Ураган (ЛП)

— Я вспоминал все хэллоуинские истории, которые слышал в детстве, и предупреждения об охотнике за душами и его свите демонических созданий, бродящих в темноте вне улья. Те, кто настолько глуп, чтобы покинуть безопасный дом, становятся их законной добычей. И едва свита попробует твою кровь или охотник за душами отравит тебя диким дыханием, ты превратишься в проклятого, осужденного, подобно им, вечно блуждать в темноте.
Я не знала, что сказать. Мортон говорил о тех же хэллоуинских историях, что мы использовали, дабы помочь Гленне. Я читала ее разум, когда она вышла из-под гипнотического воздействия. Девочка верила, что пробудилась ото сна. Вспоминала, как была в таинственном месте, где охотник за душами преследовал ее, а правосудие и ангел света встали на ее защиту.
Гленне едва исполнилось десять лет, но она выкинула из головы эти сонные образы и радостно убежала. Мортон был на пятьдесят лет старше, но явно испытывал более глубокий, укоренившийся страх перед хэллоуинскими историями.
В подобных делах возраст — не единственный фактор. Лукас говорил, что Гленна обладает достаточной силой воли и храбростью, чтобы попасть в ударную группу. Мортон походил на меня — обычный член улья, оказавшийся в не подходящей ему роли.
Мортон застенчиво усмехнулся.
— Консультант говорила, что хэллоуинские истории — миф, и охотника за душами не существует. Говорила, что мы полетим в главный улей при свете дня; что в самолете всегда безопасно. Сознанием я понимал, все ее слова — правда, но где-то в глубине души меня пугала мысль лететь через Внешний мир лишь под защитой металлического барьера толщиной с бумагу, разделяющего нас с охотником за душами и его демонической свитой.
Вид его эмоций заставил меня отказаться от обороны и говорить более открыто.
— Меня тоже отвезли для тренировок в Футуру. Как и ты, я спала во время полета туда и очень боялась лететь обратно. Возможно, ты слышал, была причина, по которой истории о Прасолнце пугали меня больше, чем об охотнике за душами. Все путешествие я думала, что Прасолнце, находящееся за стенкой самолета, ищет возможность меня ослепить.
— Значит, ты оставалась в сознании на пути обратно? — спросил Мортон.
— Да.
— Меня пришлось усыпить. Путешествие в Футуру оказалось травматичным. Я больше никогда не покидал улей. И не покину, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
Мортон затих на мгновение, а потом, внимательно глядя на меня, заговорил вновь.
— Мне рассказывали, ты полностью акклиматизировалась к путешествиям во Внешнем мире.
— Моей ударной группе, командиру-тактику и мне пришлось преодолеть страх перед Внешкой и выйти на задержание цели, угрожавшей улью, — защищаясь, ответила я. — Но я бы не стала утверждать, что полностью акклиматизировалась. Масштабы Внешнего мира не поддаются описанию, а условия существенно меняются в течение года из-за того, что называют сезонами. Я провела там мало времени и столкнулась лишь с некоторыми вариантами.
— Мои аплодисменты, что ты вообще решилась выйти во Внешку.
— Спасибо.
— Мне говорили, ты выходила во Внешний мир не только днем 1c7738. Ты бывала там и ночью.
Хотела бы я прочитать мысли Мортона при этих словах. Неважно, что он узнал, будучи взрослым, неважно, что говорила ему логика, детские истории о Хэллоуине по-прежнему властвовали над глубочайшими уровнями его разума.
Мортон до сих пор верил в существование охотника за душами и его демонической свиты. Он рисовал себе, что во время сна во Внешке ко мне подкрался человек в черном плаще и красноглазом шлеме? Воображал, как охотник за душами опустился на колени, чтобы одарить меня демоническим поцелуем? Мортон верил, что дикое дыхание охотника за душами овладело мной, превращая в часть его кошмарной свиты?
Следующие слова Мортона подтвердили мою теорию.
— Ты уверена, что эти ночи во Внешнем мире не повлияли на тебя? Не изменили тебя?
Я не видела смысла успокаивать Мортона утверждениями, что хэллоуинские истории — это миф. Их власть над ним слишком сильна и не может быть сломлена, значит, надо воспользоваться в споре правилами этих историй.
— Вспомни рассказ о ребенке-лунатике. Охотник за душами вторгся в его сны и выманил из улья. Девочка проснулась и обнаружила, что находится в темноте Внешки, а охотник за душами и его свита беснуются вокруг, но не могут ей навредить. Хотя физически она оказалась во Внешнем мире, несгибаемая преданность и вера в улей защитили ее, а на рассвете появился ангел света и в безопасности довел ее до дома.
Мортон, казалось, задумался.
— Действительно, реальная защита от влияния Внешнего мира — не сила стен улья, а сила нашей преданности.
Я кивнула и привела довод из рассказа:
— Когда девочка вернулась домой, ее радостно встретила куча народу, но один человек выступил против. Он сказал, что девочка, должно быть, вступила в демоническую свиту и должна быть изгнана во Внешку. Девочка ответила, что члены свиты не могут спеть песни долга улью, а затем пропела куплет номер десять.
Помолчав, я стеснительно начала:
— Улей — это наш мир,
Он вмешает и насыщает нас.
Улей — наш мир,
Он охраняет и защищает нас.
Мортон рассмеялся и, похоже, расслабился.
— Да, а затем ребенок предложил чужаку ответить песней, а когда он попытался, обнаружился его облик и личность. Охотник за душами замаскировался ради последней попытки захватить девочку, но та втянула толпу в пение куплетов Долга улью, и власть слов изгнала злодея прочь.
Похоже, мы успешно разобрались с опасной темой моего выхода во Внешку, поскольку сейчас Мортон смотрел на меня с одобрением. С тех пор, как узнала, что являюсь телепатом, я накопила список вопросов, которые хотела задать своим коллегам, и сейчас не могла отказаться от шанса узнать самое важное.
— Не мог бы ты мне кое-что объяснить? Откуда возникло правило, что телепаты не должны встречаться?
Лицо Мортона на мгновение дрогнуло. Лукас был экспертом по поведенческому анализу. Он мог бы сказать, вызвана эта реакция тревогой, гневом или другими эмоциями. Я не могла.
— Сапфир говорила мне, что ты спрашивала ее об этом, — заметил Мортон.
Я поразилась. Мортон осуждал Сапфир, и все же они общались друг с другом, в том числе, обо мне.
— Тебе говорили о запрете на встречи телепатов, но не о причинах этого запрета, — продолжал Мортон. — Ведь улей обеспечивает своих преданных членов проблемным знанием, только если оно совершенно необходимо для их работы. В этих делах улей знает лучше.
На такую реплику существовал лишь один приемлемый ответ, и я дала его:
— Улей знает лучше.
Мортон явно считал, что разговор на эту тему закончен, но я рискнула продолжить отстаивать свое мнение.
— Положение телепатов очень отличается от ситуации других жителей улья. Мы неизбежно получаем разрозненные знания из разумов, которые читаем.
Мортон нахмурился.
— Да. Эмбер, ты еще узнаешь, что случайное обучение — это нехорошо. В чужих разумах я видел вещи, которые хотел бы забыть, но не могу. Они преследовали меня во сне. Я дошел до того, что просил стереть эти воспоминания, но мой запрос отвергли. Улей слишком хорошо знает, что игры с разумами телепатов могут угрожать их способностям.
Меня встревожили не столько слова Мортона, сколько его взгляд в этот момент.
— Любопытство — опасная черта для телепата, — заметил Мортон. — На нас возложено чудовищное бремя знаний. Неразумно утяжелять его осознанным желанием выяснить больше.
Мортон не собирался отвечать на мой вопрос, но я попробовала подступиться иначе.
— Я работаю телепатом всего несколько месяцев, а твой опыт насчитывает четыре десятилетия. Я была бы благодарна тебе за любой совет.
— Эмбер, каждый телепат следует своим путем, но я полагаю, что для всех нас одинаково подходят три совета. Первый я тебе уже дал. Ты должна умерить свое любопытство.
Я сочла, что Мортону ни к чему продолжать твердить об этом, но послушно кивнула.