У кромки прибоя
— Могу я теперь идти? — резко спросила она, мечтая о том, чтобы он отодвинулся и позволил ей вздохнуть!
К счастью, Томас так и поступил, отойдя за стол, однако не сел в кресло, а остался стоять, разглядывая её из-под полуопущенных ресниц.
— Нет, — наконец с нажимом произнес он. — Мы еще не обсудили несчастный случай с Ниной.
Как она могла забыть? Ведь в основном из-за этого ее и позвали сюда! А всему виной Томас Тэлфорд — из-за частых смен его настроения и тем разговора трудно было придерживаться определенной линии поведения. Сейчас Мэри испытывала полное изнеможение, поскольку во время разговора постоянно была настороже.
И обсуждение несчастного случая с Ниной не стало исключением. Она не могла толком объяснить, как все произошло: только что девочка сидела в седле, а в следующий момент уже лежала на земле. Сама Мэри чуть ли не впервые ехала верхом, просто удерживаться в седле было для нее величайшим достижением! Она сидела на спине спокойного животного, предоставив лошади делать все остальное. У девушки просто не было достаточного опыта, чтобы так или иначе предотвратить несчастье.
Хотя это само по себе могло быть для Томаса Тэлфорда доводом не в ее пользу!
— Умение ездить верхом не обсуждалось на предварительном собеседовании, — попыталась оправдаться она. — Но Нина любит это занятие, и, поскольку я не могла отпустить ее одну…
— Вынуждены были сопровождать ее, — предположил Томас. В его глазах неожиданно засветилось расположение, и усмешка тронула четко очерченные губы. — А раньше вам часто приходилось ездить верхом, Мэри? — невинно спросил он, приподняв брови.
Слишком невинно. Проклятье, он опять смеется над ней!
— В приюте, куда меня поместили, для этого было мало поводов, — резко ответила она.
А после случая с Ниной Мэри не была уверена в том, что когда-нибудь вообще сядет на лошадь. Девочка, казалось, родилась в седле, и все же лошадь сбросила ее.
— Значит, вы понимали это буквально, когда говорили о сиротке Мэри? — спросил Томас.
— Да. — Мэри вновь насторожилась, не зная, куда заведет их этот разговор.
Выдерживая паузу, Томас уселся в кресло и со смягчившимся лицом взглянул на нее через стол.
— В таком случае я бы не воспринимал семейство Тэлфорд как типичных представителей вида, — сухо заметил он. — До того как умер мой отец, а это случилось шесть лет назад, оно еще сохраняло остатки нормальности, но с тех пор неотвратимо сползало к анархии, — будничным тоном констатировал Томас. — Сейчас это просто группа людей, делящих кров, но с трудом выносящих даже вид друг друга.
— Неужели? — выдохнула Мэри, встревоженная обрисованным трагическим положением вещей. Но разве сама она этим вечером за обедом не наблюдала подобных отношений, лишь слегка прикрытых налетом цивилизованности? И в то же время ей казалось, что причиной всему был Томас. Мэри не могла припомнить, чтобы такое напряжение царило за столом прежде.
— Именно так, — иронично подтвердил Томас. — И, поскольку никто, похоже, не познакомил вас с историей семьи, думаю, это следует сделать мне.
Мэри не была уверена, что жаждет этого, испытывая неловкость уже от того малого, что успела узнать.
— То, что вы собираетесь рассказать, как-то касается Нины? — нахмурившись, спросила Мэри.
Лицо Томаса напряглось.
— До злосчастного уик-энда я бы сказал «нет». Но теперь я уже не так в этом уверен… — Он помрачнел, но быстро справился со своим настроением и улыбнулся: — Да не смотрите вы на меня так испуганно, — успокоил он Мэри, заметив ее тревогу. — Насколько мне известно, в нашей семье не было маньяков и серийных убийц. По крайней мере, тех, о которых позволила бы говорить вслух Джулия! Внешние приличия так много значат для моей дорогой мачехи!.. Впрочем, она не всегда была такой щепетильной, — поправился Томас, и глаза его снова стали холодными и злыми.
— Мачеха… — Значит, Джулия — его мачеха!
Наконец-то его прошлые высказывания обрели полную ясность. И мне придется пересмотреть кое-какие свои представления об этом семействе, решила Мэри. Итак, Томас и Генри — сводные братья. Вот чем объясняется разительный контраст их внешности и характеров. Это объясняет также и отсутствие искренней привязанности между Томасом и Джулией. Хотя Томас был совсем маленьким, когда его отец женился во второй раз…
Томас с интересом наблюдал за ней.
— С арифметикой у вас все в порядке. Мне едва исполнилось два года, когда умерла моя мать. И Джулия, в то время секретарша отца, подставила ему плечо, чтобы помочь перенести утрату. Она так в этом преуспела, что Генри родился ровно через шесть месяцев после их сыгранной впопыхах свадьбы! — В его словах звучало презрение. — Я осуждаю не их мораль, Мэри, — объяснил он, заметив, что девушка нахмурилась, — а лишь то, с какой поспешностью был снят траур по моей матери.
Мэри хмурилась не потому, что он выносил приговор нравственности своего отца и Джулии. В наши дни, когда столько детей рождаются у людей, чьи отношения не узаконены на клочке бумаги, это не имеет никакого значения. Просто она не считала поспешность, с которой его отец вторично женился после смерти первой супруги, достойной осуждения.
— Это вовсе не означает, что ваш отец не горевал, — мягко возразила она Томасу. — Иногда, когда очень сильно кого-то любишь, его потеря означает потерю части себя самого, и полюбить другого — единственный способ восстановить утраченную цельность.
Томас, слегка откинув голову, пристально смотрел на Мэри, словно удивляясь ее проницательности.
— Вы очень мудры для столь юного возраста, Мэри. И поверьте, я не иронизирую, — быстро добавил он. — Мой отец сказал что-то в этом роде, когда я вырос настолько, чтобы задать ему вопрос на эту тему. К сожалению, — мрачно продолжил Томас, — к тому времени он понял, какую чудовищную ошибку совершил, доверившись Джулии!
Такое часто случается, подумала Мэри, когда ищешь замену утраченной любви, но в данном случае они произвели на свет ребенка. И брак продолжал существовать. Хотя, судя по горечи, звучавшей в голосе. Томаса, супружество их не было счастливым.
Значит, Томас вырос с мачехой, которую не любил, и братом, которого презирал…
Мэри годами грезила о том, что было бы, не умри ее мать сразу после родов, и страстно хотела иметь собственную семью. Но если семейство Тэлфорд — характерный пример…
— Я предупреждал вас, чтобы вы не считали нас типичной семьей, — напомнил ей Томас, в который раз словно прочитав ее мысли. — Вы по-прежнему хотите работать с Ниной?
— Более чем прежде, — без колебаний ответила она. — И я очень сожалею о несчастном случае. Одно мгновение она была в седле, а уже в следующее оба оказались на земле и Нина плакала. — Мэри с ужасающей отчетливостью вспомнила ужасный миг, когда поняла, что девочка нешуточно поранилась.
— Оба? — Томас казался озадаченным.
— Нина и седло, — кивнула Мэри. — Разве она не говорила вам, что слетела вместе с ним?
— Нет, — проскрежетал он. — И кто же седлал для нее лошадь?
— Уолтер, я полагаю… — медленно проговорила Мэри, поняв по потемневшему лицу Томаса, что эта информация не сулит ничего хорошего управляющему конюшней Тэлфордов.
Нина очень любила этого пожилого неразговорчивого человека, и ей всегда удавалось вызвать улыбку на его обветренном морщинистом лице. Может быть, именно поэтому она и не сказала отцу, что упала вместе с седлом… О, милая малышка!
— Ремешок, который проходит под брюхом лошади, расстегнулся. Я уверена, Уолтер здесь совершенно ни при чем, — постаралась Мэри исправить свой промах.
Томас перевел дыхание и на мгновение стиснул зубы.
— Может быть, — задумчиво пробормотал он, но по выражению его лица стало ясно, что он намерен это выяснить до конца.
Мэри осмотрелась в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь его внимание. И тут ее взгляд остановился на шахматной доске, лежавшей на журнальном столике в углу.
— Я и не знала, что Нина умеет играть в шахматы. — Она имела в виду предложение Томаса сразиться с дочерью. — Она ведь еще слишком мала, чтобы постичь сложности этой игры.