Морриган. Отраженье кривых зеркал (СИ)
Дэмьен снова исчез в одной из многочисленных комнат особняка, оставив Морриган наедине с беспокойными мыслями.
Эмма Фитцджеральд не была похожа на серийного убийцу, да и то, что, вместо веретничества она могла обратиться к зеркальной магии – лишь предположение, ничем пока не обоснованное. Но за свою бытность Охотницей Морриган повидала достаточно, чтобы с уверенностью заявлять: в тихом омуте черти водятся. Зачастую за весьма приятной личиной скрывались безжалостные ведьмы и колдуны. Да и обычные люди, лишенные магического дара, преподносили немало сюрпризов.
Заслышав за спиной шаги, она обернулась. Дэмьен выглядел задумчивым.
– Эмму Фитцджеральд провозгласили маской три недели назад – то есть за три недели до нападения на Агнес, Линн и Оливию, – сообщил он.
– И почти за две недели до нападения на Рианнон, – пробормотала Морриган. – И что же она совершила?
– Украла у одного из местных магов зачарованный родовой кулон. Магия в нем совершенно безобидная – связана с подчинением сновидений своей воле.
– То есть осознанными сновидениями? – уточнила она.
– Почти. Только сильнее и результат гарантирован. Засыпаешь, сжимая в руках кулон, и представляешь картины, которые хотел бы увидеть во сне. А дальше воображение и магия кулона делают свое дело, насылая желаемые сны, очень подробные и яркие.
– И зачем ей понадобилось красть этот кулон?
Дэмьен пожал плечами.
– Это был один из балов, устроенных Линн Фитцджеральд. И, по словам свидетелей, именно там маг Дома Ассона похвастался своим кулоном. Эмма в шутку предложила продать ей такую замечательную вещицу, на что он ответил, что это родовой кулон и может принадлежать только его семье. И все бы забыли об этом разговоре, если бы месяц спустя Ассон не заявил о пропаже кулона.
– И что, серая стража взялась за это дело? – Морриган выгнула бровь.
– Серую стражу кражи не интересуют. Они занимаются лишь убийствами – это тебе не Департамент Кенгьюбери, некоторые отделы которого берутся за самые незначительные преступления. Здесь ситуация иная – если обвинитель сможет доказать факт преступления и поймать вора – его осудят. Нет – обвинителю придется ждать, когда вор кого-нибудь убьет. Только тогда серая стража пойдет по его следу.
Хмыкнув, Морриган покачала головой. Нет, все-таки жить в Кенгьюбери намного безопаснее. Правда, сейчас она была вынуждена согласиться с Дэмьеном: куда менее страшной казалась перспектива отсидеть положенный срок в тюрьме, нежели… стать маской.
– Получается, что Ассон сумел доказать виновность Эммы. А серая стража вообще задумалась о том, зачем дочери королевы города, которая явно не нуждается в деньгах, красть у кого-то? Да и что? Несчастный амулет?
Берсерк помолчал.
– Эмма слыла мечтательницей, любила читать, вложила часть семейной казны на постройку библиотеки, больше похожей на средних размеров дворец. И на том вечере выказала немалый интерес к кулону Ассона – даже по меркам Пропасти, где можно обнаружить все, что угодно, по-своему уникальной вещицей. Его зачаровала еще прабабушка Ассона, обладательница редкого сновидческого дара. – Дэмьен пожал плечами. – Не забывай, она выросла в семье Агнес Фитцджеральд. Кто знает, может она по жизни вела себя как капризная принцесса и была уверена, что все сойдет ей с рук?
– Но это, знаешь ли, очень удобно – стать маской как раз накануне нападения на семью Фитцджеральд. Глупо подозревать маску в преступлении с использованием магии, ведь колдовать они не могут. А значит это – идеальное прикрытие. Агнес ведь тоже в свое время прикрывалась маской, чтобы выведать планы врагов. Что мешало Эмме пойти по стопам матери? Ей ничего не стоило сговориться с кем-нибудь, украсть кулон у Ассона, попасться, стать маской на пару-тройку месяцев… а после – или освободиться от оков маски, восстановить способность к колдовству и убить мать и сестер… или – если, по твоим словам, это невозможно – дождаться, когда ее сообщник, зеркальник или зеркальница, уничтожит ее семью. После этого Эмме остается только дождаться конца срока ношения маски… и стать королевой Пропасти.
– Не представляю, что бы Эмма Фитцджеральд пошла на такое…
– Если Эмма в свое время отказалась от дара веретничества, отношения сестер и матери к ней должно быть холоднее льда. А о том, что творилось в ее душе, никто не знает – как и то, какие секреты она прятала от посторонних.
– Даже если предположить, что молодая мечтательница Эмма, любительница книг и кошек, все это время планировала хладнокровное убийство собственной семьи… мало занять освобожденный со смертью Агнес трон, его нужно еще и удержать, – возразил Дэмьен. – Агнес – железная старуха, но даже на нее главы других Домов неоднократно совершали покушения. Агнес быстро наказывала виновных, но сам факт… Думаешь, скромнице Эмме, к тому же, по твоим словам, отказавшейся от веретнического дара, это под силу? Да ее убьют, не успеет Высокое Собрание объявить ее королевой!
– Подожди. – Морриган удивленно поморгала. – Хочешь сказать, «королева Пропасти» – не фигуральное выражение, а настоящий титул? То есть с церемониями, короной и всем прочим?
– Не корона, обруч: серебряный для мужчин, золотой для женщин. Согласен, в этом есть некий элемент театральности, но и Пропасть – не самое обычное место. Насколько мне известно, еще с век назад наши предки обходились без подобных пафосных атрибутов. Но… мода диктует свое. В оправдание мужчин скажу, что, в отличие от королев Пропасти, они не увешивают свои обручи россыпью драгоценных камней.
Морриган насмешливо фыркнула.
– Не представляю «железную старуху» Агнес Фитцджеральд, увешанную рубинами и бриллиантами.
– В этом плане она уподоблялась сильному полу, предпочитая носить простой и строгий обруч, – заметил Дэмьен. – Нередко Агнес и вовсе забывала о короне. Все, что ее интересовало – это магия и власть.
– Ладно, с этим разобрались. Но вот что еще меня смущает: если бы план духа зеркала удался, и все семейство Фитцджеральд, включая и чудом выжившую Оливию, погибли… как быть с тем, что Эмма все еще остается маской?
– Так как любой осужденный на время ношения маски официально не существует, даже останься Эмма последней из Фитцджеральд, разумеется, она не могла бы в открытую заявить о своем праве на трон. Но как только бы она освободилась, то смогла бы или на равных правах с остальными бороться с действующим королем… или, на свой страх и риск, созвать Высокое Собрание, которое решит ее судьбу. Возможно, если Оливия была бы сейчас мертва, при выборе следующего правителя Пропасти Высокому Собранию пришлось бы принять во внимание и маску Эмму. Вот только меня гложут сильные сомнения, что кто-то стал бы дожидаться момента, когда она снимет маску, чтобы вступить на трон. Хотя утверждать наверняка не могу – насколько я знаю, подобных прецедентов еще не было.
– Высокое Собрание?
– Совет глав всех Домов Пропасти, – пояснил Дэмьен. – Если не объявляется претендент на трон, именно главы Домов избирают нового правителя Пропасти – разумеется, из своих же.
Морриган отшвырнула газету на низкий журнальный столик из голубоватого стекла и села в стоящее рядом кресло. Невероятно мягкое, охотно принявшее ее в свои бархатные объятия. Единственное неудобство заключалось в том, что теперь ей приходилось смотреть на Дэмьена снизу вверх.
– То есть, если бы и глава, и дочери Дома Фитцджеральд оказались убиты, то их убийца мог бы заявить о своих правах на престол?
– Мог бы. Более того – он бы занял его в то же мгновение. Для этого достаточно просто захватить Тольдебраль, и сделать его обителью своего Дома, включая сыновей и дочерей Дома и его адгерентов.
– А если Высокое Собрание будет против нынешнего короля/королевы Пропасти?
Дэмьен развел руками.
– Или им останется просто смириться с этим или… сговориться друг с другом и убить нынешнего короля/королеву, освободив место для более подходящей кандидатуры.
– Ого, – только и смогла вымолвить Морриган. – Хороши у вас порядки.