Охотницы за мужьями

Андрина закрепила их на волосах Шарон, и украшения сразу же придали необычайное очарование девушке, совершенно гармонируя с ее поблескивающим серебряным платьем.
— Теперь выбор за вами, Андрина, — сказала леди Эвелин.
— Мне не нужны драгоценности, — покачала головой девушка. — К моему платью был приложен венок из мелких розочек. И это меня вполне устраивает.
Она произнесла это так решительно, что никто не стал с ней спорить. Затем, поблагодарив мистера Робсона, они все поднялись наверх.
— Почему ты не выбрала себе какой-нибудь хорошенький браслет? — спросила Черил, когда они вернулись в спальню.
— Все равно он не будет виден под перчаткой, — тут же ответила Андрина.
Она не могла объяснить Черил, да и никому другому, почему ее охватило такое нежелание принять любезное предложение герцога воспользоваться драгоценностями Броксборнов.
Ей почему-то казалось, что будет чересчур неуместно надевать на себя нечто принадлежащее ему. Ведь он был ей неприятен, и это неприятие и даже отвращение было, видимо, взаимно.
Андрина не могла забыть, как он заявил, что это она, помимо его воли, втянула его в безумную и бессмысленную затею, когда появилась в лондонском особняке. Поэтому пользоваться великодушием Броксборна она не могла себе позволить.
Другое дело, когда он изливал свою щедрость на Черил и Шарон. Девочки ничем не были обязаны ему, ведь только Андрина взяла на себя неблагодарную миссию вынудить герцога представить их высшему свету, и вся ответственность лежит на ней.
Сейчас, глядя на Шарон, она ощутила не то чтобы беспокойство, но некоторое разочарование.
Андрина заметила, что уже второй раз за вечер ее сестра танцует с высоким и красивым джентльменом, с которым они познакомились в «Элмакс»-клубе. Она знала, что этот человек русский.
Шарон больше всех была взволнована, когда леди Эвелин объявила, что им предстоит посетить «Элмакс».
Цитадель и первопрестольный храм бомонда, о котором Шарон столько читала в своих любимых журналах и который был самым недоступным местом в Лондоне, готов был открыть свои двери для трех приезжих сестер, и они были занесены в вожделенный список.
Боже мой, они в списке! Восторгу Шарон не было предела.
Столько было сказано и столько написано об этой аристократической обители, что Андрина при первом взгляде на это весьма унылое помещение несколько разочаровалась.
Анфилада просторных комнат для собраний, ужинов и танцев, расположенная на Кинг-стрит, выглядела весьма ординарно. Подобных мест для развлечений было, наверное, в Лондоне немало.
Угощение было под стать обстановке. Подавались лимонад и чай, булочки и масло. Собственно говоря, сюда приходили не пить и закусывать, а рассматривать друг друга.
Леди Эвелин, как выяснилось, знала здесь всех и каждого, а по дороге уже успела объяснить своим подопечным, как им повезло, что они получили пропуска в «Элмакс» от леди Коултер всего через несколько дней после своего приезда в Лондон.
— В королевской гвардейской пехоте триста офицеров, — с ноткой торжества поведала леди Эвелин, — но только шестеро из них допущено в этот клуб.
— А мужчины играют там? — поинтересовалась Шарон.
Она много читала об азартных играх, которые процветали в других клубах Лондона.
Леди Эвелин ответила:
— Не так давно кто-то предложил устроить там нечто подобное, но патронессы заявили, что если карточные столы будут установлены, то девушки лишатся всех своих партнеров. Ведь мужчины предпочитают игру танцам.
Она рассмеялась.
— Нет-нет, девочки, не беспокойтесь. Вам не придется там скучать. И будьте уверены, что пребывание в клубе пойдет вам на пользу, только не теряйтесь и не упускайте свой шанс.
Однако для большинства присутствующих в клубе девушек — как чуть позднее подумала Андрина — весьма нелегко быть там замеченными, потому что всех их затмевали сами патронессы клуба.
Леди Коултер, которая встречала вновь прибывших, было всего двадцать девять лет — возраст расцвета истинной женственности. У нее был почти классический профиль, огромные выразительные глаза и гордая головка, венчавшая совершенной формы точеные плечи.
От леди Эвелин Андрина узнала, что леди Коултер была самая приветливая и самая доброжелательная из всех патронесс.
Но леди Джерси, которую среди близких друзей прозвали Молчальницей из-за того, что она говорила без умолку, тоже произвела на Андрину впечатление.
Леди Сейфтон — третья патронесса — была очень любезна с сестрами Мелдон. Она была необычайно хороша собой, так же как и четвертая — княгиня фон Ливен — супруга русского посла. Княгиня обладала такой яркой внешностью, что на нее нельзя было не обратить внимания.
Все говорили, что она рассыпает вокруг себя семена раздоров и скандалов и от нее исходит какая-то странная и давящая на окружающих энергия.
Княгиня зазывала в дом своего супруга на Эшбурхем-стрит множество интересных мужчин, занимающих сколько-нибудь высокое положение, считая, что этим она может создать благоприятное общественное мнение в отношении ее страны вообще и русского посольства в частности.
Особенно она была заинтересована в благосклонном отношении таких людей, как герцог Веллингтон, лорд Кастлридж и лорд Пальмерстон.
Однако она была не настолько умна, чтобы понять, как эти люди действительно относятся к ней, и то, что они видят ее насквозь.
По словам леди Эвелин, герцог Веллингтон однажды сказал, что княгиня — «дама себе на уме», которая предаст кого угодно, если это поможет осуществлению ее замыслов.
Именно княгиня и представила графа Ивана Беркендорфа Шарон, и, когда он вывел ее на середину танцевального зала, большинство присутствующих сразу же уставились на столь красивую и грациозную молодую пару, порхающую в вальсе.
Ввести в список танцев, разрешенных в «Элмаксе», вальс было как раз идеей княгини Ливен. До этого танец считался аморальным.
— Даже лорд Байрон был шокирован до глубины души, когда увидел, как в «Элмаксе» танцуют вальс, — поведала Андрине леди Эвелин. — Он позволил леди Каролин Лэмп вальсировать, только когда она ему совершенно наскучила.
Хотя лорд Байрон уехал в Италию еще в прошлом году, скандал, произведенный его связью с Каролин Лэмп, далеко не утих и у всех был на устах. Дамы, навещавшие леди Эвелин, об этом только и говорили.
Но в данный момент Андрину волновало лишь одно — чтобы никакая сплетня, никакой слух не коснулся Шарон и Черил. Еще она тревожилась о том, чтобы Шарон не растратила свою красоту, свой ум и очарование на недостойного ее блестящих дарований молодого человека.
Вздохнув, она произнесла едва слышно:
— Ведь у нас так мало времени…
В конце концов — это действительно ужасно — только два месяца, два коротких месяца, в течение которых надо успеть найти мужей для Черил и Шарон.
Если девушки потерпят в Лондоне неудачу, то им предстоит позорное возвращение в захолустный Стокби и одинокое, унылое пребывание в обветшалом доме.
Она даже не осмелилась представить себе такую перспективу, но все-таки в глубинах ее сознания часто возникала эта пугающая мысль о возможном крахе их надежд.
Словно какие-то часы безжалостно тикали, отсчитывая мгновения и приближая неумолимо тот момент, когда их средства кончатся и они уже не смогут больше злоупотреблять гостеприимством герцога.
Андрина решила, что ее прямая обязанность как можно больше разузнать, что представляет собой граф Беркендорф.
Она выяснила, что он происходит из весьма знатной русской дворянской фамилии, но не обладает состоянием и пока еще занимает должность младшего чиновника в посольстве.
В лондонском свете распространялись сплетни, что он приехал сюда с целью найти себе невесту с деньгами и путем женитьбы породниться с британской аристократией.
Андрина все это передала Шарон, но ее сестра, пренебрегая предупреждением, снова танцует на балу с графом и, кажется, весьма довольна этим обстоятельством.