Материнский инстинкт (СИ)

Саша лежал с широко открытыми глазами и вопил, что есть мочи. Вообще-то сын был очень спокойным и тихим ребенком, безумно любящим пока только пять вещей в своей жизни: спать, кушать, гулять, купаться и играть. Ни о каким беспокойных ночах, многочасовых рыданиях и беспричинных капризах не было и речи. Он ложился в девять и просыпался в восемь и ни о каких вне режимных мероприятиях и не помышлял. В общем, Саша был золото, а не ребенок и я каждый раз, вставая утром выспавшаяся, благодарила небо за него. Единственное, чего он не терпел - проволочек с кормлением. Вот и сейчас он орал благим матом, требуя очередную порцию смеси, и не мог принять ни один довод против. Пока я брала Сашу на руки, Рома уже принес бутылочку идеальной температуры.
- Ну, как она?
- Сидит и как полоумная повторяет только одно: «Это что, ребенок?», - Рома держал бутылочку в одной руке и чистое полотенце на всякий случай в другой.
- Как же некрасиво получилось, - вздохнула, кормя ребенка. - Я так хотела лично ей о малыше сказать, предупредить сначала, подготовить, но так и не нашла нужных слов. Понимаю, как ее это ранило. И что теперь делать?
- Если бы я еще знал... Это все-таки не моя подруга, мне сложно судить. Но я не думаю, что у нее действительно крыша поехала, мне она показалась весьма адекватной особой. Не знаю, почему ты так всполошилась.
- Это у вас... у вас... что это у вас?! - услышала я крик и, вздрогнув, посмотрела на ворвавшуюся в комнату подругу. Ольга пребывала в каком-то странном состоянии: глаза горели, словно в лихорадке, тело дрожало, а руки сжаты в кулаки. 
- Это ребенок. Мальчик. Саша. - Рома смотрел на Ольгу в упор и чеканил каждое слово.
- Я понимаю! Не идиотка! - Оля взвизгнула и как тяжелобольная прислонилась к дверному косяку.
- Ну, если понимаешь, тогда зачем спрашиваешь? - Рома смотрел как-то совсем уж недобро. Рома тоже почувствовал угрозу, исходящую от Ольги, ощутил ее безумие и, как истый самец, стал на защиту своего прайда. Мне стало не по себе и ребенок, наверное, почувствовав состояние матери, выпустил соску изо рта, открыл глазки и заорал очень уж как-то истошно. Я вскочила и начала как заведенная, носиться по комнате, укачивая его и распевая разнообразные песни. Голос у меня был препротивный, но ребенок успокоился, попытавшись даже немного вздремнуть.
- Ира, он у тебя дибил! Бросай его! - Оля смотрела на Рому с неприязнью. - Посмотри на меня, как я с идиотом мучаюсь, не совершай моих ошибок!
- Брейк! Саша только-только успокоился, а вы снова начинаете. Говорите либо тихо и без ненависти, либо вообще не говорите. Я настучу обоим по головам погремушкой, и тогда сразу успокоитесь. Давайте поступим так.
- Как? - практически одновременно спросили они.
- Рома, ты сейчас докормишь Сашу и поиграешь с ним, а мы с Олей пойдем на кухню, запремся там и обо всем поговорим. 
Этот вариант устроил всех.
  
Глава 24
 
Мы снова сидели на кухне, и пили вино, как будто можно отмотать время назад и расставить все по местам. Чувствовала, как сильно отдалились мы за последнее время друг от друга - некогда два самых близких человека не знали, что сказать, как выразить то, что накопилось за последние месяцы. Всегда понимающие друг друга без слов мы не могли найти точек соприкосновения. Все-таки как легко потерять то, что было так естественно и привычно на протяжении долгих лет. А, может быть, мы просто привыкли дружить, считать себя подругами, а на самом деле между нами давно все закончено? Кто знает? Выпито уже слишком много и хмель постепенно пробирается в наш мозг, плавя мысли и обнажая чувства. Ольга смотрела в одну точку и стряхивала пепел на юбку, но она не замечает этого, а у меня нет ни желания, ни сил ей об этом сообщать, какая разница, что будет с ее юбкой? Я хотела закрыть глаза, а открыв, не увидеть ее рядом, не помнить ее дикого взгляда и криков. Я хотела все забыть, хотела, чтобы между нами было все, как прежде, но разве это возможно? Я виновата перед ней, солгала, не рассказала вовремя, не поделилась, но сначала не знала как, а потом просто не хотела. Мне жарко и я снова сорвалась - курю в открытую форточку, стоя на подоконнике. Меня качает из стороны в сторону, и я крепко ухватилась за оконную раму - меньше всего на свете мне хотелось вылететь из окна. 
- А помнишь, как мы ездили в клуб? Ты никогда не любила садиться в попутные машины, постоянно вызывала такси. Осторожная ты, Ирка, была. Некоторые особенно лихие подруги не понимали тебя - они хотели приключений, драйва, экстрима, но с тобой такой номер не прокатывал.
- Я все помню.
- Это точно. Память у тебя хорошая.
Ольга снова замолчала. Я не хотела знать, о чем она думает, о чем вспоминает - слишком многое было у нас за плечами.
- Я тебе завидую, ты знаешь? - сказала она хриплым голосом, будто сдерживала рвущиеся на свободу рыдания.
- Сейчас, или всегда завидовала? - спросила, не поворачивая головы. Мне не нужно на нее смотреть, чтобы знать, какое у нее в этот момент выражение лица. Я слишком хорошо знала ее, мы слишком хорошо знали друг друга.
- Кто его знает, всегда я тебе завидовала или только начала, - вздохнула. - Потому что перед моей завистью в данный момент меркнет все на свете. Не понимаю, почему все самое лучшее достается именно тебе.
Ее слова, жестокие по своей сути, больно ранят. Мое сердце трещит по швам, из него, словно из лопнувшего шарика, со свистом вылетает все мое прошлое, вся моя любовь к этой избалованной девушке.
- И что это интересно знать мне такое самое лучшее досталось, чего у тебя нет? - вскрикнула, слезая с подоконника, при этом больно ударившись коленом об батарею. - Смерть родителей, работа в обычной средней школе, безденежье, одиночество, извечная тоска? Это мне досталось? Это то самое лучшее, чего тебе в твоей отожратой и беззаботной жизни не хватало, да? Забирай! Что молчишь? Этого ты хотела, этого тебе для счастья не хватало?
Я кричала, не в силах остановиться, потому что не могла поверить, что она всегда мне завидовала. Чему завидовать? Не понимала и отказывалась в это верить. Не хотела понимать, что столько лет доверяла такому человеку.
Вино расслабило меня, придало уверенности и сейчас я могу сказать то, о чем ни при каких условиях говорить не хотела. Чудом сдержала рвущуюся на свободу правду - ей все еще незачем знать, каким образом на самом деле в моей жизни появился Саша.
- Ладно, не кипятись, - лениво махнула рукой подруга и закрыла глаза. - Не обращай внимания, я пьяная и сболтнула лишнего. Я ничего такого в виду не имела, прости.
- Ты из-за Саши так переживаешь? - спросила, немного успокоившись и закуривая очередную сигарету.
- Саша? Кто это? - непонимающе уставилась на меня подруга. Наверное, действительно слишком пьяна, чтобы адекватно реагировать и хоть что-то понимать.
- Это наш сын. Из-за него ты так расстроилась? Потому что ничего не сказала тебе? Прости меня за это, я виновата. Но я никак не ожидала от тебя такой реакции, понимаешь? Ты испугала меня, черт возьми!
- Сын. - Ольга снова замолчала, уставившись в одну точку.
Я не стала нарушать молчания и снова подошла к окну, на этот раз открыв его полностью - было душно и больно дышать. В один момент поняла, что нам больше не о чем разговаривать. Какая-то стена за доли секунды стала между нами. И что самое ужасное - я не хотела разрушать эту стену. Как будто не было стольких лет дружбы и самых теплых отношений. Как будто мы познакомились только что и не можем придумать ни единой темы для разговора. И молчание становится в тягость. Что-то оборвалось внутри нас, между нами, внутри наших отношений. Нет уже той ниточки, что связывала столько лет. Осознание мощной волной, бурной рекой обрушилось на меня, и я заплакала.
- Откуда у тебя этот ребёнок? - услышала взволнованный голос. И если до этого я еще думала признаться, хотела сказать правду, то сейчас смысла в этом не было.