Земля

Гостей тут не было. Неразборчивые голоса слышались из смежного зала. Над сундучком с плоской крышкой висела вешалка, заваленная верхней одеждой. Капустин, порывшись, отыскал свободный крючок, а я, переложив футляр с часами в карман штанов, бросил бомбер на лавку.
Только я удивился, что не слышно привычного гапоновского балаганчика, как донеслось знакомое:
– А-тях-тях! – а вслед за ним грохочущее, как железная бочка с горы: – Ха-га-а!..
Новый зал оказался намного просторнее первого, и “востока” там было поменьше: ковёр, а на нём квадратный топчан, покрытый тюфяком. Разбросанные по нему в беспорядке подушки больше походили на цветастые тюки с контрабандой.
Возлежали там двое, каждый в своём углу, словно боксёры в нокауте: свояк Гапона, смешливый Алёша, и отставной полковник из Министерства здравоохранения, Дмитрий Ростиславович Смоляр.
Крючковатый петрушкин нос Алёши багрово набряк. Военврач-чинуша, судя по его взопревшему виду, тоже изрядно набрался. У обоих на головах на манер треуголок были насажены подушки: у Алёши сине-полосатая, у полковника красная. Оба изображали Наполеонов из дурки. Дмитрий Ростиславович для похожести заложил большой палец за обшлаг пиджака, а Алёша сунул ладонь под лоснящуюся шёлком рубашку.
Отдельно стоял стол под фиолетовым балдахином на деревянных витых колоннах. За столом сидели Гапон и начальник охраны Иваныч. Гапон возложил обе ноги на пуф. Белая рубашка, судя по влажным полосам, промокла от пота. Штанины задрались. На обеих ступнях носки, и не понять сразу, которая нога – протез.
Иваныч с недовольным видом вытирал жирную каплю майонеза с бундесверовской футболки. Приплюснутый к груди его второй подбородок набегал из-под покрасневшей шеи.
– Вот и мы! – объявил Капустин. – Добрались!
Гапон повернулся. На гротескном его лице, как дыра от взмаха бритвы, расползлась довольная ухмылка:
– Вокруг пизды три часа езды! Сколько ждать можно?!
Военврач потянулся за графинчиком, налил в рюмку:
– По этому поводу родился тост!
– За холокост! – гаркнул Гапон. – Дмитрий Ростиславович, не гони картину! Быстро ебутся бе́лки, потому и ме́лки!
– А-тях-тях! – визгливо заклохотал Алёша, так что с головы у него свалилась подушка, которую он, впрочем, сразу же нахлобучил обратно. – Бе́лки-и-и!..
– Володька! – уже персонально вскричал Гапон. – Рады тебе, как родному, веришь, нет?! Весь вечер угораем! Пора-а-адо-вал, брат! Силовик-затейник, ёпта! Вот я всегда говорил, если у человека есть чувство юмора, то и пиздюлей он навешает с улыбкой!
– Это Мукась рассказал?
– Ну а кто?! Он теперь твой фанат! И мы, кстати, тоже!
На дастархане Дмитрий Ростиславович изобразил жест “Рот Фронт”, но протрубил при этом:
– Вэ! Дэ! Вэ!..
Иваныч отложил комковатую салфетку. На футболке осталось вытянутое пятно.
Я заметил, что смотрит он хоть и насмешливо, но без прежней враждебности:
– Нагнал ты шороху! Налютовал на очередную статью!
– Вот скажи, Иваныч, – подхватил Гапон. – Взял бы его на должность злого следователя в отдел?
– Изобретательности мало! Одна грубая сила.
– Да ладно! Чистый же артистизм! Пёс Барбос и жидкий объебос, блять! – Гапон снова гулко захохотал. – Отымел Мултанчика как православного! По-ленински!
– Артистизм, Аркадий, – веско сказал Иваныч, – это когда берут ботиночки у подозреваемого, шлёпают ими топ-топ-топ по столу и до подоконника, только так, чтоб следы хорошенько отпечатались на бумагах. А потом достают табельный “макаров” и говорят, что сейчас кое-кого застрелили при попытке к бегству! Вот это я понимаю – режиссура!
– Ты, говорят, волыну отобрал у их агента Смита? – подхватил Гапон. – Оборзели вообще-то, козлы! Иваныч, это как? У них стволы.
– Да газовый, наверное, – предположил Иваныч.
– Травматический, – приврал я для солидности. – Резинострел.
– Это как? – хохотнул Гапон. – Присосками, что ли, стреляет?
– А-тях-тях! Присосками!..
Пока я раздумывал, высказать ли Гапону, что я на самом деле думаю про сложившуюся ситуацию, он предусмотрительно скорчил постную гримасу:
– Мне Капустин доложил. У тебя возникли проблемы с Мултанчиком. Врать не буду, мне на всех этих мучачос комбинатос о-от-такой вот, – показал, – хуец положить! Именно случай, когда наеби ближнего и выеби нижнего! Но я тебе, Володя, отвечаю, – он уставился честным взглядом. – Мултанчик пиздит, как Троцкий! Там реально был наш заказ! “Элизиума”! И они хотели его присвоить! – Гапон завозился с кошельком… – И за это… Полагаются тебе премиальные! Десять… Не-е! Пятнадцать косарей! – он досчитал купюры и протянул. – Держи! Чисто за шоу, блять!..
– Не надо.
– Бери и не выёбывайся. От всей души! – ласково повторил Гапон и положил деньги на край стола. – Тёлочку свою, красавицу, в Москвабад свозишь! В театр! На какого-нибудь Виктюка. Бабы модные постановки любят! Это, кстати, не зашквар – на Виктюка или Пенкина, я выяснял у компетентных людей! – и подмигнул дастархану.
– Чё там делать, в той Москве? – сказал Алёша изнурённым от смеха голосом. – Я летом заезжал и охуел. В центре парни молодые ходят с тряпичными сумками! Как бабки старые или пидарасы!..
Что-то сбивало с толку – странный оптический дискомфорт, будто пустота двоилась в глазах. Мне всё казалось, что за столом кроме Гапона и Иваныча находятся ещё двое. Да только ведь никого там не было, хотя я видел лишние столовые приборы, тарелки со следами еды, бокалы, словно кто-то пировал, но отлучился.
– А у нас, Володька, дурдом на выезде, а санитары разбежались. Дмитрий Ростиславович, давай для разнообразия Кутузова покажи!
Дмитрий Ростиславович, отчаянно переигрывая, насупил кустисто-пшеничные брови и звонко, будто прихлопнул комара, залепил себе ладонью один глаз:
– Кутузов!..
Алёша от смеха потерял подушку – в этот раз она свалилась на пол.
– А если тебе, Алёша, станет страшно, – прокомментировал Гапон, – сними будёновку! И ты снова окажешься в институте Склифосовского!
Шутка повергла меня в угнетённое состояние. Мультфильм про демонических красноармейцев и путешествие в прошлое я не смотрел, мне про него рассказывала Алина, наставляла для будущей могильной работы. Но ведь я действительно второй месяц таскал на себе это чёртово кладбище и всё никак не мог его скинуть, хоть Алина и обещала, что это проще простого.
На миг заложило левое ухо, и снова почудилось чьё-то присутствие. Словно кто-то невидимый со снисходительным презрением наблюдал за гапоновским застольем.
– Аркадий Зиновьевич… – Капустин открыл портфельчик и извлёк увесистый приключенческий том.
– Ай, маладэц! – похвалил Гапон. – ХО, надеюсь? А то здесь только VSOP галимый!..
– Как просили.
Громоздкая книга оказалась “Хеннесси” в подарочной коробке.
– Ты садись, Володя, – радушно пригласил Гапон. – Наливай, закусывай! Прикинь, какая непруха сегодня у меня! Собирался, как белый господин, бронировать “Английский кабинет”, а эта мандень Алёна уговорила взять “Дастархан” – типа, бассейн охуенный и сауна лучшая. Взяли! Я ж не Мултанчик, чтоб на своих братанах экономить. Это он “Русский” номер брал. Хотел, короче, как лучше, а тут оказалось лежбище для моджахедов! Только калашей на стенах не хватает и шайтан-трубы! Стола даже нормального не было! Вот как мне с моим копытом, – похлопал себя по ноге, – тут разлечься?!
– Аркаш, не заводись… – сказал Дмитрий Ростиславович. – На то и дастархан. Тут положено, чтоб низенькое всё. Кутабы зато отменные и шашлык!
Закуска и правда выглядела аппетитно. Гапон явно не поскупился: ассорти из шашлыков, мясные нарезки, бастурма, зелень, сыр, маринованные овощи, корейские закуски, лепёшки, какие-то плоские штуки из теста, похожие на чебуреки.
– Ладно, хуй с ним, со столом! – не унимался Гапон. – Разобрались. Попросил подогнать симпотных тёлочек. Предупредил, что будут важные гости из Москвы. Обещали чуть ли не моделей! А привезли в итоге местную бляд-хату! – сокрушённо хохотнул. – И страшные, как моя жизнь одноногая!