Корпункт (СИ)

Annotation
Журналист, решивший уйти из профессии, размышляет, что делать дальше. К нему обращаются с неожиданным предложением. Казалось бы, при чём тут магия? Но…
Повесть.
Владимир Прягин
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
 Владимир Прягин 
 Корпункт 
 
 1 
 
Визитная карточка сразу произвела впечатление. Буквы — угольно-чёрные, чуть вытянутые по вертикали, строгие, но без канцелярской кондовости. Фон — сливочно-белый, с нитевидными, плавно изогнутыми вкраплениями. Если взглянуть под определённым углом, вкрапления эти начинали красновато мерцать, будто волны в лучах заката.
Карточку Иван достал из конверта, найденного в почтовом ящике, в ворохе рекламных листовок. Конверт был самый обычный, из тех, что продаются на почте (пять рублей, кажется, за штуку), без картинок и марок. Обратный адрес на нём отсутствовал, зато домашний адрес Ивана, написанный фиолетовыми чернилами, читался чётко и ясно.
Если бы анонимная депеша пришла в электронном виде, он удалил бы её без лишних раздумий, приняв за спам, и на этом история завершилась бы. Но бумажное письмо заинтриговало, поэтому Иван сунул его в карман (в подъезде было темновато для чтения) и вскрыл, едва поднявшись в квартиру.
И вот теперь, сидя на кухне, разглядывал визитку с номером мобильного телефона и одним-единственным словом: ПОСРЕДНИК. Все буквы были заглавными — видимо, для пущей значительности. Сопроводительных посланий и пояснений в конверте не обнаружилось.
«Дурью мается кто-то», — неуверенно подумал Иван, откладывая визитку. Поднялся из-за стола, поставил на плиту чайник и посмотрел в окно.
Был конец марта. Снег с подмосковных улиц сошёл уже почти без остатка, асфальт подсох. Температура держалась немного выше нуля, но трава ещё не пробилась, и почки ещё не взбухли. Природа застыла в сером недоумении, словно поезд на полустанке по пути из зимы в весну.
В такие дни всё вокруг казалось Ивану неубедительным, бутафорским — и соседние дома, и пустые клумбы, и раздетые деревья под окнами. Подступала грусть, горько-сладкая, как классический шоколад, и замешанная на томительном предвкушении — ещё немного, и всё неузнаваемо переменится. Март-полустанок с его отсыревшими декорациями останется позади, надо лишь проявить терпение и подождать.
В этом ожидании, собственно, и состоял главный кайф весны — для него, Ивана, во всяком случае. А если так, то последние мартовские деньки вполне могли считаться любимым временем года, когда без напряжения удаётся игнорировать занудный шёпот здравого смысла, твердящего, что надо заняться реальным делом, вместо того чтобы фантазировать о несбыточном…
Чайник на плите загудел, издевательски подражая локомотиву.
Залив кипятком заварку, Иван достал из холодильника масло и надорвал упаковку овсяного печенья, оформленную подчёркнуто лапидарно, в совковом стиле. Подумал мельком, что подобных ретро-приветов развелось в стране слишком много. Все эти пельмени в розоватых картонках, плавленные сыры с дружелюбными именами, сгущёнка в сине-фиолетовых банках. Не говоря уж о форумах в интернете, где мальчики и девочки, рождённые в эпоху удвоения ВВП, рассказывают друг другу о прелестях пионерского детства…
Дожидаясь, пока чай немного остынет, он снова взял визитную карточку.
Кто и зачем мог её прислать?
Без марки письмо, по идее, нельзя доставить официально, через почтамт. Значит, отправитель — или, скажем, его помощник — не поленился и принёс послание лично. Какая-нибудь рекламная акция? Суют эту хрень во все почтовые ящики? Нет, сомнительно. Карточка — слишком дорогая и качественная. Да и какой будет смысл в рекламе, если даже название фирмы не упомянуто?
В общем, пусть идут лесом. Не хватало ещё весь день ломать голову.
Перекусив, Иван включил ноутбук и открыл страницу с вакансиями. Машинально отыскал взглядом строчку «искусство, развлечения, СМИ» и хотел уже по ней щёлкнуть, но в последний момент сдержался. Только выругался вполголоса, досадуя на себя.
У него, похоже, рефлекс, как у собаки Павлова.
Сколько раз ведь твердил себе — никакой больше журналистики. Ни верноподданнической, ни оппозиционной, ни жёлтой, ни серо-буро-малиновой в лиловый горошек. Никаких больше репортажей, пресс-конференций и новостей. Никаких интернет-изданий, радиостанций и уж тем более — никакого ТВ…
Уволился? Хрен с тобой, займись чем-нибудь другим.
Иван бы и рад, но загвоздка в том, что никаких талантов, кроме умения составлять слова в предложения, за ним замечено не было.
То есть, рассуждая абстрактно, он мог бы пойти и в грузчики (не задохлик ведь, даже спортом в юности занимался), но не даёт проклятый снобизм. Ведь Иван свет-Егорович у нас акула пера, волк микрофона, хорёк курсора…
Иногда, в припадке внезапного оптимизма, подогретого алкоголем, Иван осторожно холил и лелеял мыслишку, что придёт время и он соберётся с духом, сядет за комп и наваяет нетленку. В смысле, напишет книгу — глубокую, многослойную, мощную. Манифест поколения. Чтобы приятели-журналюги завистливо зашептались, плешивые критики развели руками в немом восторге, а впечатлительные барышни выстроились в очередь за автографом.
Но хмель развеивался, и ненаписанный манифест стыдливо задвигался в чулан сознания, к заржавевшему фотонному звездолёту, о котором мечталось в детстве.
Ещё Ивану почему-то казалось, что, стоит только уволиться, как ему сразу начнут названивать из конкурирующих изданий и предлагать работу, — у него ведь там целая орава знакомых. Он уже морально приготовился вежливо, но непреклонно отказывать, объясняя, что насовсем ушёл из профессии.
Никто из коллег, однако, не позвонил.
Поначалу это вызвало удивление, и только потом забрезжило смутное подозрение, что он, Иван, был, возможно, не столь уж незаменимым сотрудником. Этот вывод вроде бы подтверждал правильность решения об уходе, но сам по себе был достаточно неприятен.
Безделье, поначалу столь вожделенное, начинало надоедать.
И вот сегодня оно впервые было разбавлено чем-то отдалённо похожим на возможность делового контакта.
Нет, в журналистику он возвращаться не собирается. Но вдруг предложат что-то альтернативное? Понятно, что шанс ничтожный, и тем не менее…
Иван опять уставился на письмо.
На этот раз внимание привлёк почерк на конверте — солидный, ровный и то же время напористый, с элегантным наклоном и без единой помарки. Автор явно привык писать от руки и находил в этом удовольствие. Можно было, конечно, предположить, что отправитель — какой-нибудь старичок, заставший ещё уроки чистописания в советской школе с чернильницами и перьевыми ручками, но…
Но всё равно это было странно.
И любопытно.
Посредник, значит…
Не давая себе времени передумать, Иван взял мобильник и набрал номер.
 2 
 
Слушая гудки, он запоздало задумался над вопросом — как начать разговор? Выдать стандартную фразу вроде: «Здрасьте, я по объявлению»? Глупо — тут не объявление, а письмо. Тогда можно сделать вид, что правила игры приняты, и бросить с небрежно-деловой интонацией: «Посредника пригласите, будьте добры»…
— Слушаю вас, Иван Егорович.
Голос в трубке звучал спокойно — негромкий насыщенный баритон. Иван, сбитый с толку, спросил:
— Вы меня знаете?
— Разумеется. Я ведь именно вам направил послание.
— Значит, вы и есть тот самый посредник?
— Верно.