Последняя жизнь (СИ)

Поначалу трасса кажется легкой: глубины ущелий достаточно прогнозируемые, а перепады между зубцами скал не резкие, но с очередным поворотом все значительно усложняется. Несмотря на голографические указатели, в пестрой схематичности скал легко затеряться и угодить в пропасть или врезаться в породу. Ситуация усугубляется наличием в скалах аномальных зон притяжения, которые разбросаны в хаотическом порядке и хоть и обозначены на картах, но до конца так и не выявлены. Трасса от этих зон свободна, но вот вне ее легкий скоростной кар может быть на большой скорости притянут в такую зону, и тогда участь его будет печальна. Джон проходит трассу трижды, отмечая в голове резкие повороты, перепады высоты и внезапно возникающие гребни скал, стараясь запомнить траекторию пути. Риск будоражит кровь и возбуждает. Наверное, отец прав, и Джон – адреналиновый наркоман, как и его прапрапрадед, подсевший на игру в гусарскую рулетку. Для прапрапрадеда это увлечение ничем хорошим не закончилось, отец подозревает, что для Джона, если он не одумается и не увлечется более традиционным для сирен хобби, например, пением, все обернется точно так же. Джон возвращается к своим в приподнятом настроении, отмечая бледность лейтенанта Осборна – переволновался, бедняга, если что случится, с него начальство три шкуры спустит. Порой Джон удивляется, как руководство академии вообще санкционирует подобный вид спорта, он даже в разрешительном имперском перечне фигурирует в разряде азартных и опасных. За обедом, который пришедший в себя политрук опять организует в столовой гостиницы, сервированным на его ужасный вкус винегретом, пюре с рыбой и томатным супом (Мюррей с Джоном переглядываются: лейтенант Осборн, судя по всему, пролетарского происхождения, из тех, кому дворянство пожаловано за особые заслуги перед отечеством, этим и объясняются столь незатейливые гастрономические предпочтения), речь как раз и заходит о лояльности академии к скоростным гонкам.
- Ничего тут странного нет, - объясняет политрук, - мы готовим первоклассных пилотов, способных сохранять присутствие духа даже в критических ситуациях. Наши тренажеры, если вы помните, и не такое моделируют, просто разница между тренажером и игрой в том, что здесь можно погибнуть по-настоящему. Каждый курсант должен испытать на себе, что такое риск не гипотетический, а реальный, чтобы потом, когда придется рисковать, не снесло голову от авантюрных идей. Наш полигон на Малой Сирене ничем не хуже этой трассы, просто там вы рискуете по долгу службы, а здесь – ради медали и престижа академии. Процент неудач и несчастных случаев запрограммирован, если что, хотя это не означает, что нужно терять бдительность и рисковать понапрасну. Если с вами, Ватсон, что-то случится, с меня три шкуры спустят.
- Джонни нас не подведет, - хлопает Мюррей друга по плечу, а Джон хмыкает – постарается не подвести, а это – разные вещи.
После обеда лейтенант Осборн командует сончас в обязательном порядке, и Мюррей, поворчав для приличия, засыпает почти сразу, а Джон еще ворочается и вздыхает, вспоминая трассу и слушая храп Мюррея под боком. В конце концов, и он засыпает, утомленный утренними приключениями.
Бодрый политрук будит их во второй половине дня радостной новостью о том, что можно пройти трассу еще на раз в сумерках, и Джон ухватывается за эту возможность двумя руками. Ближе к вечеру на полигоне становится менее людно, однако пилотов и механиков хватает. Пока Мюррей осматривает и готовит к полету машину, Джон выходит потолкаться среди спортсменов, послушать новости и поглазеть на соперников. Внимание привлекает мелькнувшая в толпе на чьем-то пиджаке шестиконечная звезда с полумесяцем внутри. Джон даже пытается взять след, переживая, что эти чертовы алюмни и здесь охотятся на пилотов, но тут его зовут на трассу, и Джон забывает обо всем, кроме скорости и дороги. В сумерках скалы теряют свою пестроту, становясь буро-серой изломанной массой, и оттого голографические указатели воспринимаются четче. Джон рискует увеличить скорость, и проходит трассу с неплохими показателями. Во второй раз он выжимает из машины максимум, уверенно держа курс к финишу. Он почти доволен собой, отмечая, где напрасно потерял в скорости, где слишком резко заложил вправо, а где мог и вылететь, если б утратил концентрацию. В последний, третий заезд он вкладывает все свое умение, максимально сосредотачиваясь на дороге. Его руки становятся продолжением штурвала, машина слушается мгновенно, легко лавируя между гребнями, Джон прокладывает максимально сглаженную траекторию, срезая углы, пусть рискованно, но выбивая свои доли секунды в плюс. Когда он финиширует, табло показывает фантастически рекордное время. Его встречают не только свои, но и другие участники гонок, пришедшие пройти трассу в последней возможности перед завтрашним стартом. Джон счастливо стаскивает шлем, радостно улыбаясь Мюррею, показывающему большие пальцы, вылезает из кара, приветливо кивая ребятам-пилотам. Если завтра он пройдет так же хорошо, будет заслуженное призовое место, а если применит маленькую хитрость, которую они с Мюрреем разработали еще в академии, то, возможно, и первое. Джон устало вытирает пот, краем глаза опять замечая чертову звездочку с полумесяцем, ну что за напасть такая, они его преследуют, что ли? Пуститься в расследование не дает лейтенант Осборн. Проконтролировав, как кар загоняют в ангар и опечатывают, он все тем же строевым шагом ведет курсантов на ужин, состоящий из сосисок с горошком, щей и компота с булочкой. Джон с Мюрреем вздыхают – похоже, при наличии разнообразного меню, их политрук все равно отдает предпочтение меню академической столовой. Вот что значит происхождение и сила привычки. В своем номере они наконец-то сбрасывают потную тренировочную форму, по очереди посещают удобства на этаже и заваливаются спать. Перед тем, как провалиться в сон, Мюррей рассказывает Джону о том, как ему пришлось после красотки Софи ублажать и брюнетку Эрин, поскольку оплата уже была произведена, а Джон сбежал. Возможно, Мюррей хотел бы услышать объяснения Джона по поводу внезапного исчезновения, но Джон молчит, изображая спящего, и Мюррей отстает. Голова тяжелеет, Джон чувствует, что скоро и сам соскользнет за грань яви, и где-то на периферии сознания навязчивым стрекотаньем кузнечика всплывает голос Шерлока: «Возможно, еще увидимся», и Джон сонно улыбается: хорошо бы.
Просыпается Джон рано, Мюррей еще храпит, пуская слюни на подушку. Джон некоторое время просто лежит, прислушиваясь к ощущениям – внутри звенит какая-то струна. От нее по телу пробегают бодрящие волны, а в душе становится тепло и волнительно. Джон понимает – это предвкушение. Предвкушение риска, скорости и победы. Джон хочет победить, и он знает, что может. Холодный душ настраивает на энергичный лад. Джон делает легкую зарядку и пару кругов вокруг гостиницы, а когда возвращается в номер, удивляет лейтенанта Осборна, пришедшего их будить. Заработав пораженно-уважительный взгляд, он первым отправляется на завтрак, и на сей раз заказывает вполне приличную сочетаемую еду: апельсиновый сок, тосты, овсянку и вареные яйца. Политрук кривится, но молчит, а Мюррей, уплетая за обе щеки вязкую кашу, показывает большой палец. На полигон они приходят в форме академии, и даже лейтенант Осборн гордо оправляет на себе мастерку с государственными цветами империи. В тренировочном лагере многолюдно, трибуны полны болельщиками, теле- и радиокомпании работают в круглосуточном режиме. Сегодня определится лучший гонщик всех трех миров, и это, действительно, событие. Пока политрук занимается утрясанием формальностей, Джон и Мюррей осматривают кар и готовят его к старту. Вчера Джону не удалось проверить небольшую хитрость, которую они с Мюрреем сконструировали еще к прошлым играм. Но поскольку прошлые гонки пролетели мимо них, хитрость осталась в секрете до нынешних.
- Специально не форсируй, - наставляет Мюррей, - только в крайнем случае. Сам понимаешь, в ускоренном режиме кар станет плохо управляемым. Замедленная реакция, мы это проходили на своих полигонах. Только на безопасном участке, когда другого выхода не будет. Но мне кажется, ты и без этого пройдешь трассу лучше всех. Ребята с Кратолакта, конечно, хороши, но ты – лучший.