Святая Анастасия Сербская. Чудеса и пророчества
Неманя, ныне монах Симеон, посмотрел на свою ладонь и на два обручальных кольца, его и Анастасии, которые носили они до пострига [3].
Тогда правитель и правительница соприкоснулись ладонями. И оба на мгновение почувствовали тот самый трепет, как тогда, когда впервые увидели друг друга, хотя теперь их пути вели в противоположные стороны.
В их сердцах, и в душах присутствующих, затрепетало чувство понимания того, что это бесконечное начало их пути в вечность.
И пока они прощались, понимая, что никогда больше не увидятся, монах Симеон и монахиня Анастасия почувствовали, что теперь они ещё ближе друг другу.
* * *В дороге, глядя на свою спутницу, Феодора произнесла: «Госпожа, я восхищаюсь Вашей лёгкой походкой и выносливостью».
«Чтó ты меня называешь госпожой, разве мы не говорили об этом? Я и для тебя, как и для всех других, сестра Анастасия», – ответила монахиня, не оглядываясь.
«Я хотела спросить тебя, сестро…»
«Ну вот, правильно, Феодора. Монахиня для всех только сестра, и не более того. Среди монахинь не бывает ни госпожи, ни императрицы, ни придворной дамы, ни служанки. Мы же, принимая монашеский постриг, дали обет Господу, что будем лишь как сестры усердствовать».
Анастасия поправила узелок на плече, подтянув ремни, и наклонилась, чтобы легче перепрыгнуть ручеёк, пересекавший тропку. А в узелке были только самые необходимые вещи.
От всего другого она уже отказалась.
«Мы обе сейчас одинаково богаты. Всё имущество, которым мы располагаем, мы сложили в сумы на плечах, да и что бы нам другое было нужно?» – сказала Анастасия, обходя лужицу дождевой воды посреди тропы.
«Да, я только боюсь, чтобы мы не заблудились», – запыхавшись, ответила Феодора, которой пока ещё не удалось преодолеть годами складывавшегося при дворе правила безропотного повиновения королевскому слову.
С той стороны склона горы, где они шли, проходил путь, которым купцы и рудокопы окрестных рудников добирались до Раса и следовали далее. Дорога эта так и называлась Римская дорога, потому что по ней в своё время проходили дубровникские караваны в направлении Софии или обратно из Константинополя. Анна с Неманей раньше тут проезжали, и теперь она пыталась вспомнить поляны и склоны, кратчайшие расстояния и тропы, которыми они следовали до монастыря. Когда над Рудницей они свернули тропинкой в гору, то наткнулись на ветки, которые были со всех сторон. Монахини путались в мелких и крупных ветвях, спотыкались о круглую гальку, которую нанесли потоки воды. Шорох мокрых листьев под ногами нарушал тишину, в которой тонул лес. Лёгкий туман кое-где виднелся среди стволов и доносил аромат дождя и прохлады.
Но и в такой день переплетённые ветви чащобы между столетними стволами дуба и граба, маленькие родники вокруг, заросшие зелёным ковром поляны с множеством цветов и красок, какие бывают только в этих местах, не дают беспокойству долго царить в душе. Они ещё раз подтверждают, что горные пределы Копаоника имеют свой особый характер. Этим они напоминают высочайшие горы, которые могут изменять погоду по несколько раз в день, чего только там можно ожидать и днём, и ночью.
Анастасия думала о Господе, хотя мысли её притягивал и некий чудный полуостров в Греции, где в далеком монастыре Богу молится её младший сын Растко, в монашестве Савва [4].
«Вот и я, и сестра Феодора, и мой Савва, идём узкими и пустынными тропами к Богу. Восхищаюсь я и своим мужем Неманей, что он посвятил себя Господу. И что отрекся от царствования над такой обширной сербской страной [5] – Диоклитией, Далмацией и Травунией. Всеми этими тропами гораздо легче идти, чем той, которой шёл Иисус Христос. Ты, Боже мой милый, шёл босым, голодным и жаждущим напиться, искушаемый людьми и нечестивым, а затем был бичеван, оплёван, исколот кинжалами и копьём. Ох, прости меня, я и в мыслях не желаю напоминать Тебе о муках, о страшных страданиях, нами, людьми, нанесённых», – шептала Анастасия, крестясь и чувствуя бледность в лице, а затем некую лёгкую странную тошноту. Иногда она останавливалась, набирая в лёгкие пряный горный воздух и спрашивая себя: Нарушаю ли я такими мыслями мир в душе или устанавливаю между ней и Божьим, человеческому оку невидимым, светом крепкую связь? Или, может быть, я мешаю Феодоре чаще что-то сказать? Размышляя об этом, она посмотрела на небо и тихо прошептала спутнице, которая словно тень сопровождала её след в след: «Поспешим, чтобы как можно скорее добраться до берегов реки с родником на вершине горы».
Они планировали прибыть на место до темноты и возможной грозы, о которой свидетельствовали низкие облака над лесами и горными вершинами после раннего утреннего дождя, который шёл в этой части Рашской земли. Их новым, монашеским домом в этом диком крае был монастырь, построенный в устье трёх рек: Косаницы, Баньской и Топлицы.
«Слава Богу, что даровал мудрость моему Немане, что он вовремя построил храм, в котором я буду проводить свои монашеские дни», – подумала Анастасия и не останавливаясь быстро перекрестилась.
Они обе хотели как можно скорее достичь храма Пресвятой Богородицы, который Неманя, будучи ещё молодым правителем, построил раньше других [6].
Второй свой монастырь рашский жупан построил всего в нескольких сотнях шагов выше и посвятил его святому Николаю. Обе церкви были покрыты свинцовыми пластинами, которые сверкали на солнце. Из-за преломления света, который охватывал поселение и всю окрестность, люди их называли Белые церкви.
«На новом месте нас не узнают и не будут беспокоить из-за того, что мы оставили дворцовую жизнь», – тихо, только лишь для того, чтобы в этом глухом месте прозвучал голос, произнесла Феодора. Известно было, что Анастасия с тех пор как приняла постриг, настояла на том, чтобы подданные её супруга больше её не узнавали.
Феодоре, ранее даме, которая ко двору в Расе прибыла как весьма образованная девушка от императорского византийского двора, Анастасия ответила мягкой улыбкой. Такой ответ, хотя и без слов, был ободряющим для обеих, и они ускорили шаг.
Шли они тропой, местами покрытой светлыми маленькими лужами, крупными камнями, где веток было меньше, потому что путешественницы подошли к крутому склону, заросшему высокой травой. Впереди шла Анастасия, а за ней, следя за ней внимательным взглядом младшей сестры, шла Феодора.
Поскольку она видела её со спины, Анастасия ей казалась высоким деревом, с которого осенние ветры пытаются стряхнуть какой-нибудь листок.
Под монашеским платком не были видны ни её густые пряди русых волос, всегда красиво заплетённых в косы, ни правильная линия носа на мягко закруглённом продолговатом лице с маленьким подбородком, которое украшала немного стыдливая, боязливая улыбка, придавая ясность зеленовато-голубым глазам и всегда серьёзному взгляду.
В этом, как и во всех предыдущих поступках, смиренная и искренняя в речах, своим решением стать монахиней она победила земные желания, утвердила справедливость, вошла в сердца людей, оставшихся в Расе. Только так, как умела, как дал ей Господь, проявила она неизмеримую любовь, которая может согреть даже полностью охладевшие сердца, бесчувственные души и заледеневшие чувства – направлена ли она на ближнего, забытого всеми чужака или устремлена к Богу. В моменты тоски она утешала словами, а в миг радости напоминала о смирении, подтверждая свою скромность и кротость духа.
И та и другая, пробираясь по этим кручам, смотрели далеко вперёд, не видно ли холмов, окружавших пространство, где должен был находиться их новый дом. У подножья этой возвышенности протекала река Баньска, через которую с одного берега на другой к монастырю можно было перейти только по бревну и пойти дальше тропинкой вдоль реки Косаницы, до её впадения в Топлицу. До места, где был храм.