Герои

– Во как?
Красная Ворона покосился на Жужело, тот ответил взглядом твердым, как камень Героев.
– Ну а что, – невозмутимо сказал Черствый, – коли у тебя руки чешутся на драку. А я потом сгружу твои обрубки на телегу и отошлю матушке со словами утешения: мол, он сам на это напросился. И любил тот чертов холм так, что захотел на нем и умереть.
Рука Красной Вороны перехватывала рукоятку топора.
– А?
– Вот тебе и «а». Или же ты спускаешься подобру-поздорову со всеми, благословляя Керндена Зобатого за то, что он честно-благородно нас предупредил и отпустил без стрел в заднице.
– Ну и ладно, – обиженно отворачиваясь, бросил Красная Ворона.
Черствый шумно выдохнул.
– Ох, молодежь нынче, – обратился он к Зобу. – Неужто и мы такими были?
– Скорей всего, – пожал плечами Зоб.
– Я что-то не припомню в себе такой кровожадности, как у них.
Зоб вновь пожал плечами:
– Такие времена.
– Правда, правда, и еще раз правда. Ну что, костер вам оставить? Айда, ребята.
Воинство Черствого, подгоняя на ходу амуницию, нестройной цепочкой двинулось к южному краю холма, растворяясь поодиночке среди камней.
Прежде чем скрыться, племянник Черствого обернулся и показал напоследок Зобу непристойный жест.
– Ничего, жулье, мы еще вернемся! – выкрикнул он, но тут дядя угостил его по бритой голове увесистой затрещиной.
– Ай! За что?
– А ты повежливей.
– Так мы ж на войне или где?
Черствый отвесил еще один подзатыльник, от которого племянник только крякнул.
– Погруби мне еще, засранец.
Зоб невозмутимо выслушал брань юнца – с таким же успехом можно обижаться на порыв ветра – и, сглотнув кислую слюну, вынул пальцы из-за пояса. Ладони мелко подрагивали; пришлось потереть их друг о дружку, якобы от холода. Дело было сделано, и все вокруг шевелились и дышали, так что все обошлось, как, собственно, и надеялись.
Весельчак Йон по своему обыкновению был недоволен. Мрачный, как туча, он подошел и плюнул в огонь.
– А ведь может настать время, и мы пожалеем, что не накромсали этих ребят ломтями.
– Совесть мне тяготило бы не это, а как раз обратное.
С другого бока у Зоба йоновским подпевалой всплыл Брек.
– Совесть воину только в тягость.
– А брюхо, по-твоему, нет? – уколол его Жужело.
Меч Мечей он воткнул в землю; даже такой каланче, как Щелкун, он доходил эфесом до горла. Жужело медленно крутил его и задумчиво любовался, как играют на крестовине рукояти отсветы костра.
– Всех нас книзу что-нибудь да тянет.
– Но-но. – Горец, можно сказать, с отцовской гордостью выпятил нешуточный мамон. – У меня комплекция в самый раз. Не то что у тебя, доходяги.
– Воитель. – На освещенную прогалину ступил Агрик, с луком в руке и зажатой между пальцами стрелой.
– Что, ушли они? – спросил Зоб.
– Проводил их мимо Деток вниз. Они сейчас переходят через реку, в сторону Осрунга. Атрок там за ними на всякий случай приглядывает. Так что если задумают повернуть обратно, мы будем знать.
– Думаешь, они все же вернутся? – спросила Чудесница. – А то Черствый, он ведь старой закваски. Зубоскалит, а сам, глядишь, возьмет и цапнет. Ты веришь этому старому кашалоту?
Зоб хмуро покосился на темень.
– Да не больше, чем всем в наши дни.
– То есть ни на понюх? Ну так выставь часовых.
– Ага, – согласился Брек. – Только уж позаботься, чтоб наши остались целы.
Зоб стукнул кулаком по ладони.
– Спасибо, что изъявил желание заступить первой сменой.
– Можешь брюхо прихватить себе в компанию, – съязвил Йон.
Зоб еще раз ткнул кулаком в ладонь.
– Молодец. Пойдешь вторым.
– От черт.
– Дрофд!
– Да, воитель?
Понятно, что кудрявый юнец в дюжине самый «зеленый»: вон как живо откликнулся.
– Бери оседланного коня и давай обратно, вверх по Йоузской дороге. Не знаю, кто там первый тебе попадется – скорей всего кто-нибудь от Железноголового, или, может, из людей Тенвейза. Дай им знать, что мы у Героев наткнулись на дюжину Ищейки. Может, они здесь просто дозором шарятся, но…
– Да просто дозором. – Чудесница скусила на пальце запекшуюся кожицу ранки и сплюнула. – Союз еще на подходе, стягивается по частям с флангов, смыкается на местности. Было б только с кем.
– Скорее всего. Так что давай на лошадь и все равно передай.
– Прямо сейчас? – растерянно переспросил Дрофд. – По темноте?
– Нет, лучше следующим летом, – хмыкнула Чудесница. – Ну а когда ж еще, дурилка? Давай: одна нога здесь, другой нет. Тут делов-то: скачи да скачи вдоль дороги.
Дрофд подавленно вздохнул.
– Ага, легко сказать.
– На войне, мальчик, все нелегко, – вздохнул и Зоб.
Он бы лучше послал кого-нибудь другого, но они бы потом спорили до утра, почему отправили не новичка. Есть преграды, которые насквозь не пройти; лучше идти вдоль.
– Как скажешь, воитель. Увижу вас теперь не раньше чем дней через несколько. Причем наверняка с раздолбанной задницей.
– Откуда такие познания? – Чудесница похлопала себя по бедрам. – У тебя что, Тенвейз в дружках ходит?
Послышался смех: раскатистый гогот Брека, квохтанье Легкоступа; Йон и тот слегка потеплел, будто его щекотнули где надо.
– Все бы вам «хи-хи» да «ха-ха».
Дрофд состроил на прощание мину и пошел разыскивать лошадь.
– Я слыхала, помогает куриный жир, когда в зад кому вставляет! – шкодливо крикнула вслед Чудесница.
Ей вторило хихиканье Жужела; эхо разнеслось вокруг Героев и кануло в пустой темноте.
Когда возбуждение улеглось, Зоб почувствовал, что выгорел дотла. Он опустился у огня, поморщившись от неотвязной боли в коленях. Там, где сидел Черствый, земля была все еще теплая. Легкоступ пристроился по ту сторону костра и взялся точить нож; ритмичный взвизг металла попадал в такт негромкого мотива, который высоким голосом выводил Легкоступ. Песня о Скарлинге Простоволосом, легендарном герое Севера, который сплотил когда-то, давным-давно, кланы и обратил в бегство войско Союза. Зоб сидел и слушал, покусывая и без того изгрызенную кожу вокруг ногтей, и думал, что хорошо бы от этой привычки избавиться.
Жужело опустил Меч Мечей и, присев на корточки, стал рыться в старой-престарой суме, где держал руны.
– Ну что, пораскинем? – спросил он как обычно.
– Может, не надо? – вяло воспротивился Йон.
– Никак боишься, что скажут знаки?
– Да не этого я боюсь, а того, что ты нагородишь с три короба, а я потом лежи полночи и гадай, что ты там такое напророчил.
– А вот мы увидим.
С этими словами Жужело высыпал руны в пригоршню, поплевал и раскинул их у огня.
Зоб невольно подался вперед, хотя толковать эти чертовы знаки не взялся бы ни за какие монеты.
– Ну, что там говорят твои руны, Щелкун?
– Руны мои, руны, – откликнулся Жужело нараспев, отодвигась и косясь как бы издалека. – Руны говорят, что… Быть крови.
– Да они у тебя всегда это говорят, – фыркнула Чудесница.
– А ну и что. – Жужело, завернувшись в плащ, сладко прильнул к мечу, как какой-нибудь герой-любовник, и закрыл глаза. – А с некоторых пор все равно еще чаще.
Зоб хмуро оглядел силуэты Героев – забытых гигантов, упрямо стерегущих невесть что. Пустоту.
– Н-да, – пробормотал он. – Такие времена.
 
Миротворец
Он стоял у сводчатого окна – одна рука на камне, кончики пальцев безостановочно тарабанят, тарабанят, тарабанят. Стоял и хмурился – через весь Карлеон; через лабиринты мощеных улиц, нагромождение крутых черепичных крыш; через нависающие городские стены, возведенные еще отцом, черные от непогоды. Через просторы туманных полей, где серой рогатиной разветвлялась река – и дальше, дальше, к далекой череде окружающих долину холмов. Как будто, нахмурясь должным образом, он мог проникнуть еще на два с лишним десятка миль пересеченной местности – и там пронзать, разить рапирой взора рассеянную армию Черного Доу. Там решалась судьба Севера.