Двое: я и моя тень (СИ)

— Без глупостей. Ага?
Лизи нахмурилась, отвесила Джимми звонкую пощёчину и попыталась пнуть его, но он крепко схватил её за руки, что-то рыча себе под нос. Она извивалась, скулила, кусалась, но он ловко накинул на её руку петлю и, не обращая внимания на слабые тумаки, привязал другой конец верёвки к батарее. Затем поймал вторую руку и проделал то же самое. Лизи прижалась к батарее и закричала, сверля Джимми взглядом, полным ненависти.
— А ну цыц! — рявкнул Джимми, когда Лизи плюнула ему в лицо.
Он вытянул из кармана белоснежный платок и стёр со щеки плевок. Скривился и отбросил в сторону.
— Сиди давай и не рыпайся, а то швы разойдутся. И тогда, чтобы научить тебя хорошим манерам, зашивать буду наживую. Поняла? Я спрашиваю: поняла? — рявкнул Джимми.
Лизи кивнула, сменив ненавидящий взгляд на испуганный, и поёрзала запястьями. Было страшно, хотелось забиться подальше в угол и затаиться. А ещё лучше принести с кухни непочатую бутылку дешёвого коньяка и пить до тех пор, пока черти не запляшут перед глазами и сами не начнут подливать. Утопить вчерашний день в рюмке и забыть его навсегда, чтобы он смешался с дешёвым пойлом, а потом выблевать его в унитаз и смыть. А потом целую неделю не выползать из душной квартиры.
— Не советую вырываться, а то натрёшь ручки свои, — он глянул на часы и лукаво улыбнулся Лизи. Ох ну и страшная же у него вышла улыбка! Оскал. — Ну час посидишь максимум. И смотри без фокусов.
— Скотина! — закричала Лизи, чувствуя, как слёзы навернулись на глаза.
Джимми прикрыл за собой дверь и вскоре его гулкие шаги утонули в давящей тишине. А потом дом словно притаился, выжидая, что же будет дальше. Соседи не орали друг на друга, чей-то несчастный ребёнок не выл на одной изматывающей ноте «Ма-ма-а! Ма-амо-очка-а!» Безмолвие оглушало, давило, сводило с ума. Всё это неправда. Всё это не с ней. Это какой-то трюк, дешёвый и мерзкий. Лизи зажмурилась, не веря в происходящее. Он, блять, её приковал к батарее, этот выродок Джимми! Страх навалился неожиданно и ошарашил: любой выродок мог зайти и сделать что угодно, выпустить кишки и намотать их на ржавый нож, которым ещё вчера прирезал жену и ребёнка. Лизи стукнулась головой об одеяло и чуть не взвыла от ужаса. Это какой-то грёбаный сюрреализм! Паника подкрадывалась на мягких кошачьих лапах, ловила испуганный взгляд Лизи и облизывала острые клыки. Лизи зажмурилась: «Раз, два, три…» Чтобы отвлечься, она принялась считать в уме, просто числа, бесцельные, пустые, никому не нужные.
В коридоре хлопнула дверь. Лизи прислушалась: хоть бы это соседка, старушка, вышла, чтобы спуститься в аптеку. Каждодневный, мать его, ритуал. Вот оно — спасение. Шарканье ног всё ближе, всё отчётливее: это звуки свободы, это музыка спасителя.
— Помогите! — крикнула Лизи. — Пожалуйста, развяжите меня!
Соседка остановилась и чуть приоткрыла дверь, шамкая беззубым ртом. Она прищурилась и посмотрела на Лизи. Улыбнулась.
— С добрым утром, — голос скрипучий, дрожащий, под стать старушке: дрожащая сухая фигурка, держалась и постукивала по ней ладонью.
— Развяжите меня, очень вас прошу. Помогите мне, — простонала Лизи.
Старушка покачала головой, медленно нырнула обратно в коридор и прикрыла за собой дверь. Лизи залепетала: «Нет, нет, нет, вернитесь, пожалуйста… Ну, пожалуйста…» Прогремел лифт, скрипя и скрежеща раскрыл двери и унёс соседку в жерло шахты. Лизи уронила голову и вздохнула. Замечательно. Просто класс. Она беззвучно заплакала, снова и снова пытаясь высвободить руки. Безуспешно.
На этаже снова послышались шаги, тихие, робкие, Лизи не стала тратить время и силы на взывание к совести очередного безразличного соседа. Чего доброго, она накличет на себя беду, только в этот раз не сможет отбиться. Приходи и пользуйся. Но в дверь тихонько постучали, и Лизи вздрогнула.
— Лизи, — позвал Артур.
— Артур! Я тут! Развяжи меня, — Лизи всхлипнула.
Артур открыл дверь и вошёл внутрь. Он глянул на Лизи и остановился, разглядывая её. Он скривился, как будто это ему было больно, а ней ей.
— Что случилось? — он поставил небольшой бумажный пакет на стол и опустился перед Лизи. Его пальцы коснулись её лица, очень осторожно. — Кто тебя привязал?
«Ай!»
— Меня избили, — она улыбнулась, глотая слёзы. Истерика накатывала, и Лизи как могла держала себя в руках, чтобы не сойти с ума. — И… И… Доктор… доктор… привязал меня для моего же блага.
Артур оглянулся и посмотрел на выход, будто кто-то мог вырасти из дверей.
— Кто избил? Здесь? Дома?
— Если ты не заметил, — нервно хохотнула Лизи сквозь слёзы, — я тут как бы к батарее привязана. Не окажешь мне услугу?
— Да, да, прости, сейчас.
Артур осторожно развязал узлы на её запястьях и освободил руки. Лизи обиженно всхлипнула и обняла Артура, разрыдавшись у него на плече. Он гладил её по волосам и успокаивал, прижимал к себе и шептал:
— Тише, тише. Тише. Что случилось? Что произошло?
Лизи тяжело выдохнула, она рассказывала, и голос её дрожал, то и дело срываясь:
— На меня напали вчера, и… Они хотели меня… Они… хо… хотели…
Она всё говорила, то плача, то невпопад смеясь от страха, а Артур разглядывал её лицо и хмурился. Обводил пальцами раны, застывшие во времени взрывы синяков, и Лизи хотела спрятаться в ладонях, отвернуться, но Артур каждый раз поворачивал её лицо обратно к себе.
— Я даже ещё не видела себя в зеркало. И пахну, наверное, так себе. А мыться нельзя. Запретил… запретил… доктор. Мне так страшно, Артур. Закрываю глаза и вновь возвращаюсь туда, вижу всё это… Господи.
Артур поцеловал Лизи в лоб и осторожно потянул её вверх.
— Давай-ка поднимайся.
***
Артур принёс в ванную комнату стул и усадил на него Лизи. Смочил под краном губку и осторожно коснулся подбородка, стирая кровь. Лизи вздрагивала, ойкала и прятала глаза, смущаясь, будто было что-то постыдное в её состоянии, неестественное. Артур понимал её. Он знал, что такое боль, в конце концов он всю жизнь прожил с этим чувством. Унижения. Оскорбления. А сколько раз его избивали? И не в подворотнях, не в заброшенных и забытых богом канавах, а на глазах у прохожих. Они просто через него переступали, как через мусор, и шли дальше по своим делам: никому никогда не было дела до Артура Флека, психически больного одиночки. Если бы он умер на тротуаре или в магазине, никто бы и не заметил.
Артур отжал смоченную губку и снова осторожно провёл ею по лицу Лизи. Она привстала, ища зеркало взглядом, и посмотрела на себя.
— О боже! — воскликнула она. — Мне ведь в понедельник выходить на работу, первый день. Как же я?.. Кошмар! Я потеряю эту работу. Что же делать?
— Ничего подобного, ты позвонишь и всё объяснишь: если они хорошие люди, то всё поймут, — Артур бросил губку в раковину. — А теперь…
Он подошёл к ванной и хмыкнул. Да, работёнки тут немало. Он оглянулся и посмотрел на Лизи: она всё ещё разглядывала себя в зеркало, и на её лице отпечатался неподдельный ужас. Нерешительный пальцы замерли возле виска, не отваживаясь дотронуться до пластыря, скрывающего глубокую ссадину.
Артур включил душ и обдал ванну кипятком. Да уж. Он взял пачку Лизи с раковины, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Выпустил молочное облако и затянулся снова. И пока он оттирал ванную, не жалея насыпав чистящего средства, стряхивал пепел в густую пену и поглядывал на Лизи. Она отвернулась от зеркала и осунулась, взгляд печальный, потухший. Тонкие пальцы обводили налившийся синяк на щеке, протянувшийся тёмно-синей рекой от самого лба.
— Почему тебя били? — спросила она.
Артур пожал плечами и хмыкнул:
— Кто знает… Давай-ка лучше полезай в ванну.
Густая пена утекла в слив, унося с собой грязь и боль, и ванна засияла чистотой. После порошка в воздухе повис запах сирени, оседая на стенах поздней весной. Артур помог Лизи раздеться, поднял её на руки и перенёс в ванну. Взял губку из раковины, смочил её и приложил к засохшему потрескавшемуся пятну крови на груди. Лизи зажмурилась. Её бледная кожа покрылась мурашками, она подрагивала и то и дело обнимала себя, пряча себя от Артура.