Очень синий, очень шумный
Найти дом Д. оказывается очень просто; наводя справки В. узнает, о чем молчит статья в «Википедии»: Д. пропал несколько лет назад – в альпийском походе выходного дня его смыл селевой поток, только через год весенние дожди вымыли из селевого выноса его растерзанный рюкзак, тело обнаружить не удалось. Борясь с собой, В. решает показать «Карла Джейсона девятого» вдове Д.; та принимает В. вполне любезно, но модель не узнает. Провожая В. до двери, она вручает ей нарочно приготовленный пакет – безо всяких объяснений, как что-то само собой разумеющееся. Вернувшись в крошечную комнату отеля, В. чувствует странную брезгливость, она долго стоит под горячим душем; завернувшись в полотенце, открывает конверт, чтобы найти дневники Д.: разрозненные тетради разных лет, от студенчества до, очевидно, последних дней. Неряшливые, с грубо вклеенными там и здесь полароидными снимками, дневники никак не согласуются для В. с ее образом Д., с фанатичной его любовью к деталям, с волшебным умением, так и не разгаданным никем и никогда. Сидя на огромной кровати, занимающей почти весь номер, В. просматривает тетради одну за другой; Д. пишет исключительно о бытовых мелочах, на снимках – ничего не значащие горные пейзажи, смазанные лица учеников и детей Д. Закрыв последний дневник, В. аккуратно кладет бутылку на разрозненную стопку. Тетради рисуют странный, бессмысленной образ, и В. не оставляет чувство, что они скрывают еще один смысловой слой: настоящий Д., гениальный мастер и волшебник что-то прячет за глупыми снимками, за подробными рассказами о благоустройстве заднего двора; смартфон В. пищит где-то в складках одеяла. Ей пишет Р., который сожалеет, что не поехал с В.; теперь он променял бы все на возможность встретить Д. и задать ему свой вопрос: для кого Д. так кропотливо выверял крошечные детали, так достоверно творил свое чудо – для себя? для неизвестного археолога будущего? для них – для Р. и В.? С некоторым удивлением Р. упоминает о том, что В. приглашена в полицию: очевидно, она последняя, кто видел некоего Е. – приглашенного профессора из Эквадора – живым. Е. найден задушенным в квартире, которую снял для него в городе университет, ходят жуткие слухи, что перед смертью его пытали. Вторая половина письма Р. посвящена его самостоятельному исследованию – он забросил все дела и занимался эти дни историей «Карла Джейсона девятого». Р. классифицировал все основные события из бортового журнала, которые Д. мог отразить на модели и ожидает возвращения В. для совместной работы над списком. Кроме того, Р. обнаружил еще один интересный источник – архивы полицейского управления. «Карл Джейсон девятый» упомянут в нескольких делах, в частности – на длительной стоянке для замены части рангоута, один из рабочих таинственным образом сорвался с фор-стеньги, его страховочный пояс был надрезан, виновных не нашли. Отложив смартфон, В. берет в руки лупу и быстро находит на палубе бурое пятно, как раз там, куда упало бы тело, сорвавшееся с фок-мачты. В. уверена, что еще утром пятна не было, досадует, что ни она, ни Р. не догадались сделать детальные фотографии модели при первичном осмотре. Закусив губу, Р. тщательно отсматривает палубу в поисках других изменений; под аккуратной бухтой каната на корме она замечает клочок мятой, изорванной ткани, как если бы кто-то спрятал там грязный альпийский рюкзак, попорченный камнями и талой водой.
Сценка у фонтана
Небольшая компания старых друзей заняла столик у фонтана. Весна, длинные тени тянутся через улицу к небольшому зеленому скверу, вода разбрасывает веселые зайчики по стене старого медресе, в котором, как заявляет двуязычный плакат на заборе аккуратной стройки, будет частный дом престарелых.
* * *Все новости были уже рассказаны: Стив и Тина купили заброшенный B&B на сицилийском маленьком острове, мне собрали почти все кости, но я еще пищу в каждом аэропорту, Мишина и (как-там-его-жену) дочь Машка открыла на паях с двумя бойфрендами театральную студию. Нам принесли кофе. Я следил за солнечными зайчиками и глотал слюну, ожидая божественный момент, чтобы сделать глоток [1], и кто-то из нас сказал: «что-то-что-я-не-расслышал Кристина что-то-что-я-не-расслышал». И все засмеялись. И мне расхотелось пить кофе.
Кто засмеялся первый, было непонятно, так что под раздачу попал Лешка. Балбес ты, – сказал я ему. – Только ржешь, как лошадь. Лешка, конечно, и не подумал обижаться, но ответил мне, что я сам лось. Все замолчали. Было ясно, что мне нужно выговориться, и этого не уже избежать.
В нас всех вместе взятых было меньше, чем у Кристины в мизинце на ноге. Не таланта, нет, не способностей – чего-то иного. Магии, умения видеть чудо, умение дарить это видение, делиться, когда оно рождается в душе. Первый курс, все были гении, и она – ярче всех. Кристина запросто дружила со старшими курсами: с мэтрами, которые уже печатались, она пила дешевое вино и снисходительно целовалась на скамейке. На обороте экзаменационного билета писала не относящиеся к делу тексты, которые работали как заклинания: две группы видели, как дружно ненавидимый преподаватель старославянского поставил ей зачет, просто прочитав абзац про запах дыма в осеннем парке. Поставил и, как говорит легенда, спрятал испорченный билет во внутренний карман серого пиджака.
Потом она пропала и появилась зимой, уже с Близнецами Старшими. Откуда они, мы так и не узнали. То есть ясно – откуда, но кто был их отцом – нет, никогда. Кристина все так же творила чудеса, как дышала, и заняла две комнаты в общаге, просто улыбнувшись коменданту. А потом ее внезапно не восстановили. Это казалось шуткой, и все смеялись, потому что Кристине удавалось все и всегда – все, чего бы она ни захотела. Однако как-то быстро и всерьез ее и Близнецов Старших выселили из общежития, она долго кочевала от одних друзей к другим и потом уехала обратно к маме – в эту немыслимую дыру вроде Йошкар-Олы или Ашхабада.
Все молчали, и никто не хотел смотреть мне в глаза. Вот вы ржете, – продолжил я, – а я знаю, что было дальше.
Она вернулась в родной город, как астронавт, как Колумб, открывший все Америки на свете. Близнецы Старшие, да, но с ними сидела бабушка, а у Кристины были проекты. Она открывала на паях с узбекской мафией студию, специализирующуюся на дизайне мифов, вела программу с миллионным бюджетом для ЮНИСЕФ, словом – в маленьком болоте ее родного города она была самой большой лягушкой. Правда очень недолго, год, может быть – два. Ну, или три. Ни один из проектов никогда не взлетел по-настоящему. В этой жизни (это предложение я произнес с нажимом, потому что оно было спорным) мало таланта, мало харизмы. Нужно что-то уметь, а Кристина не умела почти ничего – как-то не успела научиться. Режиссеры с пеной у рта объясняли, что «это не сценарий, это что угодно, но не сценарий. Офигенный текст, правда, охренеть просто можно, какой текст, но нужен-то сценарий!» Вежливые сотрудники ЮНИСЕФ несколько раз пытались загнать Кристину на курсы по управлению проектами и потом выгнали с треском.
Было много, очень много стартов, понимаете. С Кристиной оставалось самое главное – умение верить в невероятные вещи, дарить эту веру, вести людей за собой в прекрасные воображаемые миры. Именно поэтому ее так легко – без собеседований и резюме, брали куда угодно: за пять минут Кристина могла убедить и себя и собеседников в том, что она и есть – самый лучший в мире специалист по продвижению женских брендов одежды. Или по написанию рекламных концепций. Или по управлению лагерями для детей-беженцев (вот этот последний проект окончился на самом деле печально). Тем не менее, Кристина уверенно катилась вниз. Работу ей предлагали все реже и реже. Мама отказалась сидеть с Близнецами Старшими: в доме не было денег, не было вовсе – даже на еду, и мама работала. Кристина занимала у друзей, искренне веря, что именно занимает, а не просто просит – и друзья все меньше и меньше давали ей эти деньги: они-то видели, что она обманывает и их и себя.