Если ты назвался смелым

Я обрадовалась, когда раздался еще один стук в дверь: папа. Он только сегодня узнал, что со мной случилось.
— Папа! — Я сама чувствовала, что голос мой звучит вызывающе-весело.— Как хорошо, что ты пришел. Знакомься!
Славка был ближе к папе.
— Лаймон Лиепа, если не ошибаюсь? — Папа протянул Славке руку.
Тень пробежала по Славкиному лицу.
— Ошибаетесь,— суховато ответил он.— Лаймон Лиепа — вот.
Я понимала, что Славке очень неприятна папина невольная ошибка. Значит, я говорю дома о Лаймоне. Иначе откуда бы моему отцу знать это имя? Это и в самом деле так. Папа с Тоней обычно, как только я вспомню про Лаймона, переглядываются, улыбаются. Папа иной раз даже спрашивал с веселым интересом:
— Как поживает Лаймон Лиепа?
А теперь вот как все это обернулось! Ну, что поделаешь, надо как-то исправлять. И я, деланно смеясь, сказала:
— Папка, это Чеслав Баранаускас. Мой учитель.
— Ах, так! — Папа ничуть не смутился.— Слышал, слышал и о вас. Очень приятно познакомиться. Прошу извинить за ошибку,— и сел на Славкино место. Сел прочно, показывая, что пришел надолго и что надежды его «пересидеть» окажутся напрасными.
— Ну, рассказывай. 
Я рассказываю.
Папа с досадой подвел итог:
— Я так и знал, что этим кончится твоя «строительная эпопея». Урок получила хороший. Только еще не хватало—искалечиться.
Я хотела сказать, что с таким же успехом можно было упасть, скажем, на катке или просто на улице. Вместо меня это довольно угрюмо сделал Славка.
— Безусловно. — Папа не стал спорить. — Кое в чем вы правы. Только, по-моему, профессия каменщика не для девушки.
— У нас много девушек,— возразил Славка.— И Рута работает не хуже других.— Он как будто обиделся, что папа сомневается в моих силах и способностях.
— Очень приятно слышать похвалу,— примирительно улыбнулся папа.— Но от этого профессия каменщика не становится легче.
— Что-то я не видал легких профессий! — проворчал Славка.
Они, наверно, могли бы спорить до бесконечности.
— Не пора ли нам, Слава? — вмешался Лаймон. Что толку было удерживать?
— Славные молодые люди,— сказал папа, когда они ушли.— Ишь ты, даже мимоза больной в подарок. Это кто же, мастер, наверно?
Я дипломатично промолчала. А папа принялся доказывать, что я должна, обязана теперь уйти со стройки. Он и раньше с усмешкой говорил иногда о моей работе, как о блажи. Теперь, по его мнению, эксперимент следовало прекратить.
— Словом,— считая, что все решено, завершил папа,— я иду за такси, едем домой. Все ясно.
— Да, ясно,— согласилась я.— Я никуда не поеду. Тоне и без меня хватает забот. А мне здесь хорошо. Я вовсе не без присмотра, как ты, наверно, думаешь.
— Молодые люди в качестве сиделок?—язвительно спросил папа.— Причем двое сразу. Тебе не кажется, что это… ну, скажем мягко, не совсем удобно для молодой девушки?
И папа долго распространялся о том, как должна вести себя молодая девушка, что для нее хорошо и что плохо. И выходило, что мне ни в коем случае нельзя оставаться жить здесь, в общежитии.
— А как же другим? — с невинным видом спросила я.— Другим можно?
Папа оставил этот вопрос без ответа. Сказал с максимальной твердостью, на какую был способен:
— Собирайся. Едем домой.
— Да ведь мой дом теперь тут,— ответила я. Папа пытливо взглянул на меня и опустил голову.
Посидел немножко молча. Очень тихо сказал:
— Ладно. Пусть так. Но… не забывай же и о нас…
  
Вот оно что!
 
 Расма — самая красивая девушка в общежитии. У нее такие волосы, про которые пишут: цвета спелой ржи. Никто так, как она, не умеет двумя пальцами и гребенкой мигом соорудить модную прическу. Под солнцем ли, под светом ли лампы крупные волны волос отливают золотом.
Все у Расмы красиво: и фигура, и правильные, тонкие черты лица, и серые, в черных ресницах глаза. Но успехом у парней она не пользуется. Она злая. Глаза ее редко улыбаются.
Когда Славка пришел ко мне еще раз, Расма демонстративно легла на постель. Тщетно делала ей Ганнуля знаки: уйдем. Расма лежала и смотрела в потолок.
Славка скользнул по ней взглядом. Мне показалось: с жалостью. Предложил:
— Давай-ка я выведу тебя погулять на полчасика, Рута.
Мы выбрались в маленький, с молоденькими деревцами сквер возле общежития. От свежего воздуха у меня закружилась голова. Откинулась на спинку скамейки, дышала этим необыкновенным воздухом и не могла надышаться.
И мороза нет, и не тает. Выпавший недавно снег лежал толстым, плотным слоем. Мальчуган лет пяти пытался что-то соорудить из снега.
— Это что у тебя будет? — спросил Славка.
— Гараж.
Но гараж что-то не получался.
— Помочь, что ли? — Славка присел рядом с мальчиком на корточки.— Дай-ка лопатку.
Он ловко нарезал из снега кирпичей, соорудил гараж.
— Вы, дядя, наверно, строитель? — восхищенный постройкой, спросил мальчик.
— Точно. Строитель.— Славка отвечал очень серьезно.
— А вы мне еще что-нибудь построите? Вокзал?
— Построю. В другой раз.
Мальчуган начал заводить в гараж свой грузовичок. Рычал, гудел, создавал «звуковое оформление». Славка смотрел на него, и почему-то грустная улыбка блуждала на его губах.
— Как ты… умеешь с ним! — сказала я.
— Что особенного? — Славка все смотрел на мальчика.— У меня свой такой же…— и поправился почему-то: — Такого же возраста.
Я знала, что у Славки есть сын. Но думала, что он живет с матерью. Спросить же было неловко.
— Он со мной живет.— Славка будто понял, что мне хочется это знать.— Мама моя за ним смотрит.
— Ты… познакомишь меня с ним? — Я погладила Славку по рукаву.
Он перехватил мою руку, стянул с нее варежку и сжал мои пальцы. Все так же глядя на мальчика, спросил, в свою очередь:
— А ты… хотела бы?
— Да.
— Познакомлю. Потом, когда поправишься.
Я подумала, что он мог бы привести своего сына сюда, в этот скверик. И построить ему гараж. А я бы сидела и любовалась ими.
Легко сказать — любовалась! Как бы мы еще с ним поладили! Мне никогда не приходилось возиться с малышами. Что у него спрашивать? Как разговаривать? Я ни за что не сумею держаться с ребенком вот так, как Славка с этим мальчуганом.
— Не надо ничего загадывать, Рута.— Славка крепче сжал мои пальцы.— Сначала сами кое в чем разберемся…— Он помолчал и прибавил невесело: — А нам и поговорить-то негде…
— Какая муха ее укусила? — Я имела в виду Расму, и Славка понял это.
— Сердится,— просто сказал он.
— Почему?
— Потому что я прихожу к тебе.
У меня сжалось сердце, и я потянула пальцы из Славкиной ладони. Он не пустил.
— Да нет же. Ничего не было. Никогда. И не могло быть.
— Откуда же ты знаешь, что она…
— Знаю. Был такой разговор. Давно. В прошлом году.
— И до сих пор…
— Не знаю. Жалко мне ее. Трудная она. И с ней тоже трудно.
— Вова! — закричала женщина из окна соседнего дома.— Пора домой!
Вова не без сожаления оставил свой гараж, подошел к Славке.
— Вы завтра придете сюда?
— Постараюсь.
— Тогда я возьму еще одну лопатку. Будем строить вместе.
— Ладно.
Мальчик вприпрыжку побежал к подъезду. Славка проводил его откровенно завистливым взглядом.
— И нам пора. Ты, наверно, озябла?
Уходить не хотелось, но нога в гипсе в самом деле застыла. Славка обнял меня, почти донес до комнаты.
Расма по-прежнему лежала на постели. Даже и речи быть не могло, чтоб нам немножко поговорить в ее присутствии.
  
«Производственная практика»
 
 Славка обещал прийти прямо с работы, и я пошла просила тетю Мицу помочь мне спуститься в скверик: лучше уж сидеть с ним там, чем под злым взглядом Расмы.
«Помощь» тети Мицы заключалась в том, что она шла сзади меня и охала на каждой ступеньке. Меня это смешило.