Похищение Прозерпины (Рассказы гроссмейстера)

— Может быть, в пятницу? — предложил он. — Мы с женой играем по пятницам и вторникам. Приходите.
— У меня к вам просьба, — тихо сказал он, когда мы договорились о встрече в клубе. — Нет ли у вас немного черной икры?
Мы всегда берем с собой за границу для подарков черную икру, однако за два месяца мы приобрели в Аргентине столько друзей, что икра давно кончилась. Все же у Пауля осталась маленькая коробочка, и мы сказали, что принесем ее.
В пятницу мы заехали за Мигуэлем, чтобы вместе отправиться в «Синквенто». Мигуэль что-то капризничал, у него не было настроения ехать в клуб.
— Давайте лучше поужинаем у меня, — предложил он.
— Но мы должны передать икру Иса-заде, — сказал Пауль, показывая маленькую стеклянную баночку пастеризованной икры.
— Вот еще! У него хватит денег, может купить в магазине, — решительно запротестовал Мигуэль. — Лучше мы ее сами съедим. С аргентинским вином русская икра будет очень хорошо. Фантастико!
И он прищелкнул пальцами возле уголка рта, будто закручивал несуществующий ус. Этот жест у аргентинцев означает выражение высшего восхищения.
Пришлось уступить хозяину — все-таки Мигуэль был нам значительно ближе. А потом, если икра есть в магазинах Буэнос-Айреса, то миллионер-то уж может ее купить, как бы дорого она ни стоила. И Пауль решительно поставил баночку на стол.
Через полчаса все было кончено. Мы с удовольствием съели икру; раздавая ее аргентинским друзьям, мы сами не пробовали икры уже два месяца. Приятное вино заметно кружило голову. Мигуэль завел какую-то жалобную музыку, и мне стало вдруг грустно. Захотелось домой. Мне показалось, что я уже долгие годы нахожусь в отъезде. И уж совсем не хотелось больше видеть миллионеров с их вечным расчетом, скаредностью, погоней за прибылью. Моя детская мечта оказалась пустой. Скучные люди эти миллионеры!
  
 
 
 
МАРАБУ
 
(Необычайное происшествие)
 
В дождливый апрельский вечер по Гоголевскому бульвару в Москве шел высокий худой человек. Был он в ботах, в черной изрядно поношенной шляпе и старинного покроя касторовом пальто. Шел он не спеша, около каждого здания останавливался, внимательно рассматривал вывески и сверял номер дома с зажатой в руке запиской. Найдя, наконец, дом, который ему был нужен, он постоял немного у входа, как бы собираясь с духом, затем решительно потянул большую ручку двери. С трудом справившись с двумя дверными створками, пришелец попал в ярко освещенный вестибюль. Осмотревшись, он долго вытирал боты о коврик, уже изрядно взмокший, затем величественным движением сбросил на руки гардеробщика пальто. Было что-то особое, внушительное в этом человеке. Ни гардеробщик, ни отступивший в сторону контролер даже не спросили у него пропуска.
— Если не ошибаюсь, это шахматное кафе? — обратился он к контролеру.
— Нет… Это Центральный шахматный клуб, — смутившись, ответил тот.
Когда гость снял пальто, служащие переглянулись в изумлении — настолько необычен был его вид. Странный, очень странный пиджак был заметно ему велик; из большого воротника пелериной, словно птенец из гнезда, высовывались длинная шея и плоская голова с огромным носом.
Миновав просторную лестницу со старинной лепкой на потолке и стенах, гость попал в маленькую приемную, где на стенде красовались портреты восьми чемпионов мира, а в просторном шкафу были выставлены многочисленные трофеи и призы. Гость надолго прилип к стеклам шкафа, разглядывая большой золотой кубок — приз сильнейшей команде мира. Голова его склонилась набок от удовольствия.
В одном из простенков соседней комнаты сквозь открытую дверь он увидел большой портрет Чигорина. При взгляде на него в глазах гостя загорелся радостный свет, как при встрече со старым знакомым. Потом он перешел в увешанный картинами зал, освещенный огромными люстрами. Тут было пусто, только вдоль стен стояли полированные шахматные столики. Посетитель вышел в кулуары, и глаза его вновь заблестели: он нашел, наконец, то, что ему было нужно.
За шахматным столиком в глубокой задумчивости сидели два старичка. Молча и отрешенно глядели они на белые и черные деревянные фигурки, изредка осторожно передвигая одну из них на соседнюю клеточку. Пришелец на цыпочках, чтобы не мешать играющим, подошел к столику и осторожно присел на стул. Тотчас его большой нос начал медленно приближаться к шахматным фигуркам и вскоре повис посредине доски, как раз между двумя лагерями белых и черных армий. Увлеченные борьбой старички даже не заметили его прихода, и вскоре все трое застыли в молчаливой неподвижности.
Так прошло более часа. Партнеры закончили партию и, поменявшись цветами фигур, начали новую. Все это время наш гость просидел молча. Его голова с длинным носом, нелепая шея, торчащая из огромного воротника-пелерины, напоминали голову какой-то странной сумрачной птицы. Не мигая, смотрел он на черные и белые фигурки, провожая взором их передвижение.
Но вот он пошевелился, повернул плоскую голову, сунул руку в карман пиджака и вынул почерневший от времени портсигар. Раскрыв его, достал коричневыми от табака пальцами папиросу, зажал конец ее сморщенными губами и поднес зажженную спичку. Все это он проделал очень ловко; затем нос его вновь повис над доской. Теперь лишь густые клубы дыма над головой свидетельствовали о том, что он еще не уснул.
В этот момент за его спиной появился мужчина выше среднего роста, с седеющей головой и энергичными, быстрыми движениями. Заглянув сбоку в лицо курящего, он задал серию быстрых вопросов:
— Вы как, товарищ, вообще-то? А? Соображаете? Что это такое, я вас спрашиваю? Не-поря-док! Порядка-то нет?!
Пришелец медленно повернул голову, приподнялся со стула, выпустил изо рта дым так, чтобы не задеть никого струей, и тихо сказал:
— Пардон…
В этом грассирующем «пардон» было что-то необычное, остановившее на миг подошедшего мужчину; однако, преодолев смущение, он продолжал допрашивать странного гостя, размахивая возле его лица растопыренными пальцами.
— Это что? Папироса! А курить-то в клубе, что? Нельзя!
Гость неподвижно смотрел на говорящего, лишь изредка кивая головой.
— Пардон, — снова повторил он, не зная, куда девать зажженную папиросу. Его растерянность окончательно умилостивила блюстителя порядка, и он произнес уже с улыбкой, дружелюбно:
— Ну, если вам, так сказать… Можете курить в специальной комнате. Пойдемте, я вас провожу!
В курительной было человека три. Завидев седовласого мужчину, они перепугано спрятали за спину папиросы, но, сообразив, что здесь курить можно, жадно сделали несколько затяжек.
Гость посмотрел на своего спутника, приведшего в смущение стольких людей, спросил:
— Вы пожарный?
— Околоточный! — выпалил директор шахматного клуба. Странный посетитель ему явно нравился. Гость напоминал кого-то давно знакомого, кого он когда-то видел или о ком читал в книгах.
— Вы первый раз в клубе? — спросил директор после некоторого молчания.
— Да, я из другого города… с юга, — медленно объяснял посетитель. — Вышел на пенсию, совсем переехал в Москву. Спросил: где шахматное кафе? Дали адрес… И вот я здесь.
— Это не кафе, это Центральный шахматный клуб, — поправил директор.
— Странно… первый раз вижу, — продолжал гость, не обратив внимания на слова директора, — шахматное кафе — и нельзя курить!
Директор уставился в изумлении на собеседника.
— Вы что, вообще-то?.. — вернулся он к прежнему тону. — Кафе! Придумает тоже! Вы откуда сами-то? Как ваша фамилия?
— Извините, но фамилия моя вам ничего не скажет, — тем же спокойным тоном продолжал пришелец. — Если уж вы так настаиваете, меня зовут Марабу… Говорит вам это что-нибудь?
Брови директора поднялись в изумлении.
— Марабу?! Такой рассказ есть у Куприна…
— Вот, вот, — радостно закивал гость. — Я и есть один из героев этого рассказа.