Провалы (СИ)

========== Часть 1. Первое знакомство. Джон. ==========
Я тебя не вспоминаю,
Для чего мне вспоминать?
Это только то, что знаю,
Только то, что можно знать.
Край земли. Полоска дыма
Тянет в небо, не спеша.
Одинока, нелюдима
Вьется ласточкой душа.
Край земли. За синим краем
Вечности пустая гладь.
То, чего мы не узнаем,
То, чего не нужно знать.
Если я скажу, что знаю,
Ты поверишь. Я солгу.
Я тебя не вспоминаю,
Не хочу и не могу.
Но люблю тебя, как прежде,
Может быть, еще нежней,
Бессердечней, безнадежней
В пустоте, в тумане дней.
Г.Иванов
Джон заканчивает смену позже обычного (Гарольд, недавно устроившийся к ним, в социальную помощь, опоздал на дежурство, и Джону пришлось самому принимать бездомного с дислокацией, а затем определять его на ночлег). Теперь, растеревшись под прохладным служебным душем жесткой мочалкой с дезинфицирующим мылом и переодевшись, он идет домой и мечтает только о сне. В его маленькой квартирке социального жилья всего одна комната с неудобным продавленным диваном, который привезла Гарри, когда он только въехал сюда. И Джон искренне любит этот жесткий, неудобный диван. Джон мечтает о том, как достанет из шкафа хрустящие, пахнущие чистотой и прачечной простыни, застелет ими желтый выцветший плюш, снимет одежду и нырнет под одеяло голышом. Джон всегда спит без белья, потому что любит чувствовать свободу, потому что живет один, потому что ему просто так хочется. Возможно, это дань юношескому бунтарству, которое уже прошло, но осталось такой вот безвредной привычкой, тихое воспоминание о том, кем он когда-то был. Вспоминать о себе восьмилетней давности приятно, но грустно, а иногда и больно. Тот юноша, вырвавшийся из-под родительской опеки, постигающий азы медицинских знаний, свободы и плотской любви, остался в прошлом. Родителей давно нет в живых. Джону – двадцать шесть. Он работает врачом в социальной помощи, организации, созданной на общественных началах и функционирующей на пожертвования частных лиц. По сути, она включает в себя маленькое приемное отделение, громко именуемое поликлиникой, где оказывают первую помощь всем нуждающимся, вне зависимости от наличия документов и страховки, небольшую амбулаторию на две палаты по десять коек, именуемую не менее гордым названием «больница» и ночлежку со столовой и двумя спальными залами, именуемыми приютом. Джон ни с кем не встречается, по выходным зависает в пабе с сестрой Гарри и не знает, чего хочет от этой жизни. Нет, ему нравится его работа, пусть он и не стал хирургом, но зато он помогает людям, ведь даже опустившиеся на дно бомжи и наркоманы – люди, и им тоже нужен тот, к кому можно обратиться за помощью. Джон любит свою работу, но все чаще по ночам чувствует в сердце пустоту и одиночество. Гарри говорит, что ему нужна подружка, что ему надо устроиться в приличное место на приличную зарплату (с его-то дипломом и стажировкой можно хотя бы попытаться), но Джон знает, что не уйдет отсюда. Уйти – значит предать тех, кто ему доверяет, а он не может предать опять, поэтому продолжает работать.
До дома Джона можно дойти двумя путями: длинным и коротким. Длинным – по хорошо освещенной улице, коротким – темным проулком через сомнительные в своей безопасности дворы. Джон очень хочет домой, на свой продавленный в желтом плюше диван, и потому, игнорируя опасность, сворачивает в проулок. Кому он, жалкий доктор без гроша в кармане, нужен? Фонари ожидаемо разбиты, единственным освещением остается тусклый свет из занавешенных окон близлежащих домов. Джон ступает осторожно по крошеву из камней, стекла и прочей грязи, стараясь обходить лужи и рытвины. Темнота вокруг давит и подстегивает ускорить шаг. Не то чтобы Джон боялся, нет, он скорее из адреналиновых наркоманов, тех, кому нравится ощущение опасности, но сейчас совсем не хочется вступать в драки и нарываться на неприятности. Джон сильно устал, и больше всего на свете хочет спать. Он настолько поглощен прокладыванием себе дороги в этом слабо различимом во тьме лабиринте бытового шлака, что не замечает нечто большое и темное, лежащее прямо на пути, пока не спотыкается и не падает, едва успев вытянуть вперед руки. Джон матерится и шарит перед собой, понимая, что запнулся о скрючившегося на земле человека. Сердце бешено стучит в груди, сонливость улетучивается, ясность возвращается в сознание стремительно, переключая режим функционирования организма с «усталости» на «экстренный вызов». Джон, подсвечивая себе дешевым телефоном, переворачивает тело на спину и профессионально быстро оценивает состояние: без сознания, лицо в крови, но это, скорее, мелкие ссадины, чем глубокие раны, частый нитевидный пульс, зрачки суженные, руки холодные. Джон торопливо ощупывает тело на предмет видимых повреждений, потом осматривает свои руки – кажется, крови нет, только грязь. Некоторое время Джон размышляет, что делать. Вернуться на работу – не вариант, он просто не дотащит найденыша. Вызвать скорую также представляется трудноисполнимым – куда вызывать, кто скажет точный адрес этого закоулка, да и когда приедет эта самая «скорая» помощь. Джон еще раз оглядывается, принимая решение принести тело к себе домой, в надежде, что внутренних кровотечений все же нет. В домашней обстановке он сможет лучше оценить состояние здоровья пострадавшего, туда же будет проще при необходимости вызвать скорую. Страха привести домой постороннего нет – Джон слишком давно вращается в кругах сирых и убогих, чтобы бояться их, его знает и уважает вся местная шпана, и он абсолютно уверен, что у него нечего красть. Он не раз оказывал первую помощь на дому и сейчас не видит в этом ничего неправильного. Подхватив оказавшееся неожиданно высоким тело, Джон осторожно, но настойчиво увлекает его в сторону дома. Гарри бы сказала, что Джон излишне сентиментален, но Джон знает, что просто отдает долг.
Они поднимаются на нужный этаж с трудом. Тело все еще без сознания, волочит ноги, навалившись всей тяжестью на маленького в сравнении с ним Джона. Но Джон крепкий, он твердо держит его под мышки, когда пытается прислонить к стене, чтобы открыть дверь. Тело не стоит и медленно съезжает по стеночке на пол. Джон удерживается от желания подхватить, достает ключи, открывает дверь, зажигает свет и, наконец-то, втягивает тело в квартиру. Он укладывает его прямо на пол посреди комнаты, чтобы лампочка без абажура под потолком лучше осветила проблему, с которой предстоит иметь дело. Джон, стараясь не суетиться, снимает куртку, тщательно моет руки, достает свою домашнюю аптечку, натягивает латексные перчатки. Теперь можно заняться осмотром. Тело на полу лежит, раскинув в стороны руки и ноги, теперь, в свете электрического освещения, Джон видит, что найденыш – избитый молодой парень в дорогом костюме и шерстяном пальто. Ботинки отсутствуют, только мокрые грязные носки. Джон предполагает, что парня банально ограбили, возможно, не появись так вовремя Джон, он вообще остался бы без одежды. Джон отбрасывает последние сомнения и, наконец, приступает к осмотру. Парня, похоже, били недолго. Джон осторожно снимает пальто, расстегивает пиджак и когда-то сливового, а ныне грязно-бурого цвета рубашку, проверяет состояние кожного покрова и ребер. Ничего не сломано. Закончив с поверхностным осмотром, он изучает голову и лицо. Серьезных повреждений нет, лишь шишка под копной грязных свалявшихся кудрей говорит о том, что парня слегка приложили затылком об асфальт, или он сам так удачно упал. Впрочем, причина его бессознательности кроется определенно в другом. Джон недолгое время с сожалением рассматривает лицо страдальца, в коросте подсохшей крови и грязи, и, прежде чем заняться обработкой ран, окончательно раздевает тело до трусов, попутно проверяя карманы на предмет идентификации личности. За подкладкой пиджака он нащупывает квадратик картона, которым оказывается визитка с номером телефона и именем «М.Холмс», которую Джон рассеянно прячет в карман рубашки – ни мобильного, ни прав, ни бумажника, ничего, что не удивительно, в их районе таких богатых клиентов раздевают догола. Переключая внимание на тело, Джон отмечает несколько гематом и ссадин на ребрах – ничего серьезного. Сюрприз ожидает при осмотре рук, когда Джон видит дорожки от уколов на сгибе локтей, и тогда все становится понятно – перед ним наркоман. Джон морщится, всегда неприятно наблюдать за тем, как люди добровольно гробят свою жизнь. Парень худой и нескладный, с белой, почти алебастровой кожей и россыпью по-детски трогательных родинок. Следы уколов то и дело приковывают к себе внимание, пока Джон считает пульс и меряет давление. Все обстоит очень скверно: сорок на ноль – плохой прогноз. Нужно срочно поднимать давление, спасать. Пока Джон поспешно роется в аптечке, в голове лихорадочно скачут мысли о том, что делать. По-хорошему, следует вызвать скорую. Но парня жалко – тут же поставят на учет со всеми вытекающими последствиями. Да и не до скорой сейчас – вытянуть бы с того света. В аптечке есть необходимые лекарства, система и приспособление, сконструированное самим Джоном из проволоки и бинта, с помощью которого ему уже не раз доводилось цеплять капельницу к раме окна, находящейся в непосредственной близости от любимого дивана. Он действует быстро и решительно, подхватывает наркомана за подмышки и переносит на диван. Некоторая заминка возникает с венами - в целом, они в приличном состоянии. Джон делает вывод, что парень не колет себе всякую дрянь, и даже очень беспокоится о собственном здоровье, что звучит несколько странно, поскольку употреблять наркотики априори означает стремительно нестись к собственной гибели. Джон вводит под кожу камфору и кофеин и некоторое время наблюдает за реакцией. Затем опять считает пульс и меряет давление. Не вполне удовлетворенный результатом, достает ампулу эуфиллина и бутылку физраствора. Ловко пристроив бутылку к раме окна с помощью собственной конструкции, он подключает систему, вводит в физраствор эуфиллин и выбирает вену получше. Затягивая жгут выше сгиба локтя, Джон пару раз сжимает и разжимает безвольную ладонь, нагнетая кровь, трогает подушечкой пальца взбухший под кожей бугорок и осторожно вводит иглу. Убедившись, что вену не проткнул, отпускает жгут, фиксирует иглу кусочком пластыря, подложив под нее предварительно комочек ваты, регулирует скорость подачи лекарства, и некоторое время ждет. Затем еще раз проверяет пульс и давление. Удостоверившись, что пока все идет удовлетворительно, позволяет себе немного расслабиться и заняться обработкой ссадин. Он смывает грязь и запекшуюся кровь с лица парня, дезинфицирует порезы. Джон рассматривает его с каким-то болезненным сожалением: совсем молодой, лет двадцати, красивый, тонкий профиль, четко очерченные капризные губы, резкие скулы. «Ему бы в кино сниматься или стихи писать», - отстраненно думает Джон, собирая использованные шприцы, вату и пустые ампулы. Грязные вещи парня он относит в ванную. Дорогое пальто и костюм, наверное, можно выкинуть, так они испорчены, но Джон все же вешает их на вешалки и цепляет за батарею. Рубашку, чуть помедлив, бросает в корзину с грязным бельем. На кухне Джон готовит себе тосты с джемом, ставит на плиту чайник. Ожидая, пока он закипит, убирает обратно в аптечку ненужные уже вату, перекись водорода, пластырь. Опять заглядывает к парню. Кажется, на щеках появляется румянец, пальцы не такие ледяные, как были. Давление постепенно поднимается, восстанавливается пульс. Джон накрывает парня своим одеялом и стелет себе на полу. К тому моменту, когда Джон дожевывает тосты и выпивает чай, капельница почти заканчивается, и Джон достает заветные ампулы налоксона. Каким чудом они оказались в его аптечке, он уже не помнит, кажется, у них даже срок годности просрочен, но это вроде не важно. Если и есть возможность как-то помочь опиатному наркоману в этой ситуации, то только с налоксоном. Джон опять с сожалением осматривает сгибы локтя парня, а затем, определившись с рукой, вновь пускает по вене препарат. Джон не планирует спать, ему нужно подождать хотя бы час, чтобы ввести налоксон повторно, дабы не накрыло при выходе из передоза, однако глаза слипаются, и он решает прилечь всего на четверть часа, засыпая еще до того, как голова касается подушки. Джон просыпается как по команде, с ужасом смотрит на часы и облегченно вздыхает – проспал ровно час. Он опять проверяет дыхание, зрачки, давление, даже температуру меряет и слушает сердце, и только после этого вводит внутривенно повторный налоксон. Парню определенно лучше, и это радует. Теперь Джон может со спокойной совестью вернуться к своей подушке. В кои-то веки он спит глубоко, без привычных кошмаров и просыпается под звук будильника.