Надгробие для живых (СИ)

— Порезали? Выбирайся оттуда, я сейчас спущусь.
— А ты говорил, что добычи не осталось! — мне почему-то хотелось рассмеяться, но из-за сбитого дыхания вышло только улыбнуться.
— Это тебе не шутки, он нас обоих почти достал. В снегу выпавшем отдыхал, сука. — Кас аккуратно наступал на траву, взвалив обе свои винтовки на ремень. — С прыгуном ты хорошо придумал. Ещё чуть-чуть, и он мог добраться до меня.
— Укусов нет?
— Ты это у меня спрашиваешь? Не меня он повалил. Руку лучше покажи.
Я показал ему руку, которой закрывался от зубов пятихвоста. Рукав куртки взял на себя основной удар, но под ней всё же виднелись кровавые капельки. Только бы этот не был из тех, у которых слюна ещё и зуд вызывает!
— Вроде бинтовать не надо. Пошли.
— Бритволист резать будем?
— Нет времени и сил. Да и хватает его сейчас. Мы свою норму выполнили.
— Наконец-то!
— Рано радуешься, мы через две недели опять выходим.
— С таким графиком можно и по городу соскучиться.
— Ну уж нет, по Гринману я никогда не заскучаю.
Гринман был одним из тех мест Леднистых Холмов, где температура воздуха доходила до плюсовых. Часть жителей круглосуточно вертелась вокруг солнечного купола — технологии, данной нам предками Старой Истории. Они давно готовились к тому, что всё вокруг превратится в морозные земли. Проблема в том, что они не ожидали новых животных и растений. Хотя до сих пор бродят слухи, что часть этих людей укрылась в огромных городах-бункерах, со своими солнцами, и живут там, под землей. Но этими байками только детей развлекать.
— Как думаешь, Кас, пришёл кто-нибудь?
— А какая разница? Если пришёл, то скорее всего мы его увидим на полях или на охоте. Другого не дано.
— Вдруг строитель?
— Редко сейчас строители по холмам бродят. С момента восстания в Смогстоуне, строители стали скорее новым предметом роскоши. Мне кажется, если покажешь, что можешь сделать стул, в особо бедствующих городах тебе дадут местечко под солнцем!
— Это ведь бесполезно.
— Я не в прямом смысле. Это вроде устойчивым выражением называется. Мне прадед говорил, что ему отец рассказывал, как иногда люди называли вещи не своими именами.
— Ну и нахрена?
— Глупые были. Оттого Старая История и закончилась. Люди были слишком глупыми, и в итоге все передохли.
— А если нет? Помнишь, в позапрошлом месяце приходил какой-то псих, рассказывал, что знает, где эти люди ещё остались.
— Он, может, ещё и из бункера вылез? Нечего в такой бред верить, особенно охотнику, Сэм. Ты ещё начни верить в сказки, что на юге нет снега, и живут там не прыгуны!
— Так ведь…
— Сэм! Ты и сам должен понимать, что это байки оптимистов. Не маленький уже, чтобы в такой идиотизм верить.
Я не ответил ему и уставился на пейзаж. На многие мили вокруг картина не менялась: заледеневшая земля, покрытая снегом почти на четверть ноги, сквозь которую иногда пробивалась трава серого цвета — каменные шипы. От каменного в них ничего не было, просто это была та из немногих вещей, которая никак тебе не угрожала. Справа в небо упирался лес: вечно зелёные хвойные, вперемешку с обветшалыми или развалившимися домами, в которых и сейчас можно найти что-то полезное вроде металлолома и прочего. Охотники туда не ходят, так как охотиться на животных в лесу стоит лишь тогда, когда дома никто не ждёт. Да и не все обученные для выживания в лесу возвращаются в город, особенно это касается, естественно, новичков.
Уже где-то отдалённо слышался шелест первой контрольной точки и перевалочного пункта на пути в Гринман — реки с очень быстрым течением, помогающим ей не оледенеть до конца. Мы почти всегда делали тут привал, потому как пятихвостов отпугивало столько шума. Ночные хищники предпочитали корозубов в лесу, а лунатики обычно стекались к городам, считая костры недостаточно заманчивыми. Хотя, помню, и такое случалось. Кас именно на этот счёт и держит запасную винтовку. На островке, делящем устье реки на два брода, примостилась небольшая хижина из кирпичей, с покосившимся входом и дырявой крышей из ржавых листов металла, грохочущих от любого дуновения ветра, и запасом дров внутри.
Пока я занимался костром, Кас повесил туши, чтобы из них вытекла вся кровь, положил оружие сушиться на камне, и скрылся внутри, чтобы приготовить одно спальное место и сделать засечку. К тому моменту, когда он подошёл к костру и устало сел на землю, я уже поставил на разогрев ужин и набрал воды для кипячения.
— Рука в порядке? — спросил меня Кас, уткнувшись глазами в лазерную винтовку. Он спрашивал меня скорее из вежливости, а не потому, что боялся за моё состояние.
— Болит слегка, — я посмотрел на следы зубов. Могло быть гораздо хуже, но всё же не стоит тратить удачу на такие мелочи.
— Противоядие брал на всякий случай?
— Конечно! Андерсон мне про него напомнил раз двадцать.
— И правильно сделал. Намажешь, если хуже станет. К закату надеюсь быть в Гринмане.
— Разве? Не налегке ведь будем, без привала не обойтись.
— Знаю… — Кас посмотрел на туши зверей. — Как думаешь, Чарльз сильно обидится, если я им бошки поотрубаю?
— Не думаю. Но и поменяет это мало.
— Ошибаешься. Мозги у прыгуна весят достаточно, а полезного в них ничего нет. Тащить будет проще.
— Как скажешь… — Кас уже достал нож, но затем посмотрел на размеры зверей, перевёл взгляд на лезвие, воткнул его обратно в ножны и вздохнул.
— Больше мороки только. И Ведьма мне самому голову снесёт, если так сделаю.
— Почему Ведьма?
— Потому что старая, сухая, злая, и вечно горбится над котлом.
Ведьмой Кас называл Маргарет, одну из поварих в столовой для охотников и скаутов. Иногда в ней чисто случайно мог затесаться фермер или какой-нибудь жандарм, но если первые обычно ели то, что вырастили, то вторые ели прямо на работе, сидя на посту или обходя рынки.
— Кто первым дежурит? — Кас смотрел на пляску прозрачных языков пламени, держа свою реликвию на коленях.
— Давай ты.
— Тогда иди, разбужу ближе к часу.
— Почему не в полночь?
— Потому что если ты опять уснёшь из-за недосыпа, лучше от этого никому не станет. Штаны пока подлатай, там есть пара лоскутов кожи, — надо же, а я уже и забыл, что у меня порезы на ногах. К счастью, порезы травы немногим больше, чем порезы от листа бумаги. Но тем не менее, воздух задувало противно.
Я вошёл в хижину, машинально зажёг керосиновую лампу и упал на лежак. Картина ветхой комнатушки с земляным полом, потрескавшимися кирпичами и затхлым воздухом навевала на меня какое-то странное чувство, будто каждый раз, ночуя тут, я возвращался домой. От этого по груди разбредался чуть уловимый поток тепла, для которого, возможно, когда-нибудь даже существовало название.
Пока я отдыхал и чинил штаны, Кас успел перестроить костёр, убрав все угли к центру и завалив их толстыми поленьями, чтобы уменьшить пламя. Всё-таки он был из бывалых охотников, и темноты не только не боялся, но и плевал на всех её обитателей. Хотя он и ненавидел приходящий с закатом холод, весь сжимался, как будто уменьшаясь в размерах. А потом, когда я сменял его, он будто бы через силу, цепляясь онемевшими пальцами за курок, отдавал одну винтовку и медленно уходил спать, но постоянно ворочался, ворчал, а пару раз вскакивал на ноги и буквально силой заставлял меня ложиться обратно, продолжая дежурство за меня. После этого он обычно был полностью измотан, и времени на отдых днём уходило в разы больше.
Перед глазами плавали узоры. Очевидно, я спал недостаточно глубоко, а потому на краю сознания что-то смутно улавливалось, что-то необъяснимое, непонятное настолько, что стоит только подумать об этом, как между лопаток начинали бежать мурашки. Это непонимание пугало меня ещё больше: страх неизвестности плотно заседал в горле, а оттуда расходился по всему телу. Помню, как у меня колотилось сердце на первой охоте, когда Кас позволил мне выстрелить, а я даже не ожидал, что убивать может быть так страшно. Пусть сначала это и было тяжело, но четыре следующих дня я улыбался до ушей, будто мне подарили самую лучшую штуковину в мире! Впрочем, резкая эйфория скоро выветрилась, любая стычка со зверем стала рутиной, хотя происходящие инциденты всё ещё будоражили, будто всё повторялось заново, и я опять учусь убивать.