Фламандский секрет
От Дирка не укрылось внимание, с которым женщина наблюдала за его братом, и в какой-то момент он не мог удержаться от чувства, очень напоминавшего ревность. Но молодой художник немедленно отмахнулся от этой мимолетной мысли, словно от назойливой мухи. Совсем недавно Фатима убедительно дала ему понять, кто в действительности является объектом ее интереса. К тому же, говорил себе Дирк, его брат уже приближался к порогу старости и, мало того, был слепцом. С другой стороны, младший ван Мандер заметил, что после короткого и странного эпизода с можжевеловым маслом Фатима не сказала ему ни слова. Даже ни разу не взглянула. В ее поведении можно было усмотреть кокетство или — кто знает? — угрызения совести. В конце концов, решил про себя Дирк, она замужняя женщина. По правде говоря, на молодого художника обрушилась лавина предполагаемых объяснений. Может быть, телесный контакт у португальцев считается обычным делом и не таит в себе ничего иного, никаких скрытых намеков. А возможно, теперешнее равнодушие Фатимы — это часть хитроумной игры, тонкой стратегии обольщения? Единственной достоверностью, которую Дирку пришлось признать, был тот факт, что после приезда Фатимы он ни о чем другом не мог думать. Так художник и писал портрет этой женщины: изучал взглядом ее юный профиль и в то же время пытался проникнуть в тайники ее души и угадать, что за мысли прячутся в этих загадочных черных глазах. Спасаясь от потока захлестнувших его гипотез, Дирк остановился на такой: все происшедшее было не чем иным, как игрой его воображения, помутившегося от долгого мужского воздержания. Поэтому теперь молодой человек решил сам проявить инициативу. От принятого решения его прошибла такая дрожь, что переломился зажатый в зубах уголь; сердце в груди Дирка било копытами, как вставшая на дыбы лошадь. Под предлогом поиска нового угля художник направился в другой конец мастерской. Фатима использовала передышку, чтобы пошевелить головой. Проходя за ее спиной, Дирк приостановился и мягко положил ладонь на шею женщины. Он тут же ужаснулся своей дерзости. Но, заметив, что Фатима хранит молчание, как сообщница, Дирк скользнул рукой к ее плечу. Женщина не противилась. Дирк обнаружил, что эти тайные ласки доставляют ему болезненное наслаждение, находящееся по ту сторону сладострастия; больше того, он открыл, что на самом деле его особенно возбуждает отсутствующее присутствие Грега. Казалось, перед невидящими глазами старшего брата, в его упорядоченной и просчитанной вселенной происходит безмолвная катастрофа, которую вызвал к жизни младший брат. Но, размышляя обо всем этом, Дирк также заметил, что пассивность Фатимы, позволявшей ласкать свою шею, не несла в себе никакой чувственности, даже нежности. Еще точнее, ее безучастие больше походило на отказ, нежели на согласие. Ощутив эту необъяснимую апатию, Дирк продолжил свой путь к маленькой кладовке, где в строгом порядке хранились связки карандашей, углей, сангин и перьев. Он искал среди десятков углей такой, что соответствовал бы по твердости только что сломанному; молодой художник начал терять терпение, он нервно рылся среди бесчисленных инструментов, разбрасывая их как попало. Дирк с шумом открывал и захлопывал ящики, и чем больше искал, тем меньше мог обнаружить. Привлеченный этой суматохой, Грег обернулся в сторону кладовки и безразличным тоном, который на самом деле означал недовольство, спросил у брата, что именно тот ищет. Дирк, размахивая переломанным углем, отвечал не без злости. Его сильно раздражала привычка брата во все вмешиваться. С другой стороны, он знал, что Грег ведет тщательный учет всему, что есть в мастерской, чего сам он, разумеется, никогда не делал.
Грегу не пришлось напрягать память, чтобы ответить, что это был единственный оставшийся уголь, и тем самым упрекнуть брата за небрежность в обращении с инструментом и нерадивость, помешавшую ему на прошлой неделе сходить в лавку. Он прибавил, что если Дирк хочет продолжать работу, у него еще есть в запасе пятнадцать минут, чтобы дойти до рыночной площади, пересечь ее по диагонали, перебраться через канал, зайти в лавку и купить там углей. Дирк недовольно фыркнул, вытащил несколько монет из маленького кошелька, резко развернулся и, не сказав ни слова, отправился на улицу.
Как только Дирк вышел, Фатима поднялась с табурета, повертела по сторонам головой и выгнула спину. Она обнаружила, что спина устала, а ступни немного занемели. Встав возле окна, португалка почувствовала, что ей необходимо помассировать ноги. Она приподняла тяжелую юбку, поставила стопу на табурет и обнажила ноги, длинные, стройные и гладкие. На какое-то мгновение женщина застеснялась присутствия Грега, сидевшего совсем рядом, но в конце концов, сказала она про себя, он никак не может считаться свидетелем. Сначала Фатима круговыми движениями растерла бедра, потом опустилась к икрам и ниже — до самых щиколоток. Не меняя позы, она спросила Грега, надолго ли отлучился его брат.
— Этого времени недостаточно, — ответил Грег загадочно.
Старший ван Мандер ощущал дыхание Фатимы рядом с собой и даже, наверное, чувствовал близость обнаженного тела. Глаза художника, мертвые и в то же время полные волнующей живости, смотрели прямо в ее глаза. Выражение этих глаз настолько напоминало взгляд, что Фатима в очередной раз засомневалась, вправду ли он слеп. Отчасти чтобы проверить это странное ощущение, отчасти повинуясь внезапному порыву, женщина приблизила свои губы к лицу Грега — так близко, что почувствовала легкое прикосновение его усов, тронутых сединой. И замерла в этом положении, сдерживая желание коснуться губ. Грег протянул руку, положил на затылок Фатимы и придвинул ее лицо еще ближе к губам. Но не поцеловал. Он хотел ощущать тепло ее кожи своей. Тогда Фатима взяла его руку и положила себе на бедро — на то место, которое только что гладила сама. Глаза Грега оставались открытыми, они были похожи на два бирюзовых камня, лежащих на дне затянутого дымкой озера. Фатиме подумалось, что душа Грега — точь-в-точь как это темное озеро, а два прозрачных камня — это самое главное, что в ней сокрыто. И казалось, стоит только погрузить руку в эти сумрачные глубины, чтобы добраться до беспримесной синевы его сердца. Она обхватила руки Грега и провела ими по бедрам, крепким как камень, но нежным и теплым, как бархат ее платья. Временами Фатима чуть отстранялась и, не выпуская запястий художника, переносила его руки на другое место, словно побуждая его угадывать, какая это часть тела. Совершив в итоге путешествие по всем открытым участкам кожи, женщина поднесла указательный палец Грега ко рту, смочила своей слюной, приспустила вырез на платье и направила палец к левому соску, маленькому и твердому, размером и плотностью напоминавшему жемчужину. Фатима чертила по поверхности своей кожи тончайшие линии, используя как инструмент подушечку пальца, влажный отпечаток которой походил на нежный след, оставленный улиткой. Если художник пытался проникнуть дальше, чем Фатима ему позволяла, она сильнее сдавливала его запястья и вела его палец туда, куда хотелось ей. Руки Грега позволили себя приручить и повиновались желаниям их новой хозяйки. Творец маленькой вселенной, созданной по его образу и подобию, всезнающий слепец, вокруг которого предметы перемещались с точностью космического порядка, всемогущий властелин, из-под чьего контроля ничто не могло ускользнуть, — он неожиданно отдался на волю маленькой девочки. Послушно колыхаясь в сотканной ею паутине, Грег погружался в забытый сон сладострастия. Фатима наблюдала за ростом бугра, который все более рельефно выступал на поясе мастера, стягивавшего его штаны на талии и в паху. Женщина протянула руку к этому холму, стремившемуся вырваться за пределы треугольника, ограниченного кожаным поясом. Но не дотронулась. Она по-португальски шептала на ухо художнику обо всем, что могла бы сделать, если бы только это оказалось у нее в руках. Не переставая говорить, но и не прикасаясь, женщина начала водить своей маленькой ладонью вдоль этой колонны, принимавшей все более вертикальное положение. Казалось, руки Фатимы обладают странным магнетическим воздействием: не было никаких прикосновений, но когда кончики ее пальцев двигались вдоль сильного тела этого плененного животного, оно приходило в возбуждение; его метания походили на конвульсии рыбы, хватающей воздух ртом. Промежность Фатимы описывала круговые движения вокруг колена Грега, ее ляжки и икры напрягались в такт колебаниям ее бедер.