Безумие белых ночей
* * *Наконец я въехал на мост. Машины встали, и можно было поглазеть по сторонам, пока не расцветет зеленым светофор. В боковое стекло я наблюдал, как пятеро людей пытались столкнуть в Неву шар под Дворцовым мостом, который был ядром всех торжеств. В моем свадебном альбоме тоже есть место этой планете, которая, несмотря на все старания молодых, осталась на орбите. Как сказал герой романа Кина Кизи: «По крайней мере, я попробовал». Они тоже попробовали, они махали руками и открывали рты, по их шумной неровной походке видно было, что пробовали с утра и мало закусывали.
На мосту машины выстроились в три полосы, все они двигались с разной скоростью, будто их тянули впереди разные люди. Но это были не люди, это были обстоятельства. Мою тянули хуже всех. Наша команда проигрывала, я, не раздумывая, предал ее и с трудом перестроился в другой ряд и тут же встрял. «Вот она, цена измены». Скоро я все же доехал до причины. Там сцепились двое, не поделили асфальт, подбит глаз у одного, разбитой губой повис бампер другого.
Я все думал о них, пока стоял на красном, замешкался, не заметив зеленого, сзади уже кто-то нервничал и давил на клаксон. «Да пошел ты!» – кинул я обыденное, и чтобы как-то реабилитироваться в глазах самого себя, но особенно тех, кому на меня было до лампочки, я нажал на педаль дросселя. Так же я поступал после корявых маневров на дороге. Мы часто прибавляем скорость из чувства неудобства, нам быстрее хочется это оставить позади, забыть, заесть, запить.
К концу маршрута в голове только одна мысль: повезет ли с парковкой. В центре с этим всегда было сложно. «Мы так долго искали парковку, что еба… нам расхотелось», – вспыхнула пошлость в моей голове. Я моргал правым глазом и шел малым ходом вдоль тротуара, к которому прилипли чужие машины. Мест не было. Сделав пару кругов, я остановился и включил аварийку, стал ждать, пока кто-нибудь из владельцев припаркованных авто не выгонит своего коня, отправившись на работу в другой район города. Работать никто не хотел. Я не был исключением. Написал студентам, что скоро буду. Минут через двадцать я дождался своего гаража.
* * *На этом разговор наш оборвется, потому что вернется из душа она, воздушная и вновь аппетитная. Ее обтекающие молоком и молодостью формы не могут меня оставлять равнодушным. «Трубку дать? – спросит он и, не дожидаясь команды ее спинного мозга: Муж звонит», – протянет ей телефон. «Ты знаешь, который час?» – все еще будет трепать она волосы полотенцем, брошенным на плечи. Я снова под влиянием посмотрю на часы, те снова покажут мне часовой стрелкой палец. «Да, знаю». – «Ну, раз знаешь, чего звонить? Теперь опять спать всю ночь не буду». – «С этим?» – «Я же говорю, что не буду». – «Ты серьезно?». – «Конечно, больше не буду, так что ты ложись тоже и даже не смей думать о таком. За кого ты меня принимаешь?» – «Я не думал». – «Вот и не думай. Я знаю, это сложно, себя заставить не думать, но я же себя заставила. А так храпела бы сейчас с тобой. Жизнь проходит, а мы все верность из себя корчим. Пора очнуться». – «Ну, ты скоро?» – услышал я за кадром любовника. «Дай мне с мужем поговорить», – зажала она трубку рукой, но я без слов понимал ее реплики. «Завтра приду, спи», – снова дунула мне в динамик. «Больше не отпущу ни в какие командировки», – успокоился я, что она жива, здорова, укладываясь спать.
Красный цвет заката перед глазами, во весь горизонт. «Что ты так смотришь?» – «У тебя заусенец». – «Да?» – «Да». – «Знаешь, что его отличает?» – «Что?» – «Он готов умереть за меня». – «Ты про заусенец?» – «Я про кино, с тобой оно было черно-белое, а теперь цветное». – «Я вижу», – посмотрел я на ее палец снова, взял ее ладонь себе в руку и проглотил ее палец.
– Вкусный?
– Железный.
– Только не откуси случайно.
– Жалко?
– Средний мой любимый.
* * *Жена жарит блины, потому что Масленица, в телевизоре американцы награждают лауреатов «Оскара». В Интернете на чьей-то стене объявление: «Куплю счастье за любые деньги, б\у не предлагать». Селфи, Инстаграм, ногти, блины, пляж. Перепост о бабушке, которой нужны были средства на операцию, потом о ребенке, с той же мольбой. Можно ли было им верить? Мольбы стало так много. «Те, кто вовремя не ушел, вытесняют из этой жизни слабых», – подумал я о том, что если одни стали жить дольше, то жизнь других должна соответственно укорачиваться. Баланс. Снова море. Фотоотчет о чьем-то отпуске. Пляж был красивее девушки, из разряда снимков, когда лицо заслонило архитектуру, в данном случае – ландшафт. Запах жареного хлеба смешивается с новостями, те вроде сосисок… теперь уже в тесте. Я вырываю страницу из толстой книги блинов, самую верхнюю, кладу мягкий пергамент из теста в рот. Бумага разваливается там вкусно на буквы… «Божественно», – составляю я из них вслух жене. Она оглянулась улыбкой и продолжила колдовать над плитой.
Снова глянул в окно, не переставая жевать. Самолет оставил на небе шрам. Там без труда читалось: Родина-мать, хотя строчки уже поплыли в чернилах неба тенью вечного врага, который не дремлет и может вот-вот напасть. Шли тренировки ко Дню Победы. Я подумал о тех, кто сидел сейчас в этом самолете. Я представил себя мысленно на их месте, хотя никогда не хотел быть военным летчиком. Мне нравилось возить пассажиров. Военные видели меня как облупленного, завидовали, глядя на стопку блинов на моем столе. Не всем сегодня была масленица, служба есть служба, она не дружба, она обычный сухой устав. Провода тоже рисовали свое. Они беспорядочно сношались, словно хотели схематически изобразить пресловутую сеть. Они висели, держась за небо. Теперь дома были привязаны друг к другу, теперь и между домами была привязанность. Примерно такая же, как и у меня к жене.
– Хватит уже жарить, иди ко мне, моя масленица.
– Не могу, не хочу, чтобы подгорел блин.
– Ты же говорила, что хотела быть рядом, что бы ни случилось.
– Действительно, я хотела, но ничего так и не случилось.
– Еще не вечер, – подошел я к ней сзади.
– Какой-то ты сегодня не такой. Какой-то пастеризованный, – не видела она меня, выливая белую жидкость на сковороду.
– Разве тебя не зае… такая жизнь?
– Еще как зае… Все время думаю, неужели я больше никому кроме нее не нравлюсь.
Неожиданно его поцелуи затмили всю мою шею. Глаза появлялись там, куда он меня целовал.
– Ты с ума сошел, – перевернула блин жена.
– Я все время думаю об этом.
– Извини, значит, еще не сошел. – Руки уже не мои, они полностью принадлежат ей, они уже чистят карманы ее души. Будто их взяли на службу, в прачечную кожи. Их не смущает то, что работа по большей части ночная, им нравится ночь.
* * *– Как ты думаешь, может ли крепкая дружба перерасти в крепкую любовь? – закончила Шила с блинами и застряла у окна в одном халатике.
– Все зависит от крепости напитков, – подошел я и обнял Шилу, прижав телом к подоконнику.
– Значит, может?
– Да, несомненно, но временами возможны побочные эффекты: тошнота и аллергия. К Марсу сегодня полетим? За город.
– Обещали дождь. Что мы там будем делать? В лесу в дождь скучно.
– В бильярд играть.
– Меня это не вдохновляет.
– А, я знаю, теперь тебя вдохновляют только твои выдающиеся груди. Они растут не по дням, а по часам. Уже четвертый, наверное, – обнял я их ладонями.
– Ты что? Четвертый у Вики.
– Да? Мне кажется она одна сплошная грудь.
– Ну, она же кормит сейчас.
– Скоро и тебе предстоит. В любом случае, твоя мне дороже всех вместе взятых, – начал я твердеть и все сильнее прижиматься к жене.
– Ага, уже пастеризованных тобою. Может, этого тоже надо покормить? – кивнула копной волос на воробья за стеклом Шила. Тот примостился на жердочке карниза и внимательно наблюдал за нами.
– Ты, как видишь дичь, сразу хочешь ее покормить. Может, он просто порно хотел посмотреть.