывать на месте происшествия, и теперь каждый мог сделать то же самое, нырнув в виртуальный мир.
Я увидел Романа Бутлера, мрачно стоявшего в проеме двери. На репортеров он не смотрел. По-моему, он раздумывал о том, сможет ли привлечь нас с Рувинским как соучастников преступления.
Репортер оказался пронырливым малым и сумел, несмотря на противодействие полиции, проникнуть в дом и запечатлеть и ванну, и розетку, и скамеечку, на которой сидел министр Шуваль, когда получил смертельный удар током.
Моше Рувинский тоже успел побывать на месте преступления, и, когда я прибыл в институт, директор восседал в огромном кресле, способном принимать любые положения, и размышлял.
Я сел на стул и сказал:
— Нужно принимать меры, пока Роман не упек нас за решетку как подозреваемых в соучастии.
— Ты думаешь, он на это способен? — меланхолически спросил Рувинский.
— Когда у него нет разумных версий, комиссар Бутлер способен на все.
— Я вот думаю… — сказал Рувинский. — Во-первых, это могло быть случайным совпадением…
Я пренебрежительно махнул рукой.
— Да, я тоже не рассматриваю это как реальную возможность… Во-вторых, Шлехтер терпеть не мог Бродецкого, а с Шувалем у него были приятельские отношения…
— Которые испортились, — сказал я, — когда Шуваль вступил в Аводу и пошел на выборы в списке Бродецкого.
— Не настолько, однако, — продолжал Моше, — чтобы убивать… У меня, Песах, создалось впечатление, что кто-то, кого мы не знаем, просто использовал Шлехтера с его изощренной фантазией для своих целей.
— Кто?
— Понятия не имею… Ты же понимаешь, я всего лишь рассуждаю. Самое печальное то, что мы не можем использовать исторические альтернативы. Мы не знаем, кто это сделал, не знаем, когда произошло разветвление, и следовательно, не можем проследить, выявить…
— А если даже выявишь, — сказал я, — то как на твои аргументы посмотрит суд? Как и что ты сможешь доказать, если все материальные улики останутся в альтернативном мире и не будут представлены в судебном заседании?
— Да, — согласился Рувинский, — в мировой судебной практике такого еще не случалось. Значит…
— Значит, — подхватил я, — мы, расследуя это дело, должны поступить так, как поступил преступник. В альтернативной реальности задумать нечто, чтобы это нечто проявилось в нашем мире.
Рувинский вздохнул.
— Все это теория, — сказал он. — Мы не знаем, кто задумывал убийство, и этим все сказано.
— За неимением иного варианта, — предложил я, — давай начнем со Шлехтера. Если кто-то его просто использовал, мы, возможно, сможем в этом разобраться.
— Пустой номер, — вздохнул Моше, но иных вариантов мы придумать не смогли и поплелись в операторскую, надеясь завершить собственное расследование прежде, чем за нас самих возьмется комиссар Бутлер.
После того, как Шлехтер огласил на заседании «Клуба убийц» свой сценарий убийства премьера Бродецкого, прошли три дня. За это время в Штейнберговском институте побывали девяносто три человека, заплативших за сеанс пребывания в альтернативной реальности. Никого из членов клуба среди посетителей не было. Более того, согласно полученной Рувинским распечатке, семьдесят один посетитель отправился в прошлое, в том числе в семнадцатый век, чтобы посмотреть на вероятную жизнь своих предков. Десять человек хотели проскочить по оси времени в будущее, желая узнать, что произойдет в альтернативных мирах, если здесь сделать те или иные ходы в супертото. Естественно, вернулись они ни с чем, поскольку никакая альтернатива не могла показать того, что еще не получило развития в нашей реальности.
Из оставшихся двенадцати человек девять стандартно и нудно интересовались, что бы с ними произошло, если бы они не сделали такую глупость и не женились на этих фуриях.
Только три посетителя заслуживали особого внимания, и слава Богу, ибо, если бы их оказалось пятьдесят, из этой истории мы с Рувинским не выбрались бы и по сей день.
Посетитель номер один явился в институт на следующее утро после памятного заседания в «Клубе убийц». Это был пятидесятилетний бизнесмен Яков Вайнштейн, который пожелал поглядеть, сумел ли он в альтернативном мире провернуть сделку, от которой он в нашей реальности отказался неделю назад. Согласно операторской карте, в альтернативе Вайнштейн тоже не получил никакой прибыли, и посетитель удалился, полностью удовлетворенный увиденным.
Посетителем номер два был писатель Ноам Сокер. Он прибыл через час после Вайнштейна. Сокера в институте хорошо знали — у него была любопытная манера писать свои реалистические романы. Попросту говоря, он отправлялся в любую из своих альтернативных реальностей, впитывал впечатления, а вернувшись, переносил их в виртуальные компьютерные файлы. Метод безотказный, но не свидетельствующий о творческой фантазии автора.