И в конце, только тьма (СИ)

Он каждый день молился, чтобы нашлось лекарство, чтобы он не зря держал всех этих детей. И Сара согласилась с этим с самого начала, несколько месяцев назад, - она волновалась за детей, от которых весь остальной мир, казалось, отказался. 
Даже если они действовали противозаконно. 
Даже если рисковали собственными жизнями. 
Он гадал, где же Сара, почему она оставила дом без присмотра, тогда как они договорились, что никогда так делать не будут, что так рисковать - опасно. И тут же он задался вопросом, почему Гомер говорил так неловко по рации. 
- Вот, бля… 
Он быстро, но осторожно, приковал Молли и Мелиссу к их новым местам в подвале, а затем развязал и убрал намордники от оторопелых девочек. 
По всей комнате другие разложенцы потянулись к Харли и друг к другу, стараясь прогрызть и процарапать заграждения. Он знал, что они успокоятся, как только он уйдёт. Они всегда успокаивались. 
- Извините, дети, - произнёс он, вставая на ступеньку. – Покормлю вас, когда вернусь. 
Он вернулся к грузовичку. 
- Я выехал, - сообщил он по рации. – Гомер? Ты тут? 
- Да, Харли. Конечно, тут. Увидимся. 
Почему он не спросил Гомера про Сару, спросил сам себя Харли. Он подумал, что, возможно, не хотел этого знать; что если были плохие новости, то он не хотел слышать их по рации. Не из-за Гомера. Из-за проклятой рации. В прошлый раз, когда были плохие новости, их сообщили не по рации, их сообщили три полицейских, которые были Харли как братья и которые могли подхватить его, если бы он в истерике рухнул на пол. Но этого не произошло; Харли сохранил контроль. А затем ударился в работу, чтобы не думать об ужасном несчастном случае. Круглосуточная работа помогала не думать о своей собственной жизни. 
Тёплый летний ветерок, обдувавший лицо по дороге, не помог избавиться от тошноты в желудке. Через полчаса он прибыл в полицейский участок. Несмотря на включённую сирену и шестьдесят миль в час по просёлочным дорогам, он жил слишком далеко от города, чтобы добраться быстрее. Затормозив перед участком, он засёк машину Сары. 
От облегчения, которое он испытал, ворвавшись внутрь и увидев жену на скамейке, он готов был упасть и разрыдаться, как ребёнок. 
Сара встала и бросилась к нему в объятья. 
- Слава Богу! - воскликнул он, крепко сжимая её. – Я уж думал, что с тобой что-то случилось! 
Она потрясла головой и начала плакать. 
- Что такое, детка? Что случилось? Что ты тут делаешь? 
- Патрик, - произнесла она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Это Патрик. 
- Патрик? Что? 
Он яростно моргнул, а сердце забилось, отдаваясь в ушах. 
- Что насчёт Патрика? 
Рыдая и не в состоянии говорить, она лишь трясла головой и сжимала его рубашку. 
Позади Харли возник капитан Меллнер и положил руку ему на плечо. 
- Нам нужно поговорить. 
- Нет, - ответил Харли, решительно тряхнув головой. – Патрик мёртв. Тут не о чем говорить. 
Меллнер взял Харли за плечо и завёл к себе в кабинет. Закрыл дверь. 
- Сядь, пожалуйста. 
Харли, неуверенный, что подгибающиеся ноги удержат его, сел. Маленькие белые пятнышки замелькали перед его глазами. Он никогда не ощущал обморочное состояние – даже когда Патрик погиб в автокатастрофе, даже когда ему пришлось опознавать мёртвое тело своего малыша. Даже во время похорон при виде четырёхлетнего мальчика в крошечном голубом костюмчике. Даже тогда. Контроль. Вот в чём всё дело. Если бы Харли потерял контроль, если бы Харли пришлось думать обо всех этих событиях, о которых родителю думать невозможно, он бы свихнулся. 
Но теперь он каким-то образом знал, что Меллнер собирается ему сказать, и теперь пятнышки подпрыгивали и вспыхивали перед его глазами, словно северное сияние. 
- Эта зараза распространяется не только на живых детей. Похоже, что она реанимирует…э…усопших. 
Меллнер присел на край стола и подался вперёд, словно готовясь ловить Харли до того, как тот кувыркнётся со стула на пол. 
- Смотритель на кладбище звонил недавно… 
Копатель, вот как его называют. Разве не всех смотрителей называют копателями? 
-…и могила Патрика была разрыта. Его и ещё нескольких детей. 
- Гробокопатели, - пробормотал Харли. – Какой-нибудь больной хуило… 
- Нет. Он видел, как Патрик выходил из ворот. 
- О, Боже, нет! – закричал Харли, закрыв глаза руками. – Этого не может быть. Пожалуйста, скажи, что этого не было! 
Меллнер не очень умел утешать – он осторожно похлопал Харли по плечу. 
- Мы вызвали Сару. Хотим, чтобы вы оба были тут. На случай, если Патрик…
На случай, если Патрик придёт домой. 
Харли резко поднял глаза и уронил руки на колени. 
- Мне нужно домой. 
- Нет, Харли. Я пошлю машину к твоему дому. 
О Боже. Только этого не хватало! Он только что узнал вторую худшую новость в своей жизни и думал, что хуже-то, уж точно не будет. Но если те полицейские войдут в дом и откроют дверь в подвал…чёрт, да весь дом провонял гниющими детьми. Им даже не нужно будет проходить дальше входной двери, чтобы понять, что внутри что-то серьёзно не так. 
- Нет, капитан. Я должен ехать домой. 
- Харли, поверь мне, ты никуда не едешь. Ты так же хорошо, как и я, знаешь процедуру. Родители не допускаются близко к своим детям. 
Харли сглотнул. 
- Давай я тогда поеду с сотрудниками. Я не буду один. 
- Нет, Харли, ты… 
- Капитан, пожалуйста. Если бы это был Эрон, ты бы разве не настаивал на том, чтобы идти? 
Капитан вздрогнул при упоминании имени его сына. Эрон пока что не подхватил эту болезнь. 
- Хорошо. Я пошлю Томпкинса. Езжай с ним. 
Харли вернулся в фойе. Сара вскинула голову на звук его шагов по кафелю. Сара. Он совершенно забыл про неё. 
- Что происходит? – спросила она, стискивая Харли руку, впиваясь ногтями в кожу. 
- Всё хорошо, детка. Я еду с Томпкинсом обратно в дом. 
- О, Харли, - захлёбываясь, проговорила она. – В дом? О, нет… 
- Всё будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. 
- Я еду с тобой. 
- Нет, детка, ты не можешь. Это теперь задача полиции. Почему бы тебе не поехать к маме? Не сама, Сара. Кто-нибудь из этих ребят отвезёт тебя. 
- Позвони мне, Харли, - заплакала она, испуганно округлив глаза. – Как только что-нибудь случится, тут же мне звони. 
- Конечно, детка. 
Он нежно поцеловал её и погладил по щеке, стараясь поддержать её, но понимая, что не преуспел в этом. 
Попытки Томпкинса шутить и проявлять сострадание он оценил, но проигнорировал. Харли был знаком с методикой и знал, чего добивается Томпкинс, но ему было всё равно. Сорокапятиминутная поездка до дома (Томпкинс, задрот, соблюдал скоростное ограничение) длилась бесконечно. 
- Это ведро выше сорока пяти едет? – вдруг выпалил Харли, прервав молчание. 
- Извини, Харли. Скоро приедем. 
И Томпкинс разразился очередным монологом на тему того, как ему жаль, как бы он хотел умереть, если бы что-то подобное случилось с маленькой Джинни. 
Харли прижался лбом к стеклу и постарался игнорировать голос мужчины. 
Наконец, он подъехали к дому. Они сидели в машине на подъездной дорожке и пялились на входную дверь почти с минуту. 
- Он мог и внутрь войти, - проговорил Томпкинс. 
- Нет, давай здесь подождём. Мы увидим, если он придёт. 
- Не увидим, если он подойдёт сзади дома, Харли. Кроме того, в машине ждать слишком жарко. 
Томпкинс вылез, хрустя ботинками по гравию. Скрепя сердце, Харли последовал за ним и остановился возле машины. 
- Не стоит туда ходить, - сказал он. – Там такой бардак. У Сары удар бы был. 
Томпкинс взглянул на Харли, прикрываясь ладонью от солнца. 
- Что происходит, Харли? 
- А? 
- Ты странно себя ведёшь. 
- Вспомни, что со мной сегодня произошло, а потом, блядь, подумай, что ты сейчас сказал. 
- Нет, мужик, тут ещё что-то. Я не хочу выглядеть бездушным козлом, потому что я понимаю, что с тобой сегодня произошло. Но Харли, мужик, ты ведёшь себя так, словно прячешь что-то. А ты ведь знаешь закон, да? Ты же знаешь, что не можешь делать то, что, по ходу, ты и сделал. Но есть шанс ещё всё исправить. Я никому не скажу, что увижу внутри дома. Хорошо, Харли?