Корпункт (СИ)

— Ну как же? Чужак проник в комнату, меня вырубил…
— Проник? Или, может, находился там с ведома Станислава?
— Мне показалось, что Станислав и сам удивлён.
— Допустим. А откуда уверенность, что вас «вырубили», как вы выражаетесь? Обморок могли вызвать спонтанные колебания М-фона. Или вы всё-таки настаиваете, что это было нападение?
— Гм… В магических штучках я — ноль без палочки, рассуждаю просто по логике… То есть вы полагаете, что я отрубился сам? А призрак-чужак — белый и пушистый?
— Я ничего пока что не полагаю, только уточняю детали. Да, между прочим, этот чужак — никакой не призрак. Мы вчера опрашивали людей, живущих на той же улице, что и вы, — так вот, они его тоже видели возле афишной тумбы.
— Серьёзно? Блин, хоть одна хорошая новость! Значит, крыша у меня ещё не поехала… Но если этот мужик — из плоти и крови, то опять же — как он сегодня просочился к геологу? Раз — и стоит в углу! Ниндзя, что ли?
— Не знаю, кто такой ниндзя, но отвести глаза — вполне реальный приём, хоть и довольно сложный. Проверим. Спасибо, что поделились сведениями.
Иван, не дождавшись продолжения, спросил осторожно:
— Я могу уходить?
Полицейский хмыкнул:
— А вы что, опасались, что я вас посажу под арест и устрою допрос с пристрастием?
— Ну, не знаю…
— Простите, Иван Егорович, но вы всё ещё не очень хорошо понимаете, как устроен наш мир. Во-первых, ваша причастность к каким-либо диверсиям — вещь крайне сомнительная. Вероятность, по сути, близка к нулю, иначе вас просто не пригласили бы сюда на работу. Заключение договора — сложная процедура, которая включает в себя проверку через М-компонент. Проверку лояльности, я имею в виду.
— Ого. Я правильно понимаю — меня заранее магически просканировали, чтобы узнать, не замышляю ли я чего?
— Да, можно и так сказать. Во-вторых, коль уж речь зашла, дополнительную проверку вы проходите прямо в данный момент. М-фон в кабинете настроен особым образом. Чувствуете?
Озадаченный редактор сосредоточился на своих ощущениях и спустя полминуты сообразил, что имел в виду собеседник.
Казалось, подобие сквозняка гуляет по комнате — или, точнее, по пространству смыслов, которое этой комнате соответствует. И когда Иван заговорил снова, стало понятно, что его речь сопровождается эхом — не звуковым, а семантическим, воспринимаемым непосредственно на уровне разума. Задержка между словом и смыслом-отблеском была ничтожной, миллисекундной, но всё же имела место — и, как ни удивительно, он её уловил.
— Ну ёлки-палки, — сказал Иван, — сплошные сюрпризы. Это от местного детектора лжи такие эффекты? Где он, кстати, спрятан? В столе?
— В потолке и в полу, если вам это интересно. Ауксилитовые вкрапления. Стандартное оборудование полицейских участков — оно применяется ко всем посетителям. В вестибюле на входе висит плакат, который об этом предупреждает.
— Я как-то пропустил.
— Советую быть внимательнее. Впрочем, детектор лжи — это громко сказано, у нас такого термина нет.
— А какой есть? Как вы эту штуковину называете?
— Официально — ИРИС, интерпретатор речевых интенций стационарный. В обиходе — ириска. Непритязательный полицейский юмор.
— Угу. Ну, название — это ладно, главное — суть.
— Прибор вообще-то даёт лишь приблизительную картину. Проверяет не каждое конкретное слово, а общие намерения говорящего. При наличии определённых навыков его можно и обмануть…
Иван не прочь был послушать, как именно дурят здешнюю волшебную технику, но инспектор умолк и махнул рукой — не будем, мол, углубляться в тему.
— Давайте вернёмся к нашим заботам, Иван Егорович. Повторюсь — я вполне вам верю, просто хотел бы предостеречь от поспешных выводов и необдуманных действий. Вряд ли нужно, к примеру, нагнетать обстановку, трубя об исчезновениях…
— Но люди же реально пропали! Думаете, никто не заметит?
— Борис Ильич мог просто уехать. Вчера был рейс дирижабля в соседний город — мы проверяем, кто брал билеты. У Станислава могли быть свои мотивы, чтобы уйти…
— Бросив меня в квартире в бессознательном состоянии?
— Я ведь уже согласился с вами — его поведение выглядит подозрительно, особенно в связке с предшествующими событиями. Поэтому мы намерены тщательно всё расследовать. Однако опыт показывает — у самых таинственных происшествий часто бывает банальное объяснение. Заранее думать о людях плохо — это ошибка.
— Прошу не обижаться, инспектор, но в мире, где я родился, ваш подход сочли бы чересчур легкомысленным.
— Тон у вас там задают циники?
Иван пожал плечами, попрощался и вышел.
 28 
 
Оказавшись на улице, он снова задумался.
Итак, для «Вестника» нужна большая статья, в которой все странности — свечение в лесу, пропажа людей, испорченная афиша — увязывались бы между собой. Но приступать к написанию пока рано.
До сдачи номера — ещё несколько дней, за это время всё может измениться. Нельзя ведь исключать, что инспектор всё-таки прав, и Борис со Станиславом объявятся. Тогда придётся переписывать текст в последний момент. Оно ему надо? Лучше уж подождать.
Кроме того, Иван пока сам не понял, как сложить детали в одну картину. То есть, конечно, автор статьи и не обязан предлагать публике всеобъемлющую и безупречную версию; его дело — перечисление фактов. Но чтобы текст был внятным, надо хотя бы для себя уяснить логику и подоплёку происходящего.
Значит, тактика прежняя — собирать информацию.
Что-то, правда, подсказывает — ограничиться просто сбором и наблюдением не получится. Его действия влияют на ситуацию; сегодняшний инцидент в квартире геолога — лишнее тому подтверждение.
Да, такая вот насмешка судьбы. Гонзо-журналистика, которую он вообще-то терпеть не может, затягивает его с головой…
Ладно. Кого бы теперь проинтервьюировать?
Больше всего, естественно, хотелось бы побеседовать с чужаком, который уже не призрак. Проблема в том, что его для начала надо найти. Впрочем, есть ещё один фигурант, к которому накопились животрепещущие вопросы…
Иван заглянул в кабак, где пьянствовал в прошедшие выходные.
Официант (или, правильнее сказать, половой — с поправкой на невзыскательность заведения) поставил перед ним тарелки со снедью и кружку с пивом. Иван пододвинул ему купюру и поинтересовался:
— Вы не припомните одного посетителя? Позавчера он сидел со мной за этим столом, а вы нас обслуживали. Григорий его зовут, коммивояжёр.
— Ну как же, отлично помню.
— Часто он заходит?
— Частенько.
— А где живёт, не знаете?
— Так в гостинице же. Сам-то он не отсюда будет, приезжий. Не такой, конечно, как вы, а снизу…
— Извините, не понял.
— Ну, снизу — с равнины, в смысле.
— Может, и фамилию его мне подскажете?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Ну хорошо, спасибо.
Иван доел и допил, после чего заказал такси. До гостиницы было не то чтобы далеко — минут пятнадцать ходьбы от силы, — но передвигаться пешком уже надоело, к тому же опять зарядил холодный апрельский дождь.
Гостиничному портье Иван для солидности предъявил удостоверение и попросил позвонить Григорию в номер. Лишь когда портье воззрился на него удивлённо, бравый журналист вспомнил, что телефонной связи тут нет. Недоразумение, впрочем, тотчас же разрешилось. Служащий объяснил, что искомый постоялец отсутствует, как и обычно днём; будет, видимо, ближе к ночи.
Иван вернулся в редакцию.
Коллеги уставились на него с отчаянным любопытством, будто ждали, что он вытряхнет из кармана сенсацию. Пришлось их разочаровать, заявив, что материал, которому предстоит взорвать медийное поле, пока находится в стадии «пре-продакшн», сиречь «конь не валялся».
— Про Бориса Ильича ничего не слышно? — спросил он на всякий случай.
— Нет, шеф.
Иван поднялся в свой кабинет, уселся за стол и попытался сосредоточиться на рутинных задачах — номер-то предстояло выпустить независимо от того, будут ли результаты по главной теме. Вызвал репортёров, спросил, о чём ещё можно написать. Павел доложил, что на днях начинается посевная.