Пандемия (СИ)
В приемной сидел все тот же капитан, что и утром. Она подошла к нему и, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя в ней все кричало и ныло от боли и страха, произнесла:
— Извините, я снова к вам.
— Дежурный капитан Сломин слушает, — он кисло посмотрел в её сторону и добавил, — Видно, пришли извиняться, что все нормально и сын дрыхнет, и вы счастливы, а мне можно закрыть дело?
— Нет, дело закрывать не надо. Я обзвонила всех Колиных друзей. Его ни у кого из них не было. Единственный, кто его видел вчера вечером, был Игорь. Это его приятель. По его словам, они должны были встретиться через час возле железнодорожной насыпи. Там такая, знаете, лесополоса меду гаражами и железной дорогой. Однако, когда он туда пришел, Николая не было, а телефон его не отвечал. Это наводит на мысль, что с ним могло произойти что-то страшное, — тут она не выдержала, и слезы потекли из её глаз ручьем, — Да имейте же совесть, ведь у вас у самого трое детей, а у меня он один, понимаете, один-единственный. Ему всего-то семнадцать. В прошлом году девятый закончил и в этот, как его, колледж пошел. Он и курить-то по настоящему не курит, так для бравады балуется перед девчонками. А то, что поругались с ним, так это все ерунда. Я сердцем чувствую, что случилось что-то…
Все это она высказала на одном дыхании, и капитан, до этого весьма спокойный, нахмурил брови и, сняв фуражку, провел рукой по волосам, после чего произнес:
— Я понимаю вас, но надо, чтобы прошли хотя бы сутки, чтобы начать действовать. Как я могу дать команду, если он вдруг вот сейчас уже, пока мы тут с вами разговариваем, сидит дома и смотрит телек в ожидании взбучки от вас?
— А если время упустим? Вы же сами сказали, что, вовремя начав, можно и грабителей и насильников найти?
— Так то насильники. А вашего сына, что изнасиловали, что ли? Ладно, дочь была бы, а то парень, ему через год в армию по годам, а вы все его за дите малое держите. Может он где с девчонкой какой азы, так сказать, мужской жизни познает, а вы тут демагогию разводите: украли, зарезали.
— Вы знаете, сколько людей вот так пропадает бесследно и что — ничего, не могут найти, а почему, потому что поздно стали искать.
— Да если вам рассказать, вы сами не поверите. Добрая половина из пропавших по стране мотается, бомжует, а с виду приличные люди. Часть из них просто с больной психикой. А сколько бежит из дома от жизни, в кавычках, с любимыми предками, которые или пьют, или мордуют их, так, что жизнь не в радость. Вот что я вам скажу. Идите-ка домой и если завтра не объявится, даю вам слово, заведем дело и примем все меры к розыску. Вам ясно?
— Да.
— Вот и отлично, голубушка.
Марина Владимировна повернулась и на одеревеневших, как ей показалось, ногах пошла к выходу. Уже дойдя до самой двери, где стоял постовой, она неожиданно повернулась и опрометью бросилась обратно. Прижавшись лицом к стеклу, она чуть ли не влезла головой в овальное отверстие и, плача, умоляюще произнесла:
— Товарищ капитан, может, в порядке исключения, пошлете какого-нибудь сотрудника, и он посмотрит место, где они обычно собираются, и переговорит с Игорем, который его видел последним? Вдруг, хоть какую ниточку отыщет. Пожалуйста, — и она посмотрела на капитана такими глазами, что он дрогнул и тихо произнес:
— Ладно, чувствую, вы не отстанете, посидите в коридоре, сейчас что-нибудь придумаю.
Она отошла от окна и села на лавочку, стоящую у стены. Через парадную дверь входили и выходили люди. Милиционеры и просто граждане, которые пришли сюда по своим делам, кто паспорт получать или оформлять прописку, да мало ли кто и зачем приходит в милицию, и только она одна была в этом коридоре с настоящей бедой и потому ей казалось, что весь мир должен замкнуться на ней и её проблеме. Её ничего не интересовало сейчас, кроме одного — где её сын, как он там, жив ли?
— Гражданочка, — услышала она чей-то голос. Она повернула голову. Рядом стоял совсем молоденький лейтенант и, взяв под козырек, представился:
— Лебедев Павел Юрьевич, инспектор райотдела милиции. Мне поручено побеседовать с вами и оказать посильную помощь в розыске вашего сына.
— Товарищ лейтенант…
— Можно просто Павел Юрьевич.
— Да, конечно, как скажете. Павел Юрьевич, понимаете, он ушел из дома вчера вечером, около восьми…
— Я прочитал запись в журнале и дежурный рассказал мне подробности. Может быть нам лучше сразу найти приятеля вашего сына, Игоря, и переговорить с ним? Заодно он показал бы нам место, где они договорились встретиться?
— Конечно, конечно, и я так думаю, пойдемте, — она засуетилась и, направились за лейтенантом к выходу. Уже на улице, она достала телефон и позвонила Игорю.
— Игорек, это мама Николая Гладышева, узнал? Коля не звонил? Нет, угу. Я обратилась в милицию, ты не мог бы с инспектором поговорить? Да-да, я как раз сейчас с ним к нашему дому направляюсь. Что? Нет, ты бы нам место показал, где вы должны были встретиться. Хорошо. Мы будем минут через пятнадцать. Договорились.
— Договорилась, Игорь подойдет к нашему подъезду минут через десять, пойдемте, Павел Юрьевич, — она посмотрела по-матерински на инспектора, тем более, что как ей показалось, он был не намного старше её сына. Впрочем, сейчас ей все молодые люди чем-то напоминали сына. И она, прибавив шаг, направилась вместе с инспектором в сторону дома…
Минут через двадцать, они втроем стояли возле того места, где Игорь договорился с Николаем встретиться накануне вечером.
— Вот тут мы обычно тусуемся, — и он рукой указал на место. Кусты огораживали протоптанную дорожку, по которой обычно выгуливали собак. Поваленная береза, рядом с ней росла еще одна, метров двадцать высотой. Остатки костра, который не один десяток раз зажигали, чтобы согреться или что-то поджарить. Три пня, невесть откуда принесенных, служили вместо стульев. Сразу за кустами овраг и далее насыпь и железнодорожное полотно. Товарный, стуча колесами на стыках, медленно потащил тяжелые цистерны и платформы то ли с гравием, то ли с песком в сторону станции.
— Не шумновато ли здесь? — спросил Павел.
— Не, нормально.
— Давно облюбовали это место?
— А черт его знает, с детства.
Глядя на Игоря инспектор улыбнулся. Взъерошенные волосы, словно химия на голове, придавали тому озорной вид, напоминая воробья, попавшего под дождь.
— И часто вы здесь бываете?
— Ну, когда как. Летом часто, а зимой не очень, холодно, да и снега полно.
— А вчера просто хотели посидеть пива попить?
— Вроде того.
— А дома никак нельзя?
— Ха, кто же дома даст пива попить, скажете тоже, — Игорь исподлобья бросил скептический взгляд в сторону Марины Владимировны.
— Действительно, вряд ли, — чуть усмехнувшись произнес Павел, успев заметить взгляд Игоря, и добавил, — а кто-то еще должен был прийти, я имею в виду из друзей, может девушки или только вдвоем?
— Не, я ж говорю, бабла мало, наскребли сколько было. А девчонок нет. Одна болеет, другая тоже не смогла.
— А так вообще и девчата собираются?
— Ну да, а че, нельзя? Нынче шкода уже в двенадцать вовсю камасутру изучает и субботники устраивает, не то что мы, — и, снова насупившись, посмотрел на Колькину мать, стоящую поодаль.
— Это я так, к слову спросил.
Игорь промолчал, а Марина Владимировна стояла и слушала их беседу, не встревая со своими вопросами, хотя её так и подмывало спросить про сына.
Инспектор о чем-то подумал, потом достал записную книжку из кармана курки. Заглянул в неё, и, обращаясь к Игорю, спросил:
— Скажи, а вы когда собирались, брали с собой магнитофон или там гитару, к примеру, или просто сидели, пиво пили?
— Когда как. В основном так, трепались. Иногда Серега приносил маг, но он такой х… хреновый, ленту зажевывает. А на гитаре у нас никто не играет, так бренчим помаленьку и все.
— Значит, ничего ценного у Николая при себе вряд ли что-то могло быть, кроме сотового телефона?