Прометей восставший, Психология эволюции
7. Проведите все воскресенье у телевизора, смотря программы о животных. На следующий день, придя в офис, внимательно, как ученый-зоолог, понаблюдайте за иерархией стаи приматов.
Глава 5 Диккенс и Джойс: двухконтурная диалектика
НАШИ ЛЕГЕНДЫ И НАША ЛИТЕРАТУРА НАСЕЛЕНЫ МИЛОСЕРДНЫМИ БОГИНЯМИ И УЖАСНЫМИ ВЕЛИКАНАМИ.
В "Дэвиде Копперфильде" Диккенс с большим мастерством передает шок и страх ребенка, когда строгость туалетных процедур вводит в его континуум орально-матристского блаженства анально-патристские ценности второго контура. Трудно поверить, что это было написано за полвека до клинических исследований Фрейда.
Диккенс описывает идиллическое детство, в котором Дэвид живет с овдовевшей матерью, образ которой вполне можно охарактеризовать как воплощение bona dea (древней "доброй богини", воспоминанием о которой является "фея" -- персонаж современных детских сказок). В эту счастливую картину вмешивается ужасный отчим мистер Мэрдстон с его "комплексом Иеговы", воплощение карающего бога-отца. Невозможно соблюдать все правила Мэрдстона -- их слишком много и, кроме того, большинство из них даже не сформулировано как следует. Дэвид подвергается стеганию по ягодицам (для его же блага, безусловно, хотя Диккенс совершенно по-фрейдистски акцентирует внимание на очевидном удовольствии, которое Мэрдстон получает от этого процесса). Совершенно естественно, что Дэвид начинает интернализировать эту анальную систему ценностей и представлять себя маленьким преступником, в полной мере заслуживающим подобного издевательства. Затем Диккенс приводит сцену возвращения Дэвида домой после года пребывания в школе:
...Я вошел тихими, робкими шагами. Бог весть какие далекие, младенческие воспоминания могли пробудиться у меня при звуках голоса моей матери, доносившихся из старой гостиной, когда я вошел в холл. Мать тихонько напевала. Должно быть, давным-давно, когда я был еще младенцем, я лежал у нее на руках и слушал, как она мне поет... Напев показался мне новым и в то же время таким знакомым, что сердце мое переполнилось до краев, как будто старый друг вернулся после долгого отсутствия.
Одиноко и задумчиво звучала эта песенка, и я решил, что мать одна. Я тихо вошел в комнату. Она сидела у камина, кормила грудью младенца и придерживала у себя на шее его крошечную ручонку. Ее глаза были опущены и устремлены на личико ребенка, и она пела ему. Но больше никого с ней не было -- отчасти моя догадка оказалась правильной.
Я заговорил с ней, а она встрепенулась и вскрикнула. Но увидев, что это я, она назвала меня своим дорогим Дэви, своим родным мальчиком, пошла мне навстречу, опустилась на колени, поцеловала меня, положила мою голову себе на грудь рядом с маленьким существом, приютившимся там, и поднесла его ручонки к моим губам.
Почему не умер я тогда? Как хотел бы я умереть в ту минуту, когда мое сердце было переполнено! Больше чем когда-либо я достоин был в эту минуту быть взятым на небеса.
Мечта о возврате к оральной биобезопасности здесь слишком очевидна и не нуждается в комментариях.
Подобным образом в монументальном романе Джойса о сознании спящего человека -- "Поминках по Финнегану" -- Отец и Бог-отец всегда ассоциируются с войной и экскрементами, как заметил исследователь Джойса Уильям Йорк Тиндэлл. В громовом слове из ста букв, которое повторяется десять раз в сновидении, всегда чувствуются смысловые оттенки отцовства, угрозы, испражнения и войны. Так, в первом появлении на странице 1 это слово имеет вид:
bababalalgharaghtakamminaronnkonnbronntonnerronntounnthunntrovarrhounawnskawn toohoohoondenthurnuk
Здесь можно разглядеть (или расслышать) такие слова: арабское baba ("отец"), еврейское Abba (с тем же значением), Canbronne (имя генерала, который так кстати произнес: "Дерьмо!", когда его попросили уступить территорию), гаэльское scan (звук, исходящий из ануса), германское Ronnen (экскреция), внушительное orden, ассоциирующееся как с орденом за заслуги, так и с английским ordure. Ужасный Бог-Отец повсюду "Проводит свои маневры в разомкнутом строю" и проповедует анально-авторитарные ценности: "Нет никаких богов, кроме меня! Не поклоняйтесь идолам! Любите только меня!" Он -- злодей джойсовской goddinpotty (то есть garden party, вечеринки в саду), бог-плут, поставивший ловушку в Эдемском саду; эго, интернализусмое в обучении туалету (potty), бог грома и гнева (god-din).
Избегая его, "несчастные обитатели" земли всегда стремятся к его противоположности, А. Л. П. Альп -- это старогерманское слово, означающее "сновидение"; кроме того, альп -- корень названия первой буквы в греческом и еврейском алфавитах (альфа и алеф). В полном написании А. Л. П.-- это Анна Ливия Плюрабелла: прекрасная женщина, олицетворение "вод жизни". В ней столько же оральности и любви, сколько в "Омнибоссе" -- анальности и угрозы:
Стремительная, упругая, с дрожащими локонами, то сожмется в точку, то вдруг разольется целым наводнением, старомодная мамочка, чудесная мамочка, пригибаясь, проходящая под мостами... счастливая, как влажный день, журчащая, пузырящаяся, весело болтающая сама с собой, затопляющая поля...
Эта женщина-река -- Совершенная .Мать из наших детских снов и Великая Богиня древних, воплощение идеальной биовыживательной безопасности. Человечество, по мнению Джойса и Рэттрэя Тэйлора, вечно оставляет ее, чтобы следовать за Героем (Отцом) к "кровогрязи Ватерлоо" (поле битвы при Ватерлоо, покрытое кровью и экскрементами, демонстрирует анально-территориальные истоки войны), и вечно возвращается к ней.
Такое циклическое видение истории -- будь то у Джойса, Рэттрэя Тэйлора, Вико (у которого Джойс черпал идеи), Гегеля-и-Маркса и т.д.-- является лишь частью истины, но именно той ее частью, которую большинство людей испуганно отказываются признавать, поэтому ей необходимо уделять особое внимание. Говорим ли мы в терминах матристско-патристской диалектики Тэйлора, циклов Божественной, Героической и Городской эпох Вико, марксистско-гегельянской троицы "тезис-антитезис-синтез" или в терминах любых других вариантов этой схемы, -- мы говорим о закономерности, которая в действительности существует и регулярно проявляется.