Устремлённая в небо

Я вырвалась от него и поплелась к своему столу. У меня вдруг не осталось сил даже на то, чтобы стоять.
– Юла, – позвал Тор.
– Иди на праздник, Тор, – прошептала я.
– Но…
– Оставь меня в покое. Пожалуйста. Просто дай мне побыть одной.
Родж никогда не знал, что со мной делать, когда я впадала в такое состояние, так что он потоптался рядом и в конце концов ушел.
А я осталась одна в кабинете.
  
6
 
Прошло несколько часов.
Мой раскаленный, как магма, гнев прошел. Осталось только холодное равнодушие.
Откуда-то долетал шум вечеринки.
Я чувствовала усталость, оцепенение и, самое ужасное, – пустоту. Мне вроде как следовало сломать карандаш, в бешенстве попереворачивать столы и начать толкать напыщенные речи о том, как я отомщу своим врагам, их детям и внукам, – в общем, вести себя, как подобает Спенсе.
А вместо этого я сидела и смотрела в никуда. Наконец звуки праздника стихли. Через некоторое время в комнату заглянула ассистентка:
– Тебе пора уходить.
Я не шелохнулась.
– Ты точно не хочешь уйти?
Им придется выволакивать меня силой. Я представила себе эту картину – очень героическую, в духе Непокорных, – но ассистентка, похоже, ничего такого делать не собиралась. Она молча выключила свет и оставила меня сидеть в красно-оранжевых отсветах аварийного освещения.
В конце концов я встала и подошла к столу у стены, на котором Броня оставила – возможно, случайно – тесты детей Первых Граждан. Я пролистала их. На каждом была только проставлена фамилия, листы с вопросами остались незаполненными.
Я взяла первый попавшийся под руку. На нем было написано: «Йорген Уэйт». Дальше шел вопрос:
«1. Назовите четыре главные битвы, обеспечившие независимость Объединенных пещер Непокорных как первого главного государства планеты Россыпь».
Вопрос был с подвохом. Отвечающий вполне мог бы забыть про схватку в Уникарне, которую нечасто упоминали. Но именно там зарождающиеся Силы самообороны впервые использовали истребители второго поколения, втайне построенные в Огненной. Я доковыляла до своего стола, села и ответила на вопрос.
Потом перешла к следующему. И к следующему. Это были хорошие вопросы. Не просто примитивные списки дат или деталей. Были отдельные математические вопросы по скоростям боя. Но большинство касались намерений, мнений и индивидуальных предпочтений. Я увязла в двух таких, пытаясь решить, то ли мне отвечать так, как предположительно хотели составители теста, то ли все-таки написать ответ, который я считала правильным сама.
Оба раза я выбрала второй вариант. Все равно до этого же никому не было дела.
К тому моменту, когда я закончила, снаружи послышались чьи-то голоса. Судя по громкому разговору – уборщиков.
Внезапно я почувствовала себя полным ничтожеством. Что мне теперь – закричать и заставить какого-нибудь бедолагу-уборщика вытащить меня отсюда за патлы? Я потерпела поражение. Невозможно выигрывать все бои до единого, и нет ничего позорного в поражении, когда тебя задавили числом. Я перевернула тест и постучала по листку карандашом. Было по-прежнему темно, и я писала при свете аварийного освещения.
Я стала рисовать на обороте листка истребитель в форме буквы «W», и вдруг в моей голове мелькнула одна безумная идея. Ведь когда-то Силы самообороны Непокорных не были официальной армией, они начинали как группка мечтателей, объединенных одной безумной идеей – заставить все это оборудование работать и создать корабли по чертежам, уцелевшим во время вынужденной посадки на этой планете.
Они построили свои собственные корабли.
Дверь отворилась, впустив свет из коридора. Я услышала, как кто-то поставил на пол ведро и два человека стали жаловаться друг другу на то, как сильно намусорили в зале, где проходила вечеринка.
– Я сейчас уйду, – сказала я, заканчивая набросок. Думая. Размышляя. Мечтая.
– А ты чего все еще здесь, малая? – спросил уборщик. – Не захотела на праздник пойти?
– Да как-то особо нечего праздновать.
– Что, неважно тест написала?
– Оказалось, что это не имеет значения, – сказала я и посмотрела на уборщика, но при скудном освещении был виден лишь его темный силуэт в дверях. – А у вас когда-нибудь… у вас появлялось ощущение, что вас заставили стать тем, кто вы есть?
– Нет. Разве что я сам себя заставил.
Я вздохнула. Мать, наверно, жутко волнуется из-за меня. Я встала и побрела в угол, куда ассистент положил мой рюкзак.
– Почему ты так этого хочешь? – спросил уборщик. Действительно ли его голос был мне знаком, или просто показалось? – Профессия пилота очень опасна. Сколько их уже поубивали.
– Больше половины сбивают за первые пять лет, – сказала я. – Но не все погибают. Некоторые катапультируются. Другие совершают вынужденную посадку и остаются в живых.
– Да, я знаю.
Я застыла и хмуро уставилась на фигуру в дверях. Лицо скрывала плотная тень, но на его груди что-то блестело. Медали? Пилотский значок? Я прищурилась и разглядела форму ССН.
Это был не уборщик. Двое других по-прежнему перешучивались где-то в коридоре.
Я выпрямилась. Человек медленно пошел к моему столу, и в аварийном освещении стало видно, что ему уже за пятьдесят и что у него седые жесткие усы. При ходьбе он заметно хромал.
Пилот взял со стола заполненный тест и перелистал его.
– Ну и зачем? – в конце концов спросил он. – Зачем так переживать? В этих тестах никогда не спрашивают главного. Почему ты хочешь быть пилотом?
«Чтобы доказать, на что я способна, и восстановить доброе имя отца». Именно так мне хотелось ответить, но что-то удержало меня. Это были слова отца, которые он время от времени повторял и которые жгли меня изнутри, хотя мысли о мести и искуплении часто заслоняли их.
– Потому что надо стремиться к звездам, – прошептала я.
Пилот хмыкнул.
– Мы называем себя Непокорными, – сказал он. – Это главный девиз нашего народа – никогда не сдаваться. И тем не менее Броня всегда ужасно удивляется, когда кто-нибудь выказывает ей неповиновение. – Он покачал головой, потом вернул тест на место и положил что-то сверху.
– Подождите! – крикнула я, когда он захромал обратно к двери. – Кто вы?
Пилот остановился на пороге. Свет четче обрисовал его лицо – эти усы и глаза, которые казались такими… старыми.
– Я знал твоего отца.
Стоп. Я знала этот голос!
– Барбос? – спросила я. – Это вы! Вы были его напарником!
– В другой жизни, – ответил он. – Послезавтра, в семь утра ровно. Здание F, кабинет С-14. Покажешь значок, тебя пропустят.
Значок? Я обернулась к столу и увидела, что на моем тесте лежит кадетский значок.
Я схватила его.
– Но Броня сказала, что никогда не допустит меня в кабину пилота.
– С Броней я разберусь. Это мой класс. Учеников я набираю сам, и даже она мне не указ. Для этого она слишком важная шишка.
– Слишком важная, чтобы приказывать?
– Военный протокол. Когда ты стоишь настолько высоко, чтобы командовать воздушным флотом в бою, ты со своей высоты не можешь вмешиваться в порядки, которые интендант установил на складе. Потом поймешь. Ты много знаешь, судя по этому тесту, – но не все. Ответ на семнадцатый вопрос неправильный.
– Семнадцатый… – Я быстро перелистала тест. – Про подавляющее численное превосходство?
– Правильный ответ – отступить и ждать подкрепления.
– А вот и нет!
Барбос напрягся, и я быстренько прикусила язык. Не хватало еще спорить с человеком, который только что дал мне кадетский значок!
– Я пущу тебя в небо, – сказал он, – но тебе придется нелегко. И со мной тоже. Иначе это будет несправедливо.
– А кто вообще справедлив?
Он улыбнулся:
– Смерть. Она со всеми обращается одинаково. Ровно в семь. Не опаздывай.
  
Часть вторая