Корпункт (СИ)

Обозреватель сунул ему свежеотпечатанную газету. Иван схватил её, лихорадочно просмотрел, больше всего опасаясь встретить ошибку где-нибудь в заголовке. Но нет, никаких ляпов не обнаружилось — по крайней мере, с первого взгляда.
— Простите, а в чём конкретно проблема?
— Проблема, Иван Егорович, в том, что вы без моего ведома внесли правку, которая недопустимо исказила смысл текста.
— Слушайте, Борис Ильич, давайте конкретнее. Где я что исказил?
Усач ткнул пальцем в аннотацию к интервью:
— В оригинале было сказано: «Не обязательно подниматься на высокую палубу». Вы же задним число исправили…
— А, ну да. Звучало глупо, вот и исправил. Какая, блин, «высокая палуба» у дирижабля-грузовика? Вы его вообще видели? Маленькая кабинка, и трос свисает… Чего вы так распсиховались? Чисто косметическая правка, логики ради…
Обозреватель посмотрел на него как директор школы на второгодника:
— Да будет вам известно, Иван Егорович, что «высокая палуба» — не что иное как эвфемизм, обозначающий правителей государства. Столичная резиденция князя с определённого ракурса напоминает корабль — отсюда и пошло выражение, известное всем и каждому в этом мире. Ещё раз подчеркну — всем и каждому! Кроме разве что некоего редактора, который не потрудился проконсультироваться со знающими людьми…
Иван бессильно опустился на стул:
— Вот ёлки… Да, нехорошо получилось…
— Нехорошо? Статья, напомню, подписана моим именем! Читатели, развернув сегодня газету, решат, что именно я — кретин, сочинивший такую чушь! Вы одним росчерком изгадили мою репутацию!
— Погодите, не надо преувеличивать… Говорю же — мне жаль, хочу извиниться…
— Ваше сожаление ничего не изменит. Я не считаю возможным работать дальше под вашим началом… Да, и вот ещё что. Для справки — я в своё время окончил горный университет, так что о добыче ауксилита могу судить уж всяко не хуже вас.
Иван не успел ничего ответить — Борис Ильич развернулся и выскочил из квартиры. Дверь хлопнула так, что вздрогнули стены.
Ещё с полминуты Иван сидел, уставившись в пол. Хотелось взвыть от стыда; казалось, что фразы гостя продолжают звучать в квартире подобно эху. И ведь не возразишь — накосячил ты, господин редактор, на загляденье. Нет, ну правда, за каким хреном вчера понадобилась эта правка в конце? Не стал бы дёргаться, и было бы всё нормально — отдыхал бы сейчас спокойно…
Он встал и бездумно побрёл к окну. Выглянул — над крышами громоздились серые тучи; вызревал дождь. Борис Ильич, не оглядываясь, быстро шагал по улице — когда он приблизился к перекрёстку, что-то неуловимо мигнуло, и навстречу ему из-за угла вышел тип, которого Иван давеча уже видел возле редакции.
 21 
 
Тип этот сказал что-то обозревателю, потом выслушал ответ. Судя по тому, как они держались, им доводилось встречаться прежде. И хотя в этом не было ровным счётом ничего удивительного (город-то небольшой, многие знают друг друга лично), Ивану происходящее не понравилось.
Он попытался получше рассмотреть загадочного субъекта, но это оказалось на удивление сложной задачей. Стоило напрячь зрение, как в глазах начиналась резь, и хотелось тут же сморгнуть, как будто в лицо дул ветер, наполненный мелкой пылью. Хотя, конечно, никакого ветра в квартире быть не могло…
Иван отвёл взгляд, однако странности продолжались.
Теперь на глаза попалась цилиндрическая афишная тумба, которая торчала на перекрёстке. Плакат извещал о предстоящих гастролях какой-то провинциальной звезды, вот только имя её прочесть было невозможно — красные литеры расплывались, превращаясь в неопрятные кляксы, и стекали по бумаге на землю; спустя мгновение воздух вздрагивал, надпись восстанавливалась, словно время отматывалось назад, и всё повторялось заново…
Таких мощных колебаний М-поля Иван ещё не встречал.
Не особенно соображая, что делает, он метнулся в прихожую, схватил куртку и вылетел на лестничную площадку. Сейчас у него было только одно желание — немедленно, не откладывая больше ни на минуту, разобраться с загадкой. Чтобы незнакомец прямо ответил, с какой целью изо дня в день околачивается под окнами, да ещё и с магическими эффектами…
Но тротуар уже опустел.
В пределах видимости не наблюдалось ни Бориса Ильича, ни его непонятного собеседника. Иван торопливо подошёл к перекрёстку, заглянул за угол — снова безрезультатно. Оба ушли, ответа требовать не с кого…
Афиша тоже приняла прежний вид, все буквы были на месте.
К Ивану вернулась способность здраво соображать.
И снова накатил стыд.
Иван представил себе, как всё это могло бы смотреться со стороны. Вышла, значит, утром газета — и новоявленного редактора сразу же ткнули носом в ошибку. А редактор, вместо того чтобы посидеть, поразмыслить и сделать выводы, выбегает на улицу и готовится устроить скандал с импровизированным допросом. Очень интеллигентно и конструктивно…
Нет, в самом деле, что на него нашло?
Ладно, положим, нервы шалят, потому что организм ещё толком не приспособился к окружающей магии и всяческим флуктуациям. Но это ведь, блин, не повод, чтобы впадать в истерику!
Настроение испортилось окончательно.
Да, ничего не скажешь, отличное начало работы. Чего уж, кажется, проще — рулить провинциальной газетой? Но даже и тут умудрился с ходу накосорезить. Решил, что справится одной левой, поплёвывал снисходительно, считал себя крутым профи, асом восьмидесятого уровня — ну и получил ушат холодной воды на голову. Чтобы впредь неповадно было…
— Иван Егорович!
«Вот только этого не хватало», — подумал он, оборачиваясь. Училка Александра Андреевна приближалась, цокая каблуками по тротуару, и взгляд её был наполнен антарктическим льдом.
— Слушаю вас, — тоскливо сказал Иван.
— Нам необходимо поговорить. Я ознакомилась с новым номером «Вестника» и имею ряд серьёзнейших замечаний.
— Да, без ляпов, к сожалению, не обошлось. Я уже получил подсказку…
— Это отрадно. Требуется, однако, полноценный анализ, поэтому мы сейчас с вами сядем и всё подробно обговорим…
Умом Иван понимал — подобную добровольную помощь надо ценить и принимать без раздумий, в какой бы форме она ни была предложена. Но безапелляционный тон собеседницы раздражал, вызывал почти аллергическую реакцию. Чтобы не нагрубить, потребовалось мучительное усилие воли:
— Спасибо, Александра Андреевна, просто сейчас не самый подходящий момент. Вы не беспокойтесь, я сам всё изучу внимательно, чуть попозже…
— Сами вы, как показала практика, не справляетесь. Здесь требуется профессиональный подход…
Иван, глубоко вздохнув, сосчитал про себя до десяти и обратно:
— Александра Андреевна, извините, но я не припомню в контракте пункта, по которому я обязан перед вами отчитываться. Вы не являетесь моим непосредственным нанимателем…
— Я член попечительского совета!
— Совет — коллегиальный орган. Решения там, насколько я понимаю, должны приниматься голосованием. Вот проголосуете — тогда приходите, добро пожаловать, выслушаю очень внимательно. А пока — простите, я занят.
И опять — он осознавал, что перегнул палку, но сдержаться уже не мог. Лицо у учительницы стало томатно-красным — она, словно рыба на берегу, таращилась и разевала рот, не в силах издать ни звука.
Иван развернулся и двинулся прочь по улице.
Нет, ну а как ещё? Она ему нахамила, он нахамил в ответ. Или он должен был улыбнуться и утереться? Его, в конце концов, тоже не на помойке нашли, чтобы теперь чихвостить как какого-то школьника. Можно подумать, ни эта тощая страхолюдина, ни многоумный Боря никогда не совершали ошибок…
Ноги сами вынесли его к кабаку, где он зависал вчера.
На этот раз Иван потребовал водки. Хотелось не просто расслабиться, а забыться по-настоящему, проверенным национальным способом. Устроить себе внеплановый сеанс эскапизма — благо денег хватает, а на работу теперь только послезавтра…