Звено цепи (СИ)

Не в колбасе счастье, но когда у человека есть всё необходимое, у него остаётся время на то, чтобы по-настоящему любить свою родину, не за плакаты и агитацию, а просто за то, что это — его родина. Пусть даже он и не станет писать это слово с большой буквы. И ради своей родины, современной России, наши современные солдаты так же готовы отдавать свою жизнь, как их деды в Великую Отечественную. С той лишь разницей, что сейчас сама родина ведёт себя гораздо благодарнее к тем, кто её защищает. И это правильно. Это норма.
Но всё-таки, за сколько можно продать родину? А свою собственную жизнь и свободу? Как раз об этом вопросе размышлял, сидя на совещании, полковник Александр Борисович Баринцев. По его мнению, некоторые люди мало задумывались над тем, что никакие деньги, никакие доллары и евро в любом количестве, не могут заменить человеку ни чистой совести, ни тем более, потерянной жизни. Пятьсот тысяч евро! Сумма, если вдуматься, ничтожная, но ради неё человек идёт на преступление. Пятьсот тысяч! На них можно, к примеру, купить престижную квартиру, в доме Веге — и останется лишь "на карманные расходы"! А квартира стоит того, чтобы ради неё идти на преступление?
— Извините, что прерываю ваши размышления, Александр Борисович. — Голос генерала вывел Баринцева из задумчивости. — Ничего, что мы ждём ваших объяснений?
— Я полагаю, что объяснений нужно ждать от Сергея Сергеевича, — парировал полковник. — Аналитический отдел — это его ведомство. Как случилось, что в отделе оказался человек настолько непредсказуемый и непроверенный, что он ухитрился уничтожить всю информацию и никто ему не помешал?
Сергей Сергеевич Ланской глянул на Баринцева, но вместо ответа постучал карандашом по зеркальной поверхности стола и поджал без того тонкие губы.
— У нас сегодня повальная эпидемия задумчивости, не иначе! — Генерал развёл руками. — Это ЧП, господа! Я жду хоть чьих-то вразумительных комментариев. Что говорит этот Арефьев?
— Ничего, — отозвался наконец Ланской. — Точнее, он говорит даже слишком много, но ничего по существу. И кстати, он работает в отделе уже четыре года. У него безупречный послужной список и на него подумали бы в последнюю очередь. Но он даже не особенно прятался.
— И что?
Ланской посмотрел на генерала и пожал плечами. Карандаш в его пальцах снова совершил переворот и щёлкнул о столешницу.
— Я уже докладывал. Он говорит, что ему предложили пятьсот тысяч евро за то, чтобы он стёр всю информацию, взятую с диска Никитина, с которой мы сейчас работали. Кто предложил — он не знает, потому что "меньше знаешь — крепче спишь". Деньги переведены на заграничный счёт, на имя его жены, которая улетела в Вену позавчера. Сам Арефьев утверждает, что его всё достало и что ему даже всё равно, что его посадят, главное, как он выразился, что его семья не будет ни в чём знать недостатка.
— Весьма наивно с его стороны, — не выдержал Баринцев.
Ланской глянул на него и скривился. Но больше ничего не сказал.
— Хорошо, у нас осталось хоть что-то? — снова спросил генерал. — Как случилось, что нет копий диска? Не говорите мне, что весь результат многомесячной охоты за этим негодяем Мориным — псу под хвост!
— Это не совсем так, — мотнул головой Ланской. — Осталась кое-какая информация, которую мы успели расшифровать и взять в оперативную разработку. Остальное… — Он развёл руками. После чего снова принялся стучать карандашом.
Когда генерал отпустил всех подчинённых, Баринцев отстал в дверях и вернулся. Подсев как можно ближе к Чёрному, он ещё и придвинулся, так что генерал сразу понял: сейчас будет сказано что-то очень важное и секретное.
— Я думаю, что что у нас есть ещё один источник, — сообщил Баринцев.
— Вот как? И где он? Не темни, Саша, хоть чем-то меня порадуй!
Но Баринцев уклончиво качнул головой.
— Ничего конкретного пока сказать не могу. Но когда агент изымал источник, он получил от меня указание сделать копию и придержать в надёжном месте. — Сейчас Баринцев прикрывал своевольный поступок Сокольского, но лучше было не заморачивать начальству голову, объясняя подробности. — Я так сделал, потому что опасался, что за этим источником ведётся охота и курьер может не довезти его до конторы.
— Ну, это совсем другое дело! — оживился генерал. — Так где же копия?
— Не знаю. Этим делом, насколько вам известно, занимался один из наших опытных агентов. У него есть свои тайники, которые уж точно не привлекают ничьё внимание.
— Ну, так о чём мы тут толкуем? — Генерал придвинулся ещё ближе. — Вызови его и пусть привезёт!
— Не могу. Группа сейчас на операции.
— Отзови, это важнее!
Баринцев умел проявлять твёрдость, когда это нужно, поэтому не мигая посмотрел на генерала Чёрного.
— Нет. Эту операцию мы готовили несколько месяцев. Выйти сейчас с ним на связь — означает поставить под удар всю его группу. Вот закончат — сами явятся. Тогда и поговорим.
— Ты хоть понимаешь?!..
— Дмитрий Иванович! Информация на Морина, безусловно, важна. Но не приоритетна на данный момент. Морин всё равно никуда не денется. Сергей Сергеевич только что сказал, что в разработке остались несколько фрагментов утраченных данных. Путь ими пока и займутся. Группа должна закончить то, что начато.
Генерал сдался и кивнул.
— Под твою ответственность, — сказал он.
Полковник кивнул.
— И ещё, — добавил он. — Информация о том, что существует копия, не должна уйти за пределы этого кабинета.
Чёрный хотел было возмутиться тому, что Баринцев напоминает ему такие элементарные вещи, но передумал и молча кивнул.
— Под твою ответственность, Саша, — только и повторил он.
* * *
Сокольский спал, укрывшись с головой пледом. Поскольку он единственный бодрствовал всю предыдущую ночь в мотеле, никто не возражал. Инга явно наслаждалась дорогой. Ольгин сперва ещё пытался с ней о чём-нибудь заговорить, но потом бросил эту затею. Ему никак не удавалось найти тему, на которую напарница ответила бы что-нибудь более многосложное, чем "да", "нет", и "угу". Пейзаж за стёклами "Камаза" так же не радовал разнообразием. Перелески сменялись открытыми участками, изредка проплывали посты ГАИ и маленькие посёлочки, притулившиеся почти вплотную к дороге домики, покосившиеся заборы, новые заборы, деревянные заборы, железные заборы, столбы, дорожные знаки, реки под мостами… Когда стало совсем невмоготу, Ольгин спросил:
— Что это за человек?
— Где? — без выражения переспросила Инга.
— Тот, о котором шеф говорил вечером. Которого убили.
— А он сам не сказал?
— Ты слышала, что нет.
Инга кивнула и замолчала, давая этим понять, что не собирается касаться темы, о которой умолчал начальник.
— А я и сам угадаю.
Она скептически на него покосилась.
— Серьёзно, — пообещал Ольгин. — Некто увидел нечто в том здании, где бизнес-центр, за что его пытали и убили. Потом была названа фамилия Шеллер. От Никитина я слышал, что этого Шеллера взяли, потому что он кого-то не того грохнул. МСМ собирал компромат на Шеллера, но Шеллер был ему не по зубам, пока имел своего покровителя в УВР.
— Об этом так прямо и говорили? — заинтересовалась Инга.
— Ты забыла, на кого я работал? — Слава ухмыльнулся. — Это Никитину казалось, что он мне прямо ничего не говорит и я не в курсе его с МСМ дел. Но я всё время был рядом. Хочешь — не хочешь, а услышишь. Не всё, конечно.
— Может, тебе нужно ещё один допрос с пристрастием устроить? — предположила Инга. — Знаешь много, а никому не говоришь.
— Погоди! — Ольгин махнул на неё ладонью. — Только один вопрос: это как-то связано с трупом, который нашли месяца три назад, на городской свалке?
— Связано. — Голос принадлежал Сокольскому. Он повернулся на спину и теперь смотрел в пластик верхней полки. — Тот человек был моим родным братом, Олегом Сокольским. Теперь рассказывай.
— Что?
— Всё, что слышал у Никитина. Про Шеллера и про его дела.