Драгоценный дар
— Ладно-ладно, бывают профессии и хуже, — примирительным тоном заметил Эд.
— Да? Ну-ка назови.
— Н-ну… — Он задумался, почесал затылок, ничего не придумал, хмыкнул. — Хотел было сказать «адвокат», но вдруг вспомнил, что получаю раз в десять больше тебя.
— Именно! — с торжеством воскликнул Марк, потом посерьезнел. — Знаешь, нам бы с тобой почаще встречаться или хоть перезваниваться. Мне как-то немного легче стало. Хорошо, давай к делу. Я заканчиваю в восемь, если, конечно… Ну, ты сам знаешь, что дальше, однако будем надеяться, сегодня ничто не помешает. Думаю, часам к девяти успею добраться до Лонг Шор-драйв. Не лучшее время для визита, но я ведь не в гости собираюсь, верно?
— Отлично, в таком случае встретимся там. Я обещал миссис… хм… нашей общей знакомой быть у нее в семь. Но если хочешь, могу перенести и заехать сначала за тобой.
Марк, задумавшись лишь на секунду, отказался. Как ни смешно, но почему-то мысль о том, чтобы снова появиться перед Вирджинией с покрытыми щетиной подбородком и щеками, да еще в мятом костюме, была ему неприятна. Если поторопиться, то можно забежать в ближайший к участку магазин и купить хотя бы новую сорочку и джемпер, а потом заскочить домой и побриться. Да, пожалуй, так будет лучше, решил он, простился с другом и повесил трубку. Потом повернулся к компьютеру и продолжил методично заполнять графы отчета, но что-то словно зудело в мозгу, мешая сосредоточиться на деле.
Марк тряхнул головой, задумчиво расчесал пальцами растрепанную шевелюру, пытаясь понять, что же его тревожит. Так и не придя ни к какому выводу, поднялся и прошел в туалет, умылся ледяной водой и взглянул на свое отражение в зеркале. Увиденное не порадовало его.
И до чего же я докатился, черт побери? Волосы не стрижены уже почти месяц, несмотря на требования протокола, опять небрит, глаза ввалились и покраснели. Жалкое зрелище, больше чем жалкое… Душераздирающее. Одно слово, холостяк, причем не по призванию, а вынужденный, так и не научившийся быть холостяком.
Вон посмотри на Ронни, сказал он себе, лихорадочно роясь в карманах в поисках расчески. Мужику скоро пятьдесят, а он всегда опрятный, брюки со стрелками, хоть бумагу режь, каждый день новая сорочка и галстук. В парикмахерскую раз в неделю не ленится ходить, в нижнем ящике стола бритву запасную держит на случай, если вечером соберется куда-нибудь пойти. Вот это человек заботится о себе.
А я что? После ухода Лео совсем в неряху превратился. И не надо говорить, что времени совсем нет. Чушь! Ронни работает не меньше меня, а вот ведь все успевает. Наверное, дело в чем-то другом…
Марк пожал плечами и вернулся на место, пообещав себе использовать уик-энд с максимальной для собственной внешности пользой.
Первые десять минут он сосредоточенно стучал по клавишам, но вскоре внимание снова стало рассеиваться.
Какого дьявола я думаю о такой ерунде? Да какая, черт побери, разница, как я выгляжу? Что я, ухаживать, что ли, собираюсь за кем-то? Впечатление хочу произвести? Так ведь нет же. С какой стати вдруг…
Тут перед внутренним взором неожиданно появилось тонкое лицо, окруженное облаком пышных вьющихся волос, и прямо в душу устремился полный муки взгляд карих глаз.
Детектив тяжело сглотнул, поморгал, прогоняя непрошеное видение, и снова положил пальцы на клавиатуру. Но образ Вирджинии Десмонд — ибо это ее лицо он увидел четко, словно наяву, — отказывался исчезнуть и оставить его в покое.
Да что с тобой, приятель? Совсем спятил? Ты на кого позарился? Забыл, что дамочка супруга своего застрелила? — возмутился голос разума.
Но второй, определить который Марк не решался, тут же возразил, что никто толком не знает, она ли это сделала. Вон и Тед уверен, что все написанное ею правда. Он не сомневается, что она на самом деле утратила не только память, но и слух. Под влиянием сильного потрясения такое якобы возможно…
Вот именно — якобы. И кто это утверждает? Психиатры? Да разве ты принимаешь всерьез их заявления? Ты же сроду не верил в эту чушь, Марки.
Да, не верил. И сейчас не верю. А вот в то, что глаза — зеркало души, верю. Она же страдает… страдает сильнее, чем Христос, распятый на кресте. Это подделать невозможно.
Хорошо, согласен. Но это не решает вопроса о ее виновности, возразил голос рассудка.
Верно. Но ведь и суд его не решит. Сам же знаешь, чего стоят решения этих баранов, именуемых присяжными. И кроме того, она ведь хочет не того, чтобы ты помог ей отвертеться от наказания. Она хочет узнать правду. Как это она написала?
Марк быстро обшарил многочисленные карманы и нашел смятый листок, что прилагался к отчету Вирджинии.
Ага, вот это место:
«…Вы не представляете, каково это — просыпаться утром и бояться, что именно сегодня вспомнишь, как твоя рука спустила курок. Пожалуйста, помогите!».
Ну ладно, уговорил. Отправляйся, Дон Кихот, и сражайся во славу Прекрасной Дамы, насмешливо изрек первый из голосов.
Нечего ехидничать, резко оторвал его второй. Речь идет не о прекрасной даме, а о правде. Я всегда боролся и буду бороться за правду, за то, чтобы преступник отвечал за содеянное им и нес наказание.
О да, боролся, это верно. Ты такой фанатично-убежденный борец, что даже не заметил, как жену из-за этого потерял.
Жену я потерял не потому, что поздно домой возвращался и в театр ее не водил, а потому, что выбрал не ту. Взвалил на яркую, беззаботную бабочку неподъемную ношу. Лео ведь не виновата, что родилась в богатой семье, что родители, потерявшие первенца, избаловали до невозможности единственную оставшуюся у них дочь. Она привыкла, чтобы ее ублажали, считались только с ее желаниями. Естественно, что я не мог дать ей того, чего она хотела и, безусловно, заслуживала.
Ну да, ну да, а вдове миллионера ты много чего сможешь дать, продолжал свои насмешки голос здравомыслия.
— Заткнись! — не выдержав, вслух заорал Марк, тут же пришел в себя и оглянулся.
Так и есть, все, кто находился поблизости, уставились на него. Он побагровел, но все же нашелся, прикрыл то ухо, где всегда во время работы торчал наушник его личного телефона, и тоном ниже произнес:
— Извини, приятель. Погорячился.
Коллеги-детективы перемигнулись, ухмыльнулись, но, судя по всему, поверили его спектаклю.
Марк тихо выдохнул, выругался про себя и добавил еще несколько слов, заканчивая воображаемый разговор.
Так тебе и надо, тихо буркнул отказывающийся признать поражение голос номер один. Но Марк быстро приказал ему прекратить перепалку, допечатал отчет и, отказавшись от предложения сменяющихся одновременно с ним ребят заглянуть в бар и выпить пива, покинул здание участка.
Мужчина, вошедший около девяти вечера в трехэтажный особняк Десмондов на Лонг Шор-драйв, лишь цветом волос да мощной фигурой напоминал того детектива Стэтсона, что побывал там всего три дня назад.
Эд Бернштейн, благодарение Господу, если и заметил его преображение, то виду не подал. Да нет, к чему тут «если»? Естественно, заметил. Мало что могло укрыться от внимательного взгляда адвоката. Впрочем, Марк не удивился его непроницаемому виду. Чего еще ждать от человека, основой делового успеха которого является умение прятать свои мысли и блефовать?
А вот реакция миссис Десмонд, вернее отсутствие таковой, его озадачила. Неужели он ошибся в своей оценке и она существенно более талантливая актриса, чем ему представлялось?
Он мрачно размышлял над этим, обмениваясь рукопожатием и пустыми, ничего не значащими фразами с Эдом, пока не понял, что голова миссис Десмонд сейчас должна быть полностью занята мыслями о предстоящем процессе, а совсем не пустым кокетством. Какое ей может быть дело до его изменившейся внешности в то время, когда на карту поставлена ее жизнь? Да она скорее всего и в первую их встречу не обратила внимания ни на его измятый костюм, ни на растрепанные волосы, ни на все остальное. Тут ему пришло на ум, что и Эдди, вероятно, настолько озабочен предстоящим сражением в зале суда и более чем возможным его исходом, что попросту не отметил перемен в облике друга.