Кожное лекарство (ЛП)

* * *
Первый день судебного процесса.
Судья Боуэн: Элизабет Хаген, ты признаёшь, что являешься ведьмой?
Хаген: Я признаю, ваша светлость, что являюсь той, кого так называют.
Судья Боуэн: Ты признаёшь, что околдовала это сообщество?
Хаген: Я признаю, что у меня есть способности. Я признаю, что использовала их против тех, кто причинил мне зло, ваша светлость. Меня побили камнями, разве нет? Мою хижину чуть не сожгли, ведь так? Меня изгнали те, кому я помогала бесчисленное количество раз. А теперь… взгляните на меня! Избитая, окровавленная… Разве не имею я права отомстить за себя?!
Судья Боуэн: Ты совершила преступление против господа нашего Иисуса Христа, женщина. Подобное карается смертью. Признаёшь ли ты, женщина, что поклоняешься Сатане?
Хаген: Сатане? Сатане? Вы говорите о христианском дьяволе, ваша светлость? У меня с ним нет никаких дел.
Судья Боуэн: Тогда с кем ты заключила свою мерзкую сделку?
Хаген (смеётся): Сделку? Сделку, говорите? С ним, разве нет? С тем, кто ползёт и скользит. С тем, кто господствует над тёмными лесами и пустыми долинами. С тем, кто повелевает с трона из человеческих костей.
Судья Боуэн: И как ты зовёшь эту мерзость, этого беса?
Хаген: Как я его зову? Он — есть Она, а Она — есть Он! Тот, кто не имеет названия. Та, что зовёт вас по имени из самых мрачных и заброшенных мест. Он и Она — есть Оно, что не носит имени, ибо нет ни единого слова, способного уместить в себе истинный смысл их имён!
Судья Боуэн: Назови имя, ведьма, во имя Господа нашего Иисуса Христа!
Хаген (смеётся): Иисуса, говорите? Христианский шарлатан! Я совершала свои деяния во имя Него, во имя Неё; во имя Того, кто извивается во Тьме!
Судья Боуэн: Значит, ты признаёшь, что заключила договор с этим безымянным демоном?
Хаген: Признаю, если уж вам так угодно, ваша честь. Признаю.
Судья Боуэн: А признаёшь ли ты, женщина, ещё и то, что в твоём погребе была та мерзость? Что ты её выращивала? Вскармливала, так сказать, ужас, который поглотит весь мир?
Хаген: Вы убили всё веселье, ваша светлость! Уничтожили то, что высосало бы всю радость и справедливость!
Судья Боуэн: Я приказываю тебе, женщина, назвать имя того, с кем ты заключила сделку! Того, кто дал тебе власть над человеком и природой.
Хаген: Может, хотите, чтобы я и петлю у себя на шее сама затянула? Желаете, чтобы я рассказала о тех, кто обитает в забытых местах? О тех, кто прыгает, скачет и ползает?
Судья Боуэн: Ты уже рассказала, женщина. Уже рассказала… А теперь речь пойдёт о детях. Признайся в этом преступлении, во имя Иисуса Христа!
Хаген: Признаюсь, ваша светлость, но не во имя вашего фальшивого бога. Дети? Дети… Да, я забрала их жизни и смеялась над этим! Я пила их кровь и смаковала их плоть, слышите? И я освободила того, кто пожирал их крошечные мозги и ковырял в зубах их крошечными косточками… И это только начало! Только начало! Ты слышишь меня, жирный хряк из Проктона?! Это только начало…
Судья Боуэн: Нет. Дни, когда ты могла творить зло, подошли к концу.
Хаген: Подошли к концу? Правда, ваша светлость? Я так не думаю! Меня били камнями. Меня пытали. Око за око, говорили они? И я говорю так же: око за око! Во имя Него! Подошли к концу? Тот, кого я призвала, будет существовать в веках. Наследию никогда не придёт конец, клянусь душой моей матери, которая горит во тьме. Даже сейчас есть трое, с чьей помощью ад придёт в этот мир…
* * *
Так и случилось.
Пока Элизабет Хаген томилась в своей тюремной камере, случилось самое странное: три деревенские девушки забеременели.
И каждая была дочерью городского священнослужителя: Хоуп из Конгрегационалистской Церкви, Райс из Церкви Христа и Эберс из Пресвитерианской Церкви.
Девушки утверждали, что они девственницы, и даже прошли обследование у доктора.
Непорочное зачатие. Жители деревни ликовали… и боялись, помня, кого сейчас держат за решёткой.
А Элизабет Хаген днями и ночами пела и читала призывания неестественными голосами в своей камере.
* * *
Через неделю после начала процесса, когда всё больше и больше свидетелей выступали против вдовы Хаген, три девушки — Кларисса Эберс, Мэрилин Хоуп и Сара Райс — в свои шестнадцать лет выглядели как женщины на четвёртом месяце беременности.
Их животы, казалось, выросли всего за одну ночь.
Доктор Левин признал, что подобное невозможно; что даже единственный такой случай может поколебать все известные догмы… а три, несомненно, исключают возможность совпадения.
А затем всё стало ещё хуже.
В одну и ту же ночь у троих девушек начались сильнейшие приступы. Они впадали в ярость, нападая на всех, кто находился поблизости; кричали, ругались и уничтожали всё, что попадалось под руку. Они отчаянно царапали собственную кожу, словно пытались освободиться от того, что пряталось внутри.
Сара Райс, фактически, сдирала с предплечий и бёдер собственную плоть.
Всех троих пришлось запереть и привязать, чтобы они не причинили вреда себе или другим и не убежали в лес, к тому, кто, как утверждали они, манил их и наполнял их головы «ужасными звуками».
И конечно, день ото дня становилось только хуже.
Они не ели, утверждая, что могут питаться только кровью и сырым мясом.
Они оскорбляли своих матерей, отцов и всех, кто находился в пределах слышимости.
Предметы двигались по их комнатам, со стен срывались распятия и иконы, деревянные балки стонали и трескались, мебель опрокидывалась.
Девушки говорили на неизвестных языках голосами мёртвых.
Они раскрывали тайны, о которых не могли знать.
Из всех отверстий их тел вытекали чёрные зловонные жидкости.
Из их раздутых животов доносились нечестивые звуки.
От них исходили мерзкие, тошнотворные запахи.
И не один человек бежал в ужасе, когда слышал голоса, шепчущие из влагалищ девушек.
Не было никаких сомнений, что девушки одержимы демонами. Демонами, которых, естественно, выпустила сама вдова Хаген.
Священнослужители предприняли попытку экзорцизма, но потерпели неудачу.
Священник Джон Райс из Церкви Христа часами сражался с Мэрилин Хоуп, пытаясь вырвать её душу из злобных дьявольских рук. Он читал над ней Писание и требовал, чтобы она — или то, что живёт в ней, — подчинилась воле Иисуса Христа. Но девочка только смеялась, хрипела и выгибалась, крича слова на разных языках.
Она требовала, чтобы ей принесли мясо и кровь. Она требовала плоть детей.
Священник Райс пытался совладать с летающими по комнате предметами и «обрушившимся ледяном ветре, сбивавшем меня с ног».
Демон внутри Мэрилин говорил голосом давно умершей первой жены священника Райса, рассказывая ему в подробностях, как её насилуют в аду. Как его отец и мать, тоже, будучи здесь, пожирают младенцев — и в доказательство она начинала говорить поочерёдно их голосами.
После двенадцати часов психических, физических и душевных атак священника Райса увели разбитым, сломленным человеком с обнажённой кровоточащей душой.
Следующую попытку предпринял Эберс, потому что у отца Мэрилин не было сил смотреть на собственную дочь в таком непристойном состоянии.
Сначала всё шло хорошо, и уже казалось, что то, что обитало в девушки, уступило. Мэрилин начала плакать и изливать свою измученную пережитым душу.
Но когда Эберс наклонился, чтобы выслушать признание, она лизнула его в ухо и произнесла шёпотом фразу, которую расслышал лишь он.
Фразу, из-за которой у него от лица отлила вся кровь.
Фразу, которая заставила его выбежать из комнаты этого проклятого дома, добраться до своего пристанища и приставить пистолет к виску.
И положить всему конец.
Всё было безнадёжно.
Три девушки были зажаты в тиски всемогущего зла, которое владело их телом и душой.