Скажи «да», Саманта
Я была так поглощена мыслью о нем и о том, что он значил для меня, что испытала почти потрясение, когда услышала, как открылась дверь и в спальню вошел Виктор.
Он выглядел удивительно привлекательным в синей пижаме, так подходящей к цвету его глаз! Прикрыв за собой дверь, он постоял немного, с улыбкой глядя на меня, а затем подошел к кровати. Мне показалось, что он шел очень медленно, а он, приблизившись, сказал вкрадчивым током, какой появлялся у него, когда он особенно хотел кого-нибудь очаровать:
— Этого мгновения я давно жду, Саманта.
И тут что-то произошло. Я вскрикнула и вытянула вперед руки, точно защищаясь от него, а потом взмолилась:
— Я не могу! О Виктор… я не могу! Простите меня, я совершила ошибку… ужасную ошибку… Вы никогда не сможете меня простить… но я не должна была ехать с вами!
Слова как бы вырывались у меня помимо воли, а потом слезы ручьем хлынули из глаз. Я отчаянно пыталась ему что-то объяснить:
— Я думала… я смогу… но я не могу! Не могу! — плакала я навзрыд. — Это нехорошо… Я не люблю вас, но я думала, что вам все равно… А теперь я понимаю — это низко… И я не могу… Пожалуйста, Виктор… я не могу…
Он в изумлении уставился на меня, а потом сел на край кровати.
— Что все это значит, Саманта? — спросил он.
— Я не должна была… ехать сюда, — всхлипывала я. — Но я думала, что когда я приеду… все будет хорошо… Ведь вы мне нравитесь… Правда, нравитесь! Но когда дошло до этого… я боюсь… и я все время знала, что это… грех!
Я замолчала на минуту, и тогда Виктор с удивлением спросил:
— Вы хотите сказать, Саманта, что никто никогда не занимался с вами любовью?
— Никто и никогда, — ответила я. — И теперь я понимаю, какой глупой и скучной я должна казаться из-за этого… но я думала, что если вы научите меня… любви, я стану другой, и тогда…
— Что «тогда»?
— Тогда… человек… которого я люблю по-настоящему, больше не будет находить меня скучной, — выпалила я.
Я подумала, что Виктор ужасно рассердится, и, протянув к нему руки, умоляюще произнесла:
— Пожалуйста, не сердитесь на меня. Я верну вам все… до последнего пенни… все деньги, которые вы здесь на меня потратили… Но все-таки я не могу вам позволить…
Слезы текли у меня по щекам, и вряд ли моя речь звучала слишком вразумительно.
Виктор вынул из кармана пижамы носовой платок и вытер мне глаза.
— Не плачьте, Саманта, — мягко сказал он. — Я попытаюсь осознать случившееся.
— Я была такой глупой, — пояснила я, — я думала, что вы смогли бы обучить меня тому… что я хочу узнать. Но папа был прав, когда говорил, что я… должна беречь себя для человека, которого люблю. — Я опять всхлипнула и договорила: — К несчастью, человек, которого я люблю… отверг меня.
— Он так сказал? — спросил Виктор.
— Он сказал, что я… до смешного невинна и невероятно скучна, — ответила я, и одно упоминание этих слов заставило меня скова залиться слезами.
— Бедная Саманта, — посочувствовал Виктор.
Я взяла у него из рук платок и прижала к глазам, пытаясь унять слезы, а он между тем спросил:
— Это ведь Дэвид Дарэм, не так ли?
— Да, да, — пробормотала я. — Но как вы?..
— Я слышал, что вы встречались с ним и что он был влюблен в вас. Кто-то даже высказался по поводу того, что, дескать, Дарэм наконец-то попался на удочку.
Я покачала головой.
— Он любит опытных, искушенных женщин, — объяснила я, — а вы были совершенно правы, когда говорили, что я ненастоящая. Я выгляжу одной, а на самом деле я совершенно другая.
— Кроме того, я также говорил, если вы помните, — заметил Виктор, — что я хотел бы узнать, что скрывается за рекламой фотомодели Джайлза Барятинского.
— Ничего не скрывается, — с горечью призналась я, — кроме глупой, нелепой девчонки из усадьбы приходского священника.
Виктор рассмеялся, впрочем, весьма дружелюбно.
— До чего вы еще молоды, Саманта, — сказал он немного погодя.
— Я теперь стала старше, — ответила я, — но от этого я не сделалась ни умнее, ни опытнее.
— Я знаю немало мужчин, включая себя самого, которые полюбили бы вас такой, какая вы есть, — сказал Виктор.
Он крепко сжимал мою руку, и я подумала о том, как он добр ко мне. И я очень тихо сказала:
— Виктор… вы объясните мне кое-что?
— Что именно вы хотите знать?
— Что на самом деле… происходит… когда двое… занимаются любовью? — спросила я. — В книгах я ничего не смогла об этом найти.
Он посмотрел на меня испытующе, как тогда, когда спрашивал, что все это значит. Затем медленно сказал:
— Я думаю, Саманта, что однажды тот, кого вы любите и кто любит вас, гораздо лучше сумеет объяснить то, о чем вы спрашиваете. — Внезапно он встал с кровати, пересек комнату и подошел к камину. — Когда я встречу Дэвида Дарэма, — произнес он как-то странно, — я сверну ему шею.
— Не нужно этого делать, — поспешно возразила я. — Я не хочу, чтобы вы причиняли ему зло. Он ведь не виноват, что я такая глупая.
Виктор молчал, и спустя минуту я нервно проговорила:
— Хотите, я сегодня же уеду? Наверное, я смогу попасть на поезд до Кале, а оттуда я доберусь домой пароходом… или, может быть, я смогу остаться здесь до утра?
Я произнесла это испуганным голосом, потому что не понимала, отчего Виктор разозлился на Дэвида, хотя он, по сути дела, должен быть ужасно зол на меня.
Он повернулся и снова подошел к моей кровати:
— Я уже решил, как мы поступим, Саманта. Мы с вами останемся в Париже и будем развлекаться. Но одну вещь вы должны будете мне пообещать.
— Что именно? — с легким волнением спросила я.
— Что вы на это время попытаетесь забыть о ваших невзгодах. Не могу видеть красивую девушку в слезах.
— Значит, я могу остаться здесь и завтра?
— Все, как мы планировали, — сказал он. — Я не собираюсь увозить вас отсюда раньше завтрашнего вечера, потому что хочу пойти на скачки, и уверен, что вам это тоже понравится.
— Но ведь все это будет стоить вам уйму денег, и к тому же я испортила вам уик-энд!
— Вы обещали мне не грустить больше, а мой уик-энд вы не испортили, — ответил он. — Я решил, что мы с вами повеселимся на славу! Так что выше голову, Саманта!
— Постараюсь, — пробормотала я. — Но вы так добры ко мне, что я готова опять расплакаться.
Он усмехнулся, а затем сказал:
— Я собираюсь поцеловать вас, Саманта, и пожелать вам доброй ночи. Мне нравится целовать вас. А вам нравится целовать меня?
— О да, очень, очень! — ответила я.
Это и вправду было так, и если бы я не помнила поцелуев Дэвида, то подумала бы, что нет ничего на свете приятнее, чем ласки Виктора. Но он не возносил меня к небесам, как Дэвид, и с ним я не испытывала того неудержимого, всепоглощающего восторга, когда казалось, что весь мир исчезал, и оставались только мы с Дэвидом, слившиеся воедино.
Чувствуя за собой вину из-за своего поведения, я подняла лицо к Виктору, и он, обняв меня, долго целовал в губы, нежно, но не слишком страстно. Потом сказал:
— А теперь спите, Саманта, и ни о чем не печальтесь. Завтра мы с вами великолепно развлечемся и будем вести себя так, словно ничего не случилось.
— А мы сможем?
— Вы же знаете, что я никогда не отказываюсь от задуманного, — ответил он.
Не знаю, что он хотел этим сказать, но он опять поцеловал меня, а потом вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
И лишь когда он ушел, я вспомнила, что даже не поблагодарила его за доброту и понимание.
Следующий день прошел в сплошном вихре удовольствий и развлечений, начиная с самого утра, когда мы встали, и до самого вечера, когда мы вернулись в отель гораздо позднее, чем намеревались.
Мы ели ленч в очень фешенебельном ресторане с видом на Сену, а потом отправились в Лоншамп, на один из самых красивых ипподромов, какие я когда-либо видела. И снова у меня сложилось впечатление, что Виктор тут знает буквально всех. Он знакомил меня со многими очаровательными французами, которые убеждали меня поставить на ту или иную лошадь, которая, по их убеждению, должна выиграть. Я покидала ипподром с целой кучей франков, хотя и не вполне была уверена, что именно я выиграла их.