Набери мой номер ночью

– Кирилл Алексеевич, а разве это снова не личные вопросы?
– Да. Наверное, – признал он. – Я вообще ни о чем не могу спрашивать?
– Зависит от цели этих вопросов.
– Цель непонятна? – он шагнул ко мне плавно, как кот, почти незаметным движением. – Я, кажется, отчасти ее озвучил. Кафе, две чашки кофе, – и, быть может, после этого я смогу лучше вас понимать.
– Спасибо, нет, – ответила сухо и резко повернулась, чтобы выйти.
Возможно, именно это неожиданное движение его и спровоцировало. Он вдруг коснулся моего плеча – вроде бы аккуратно, без нажима, но почему-то этим касанием разворачивая снова к нему. И лицо оказалось непозволительно близко – после этого люди обычно целуются. Или ругаются, чтобы брызгать друг на друга яростью.
– Мария, мне бы хотелось быть понятым правильно. Я не собираюсь ухаживать за вами. Наверное, я в прошлый раз перегнул, и из-за этого вы поняли неправильно. Заставил вас думать, что вы мне симпатичны, но это не совсем так.
Я придумывала ответ – надо сказать что-то холодное и однозначное. Наподобие: «Да что вы! Какие могут быть симпатии? Вон какой вы и вот какая я, бла-бла-бла. Как же хорошо, что никакой симпатии нет и быть не может». Но за эти несколько секунд его взгляд скользнул с моих глаз на губы, и лицо мужчины за секунду буквально окаменело. Держится! Он почти физически держится, чтобы не впечатать меня в стену и не прижать собой. Даже мне, неопытной в личном общении, это было очевидно. И рука, которая все еще зачем-то касалась плеча, напряглась до бетона. Ну да, понимай теперь неправильно. Да одного такого взгляда хватило бы для начала целого порно-ролика с властным героем и невинной скромницей в ролях. Я уперла ладони ему в плечи, медленно, но уверенно отодвигая.
– Прости… Простите, Мария, – отпустил меня сам. – Я иногда забываю, что некоторые люди болезненно воспринимают нарушение личного пространства. Хотел только сказать, что нет ничего зазорного в двух чашках кофе.
– Есть, – я определилась с линией поведения. – Можно, я скажу откровенно?
– Жду. В том числе и обвинений в сексуальных домогательств, хотя это не они.
Они самые! Он одним взглядом уже мои губы истрепал, какие еще бывают домогательства очевиднее? Но сказала я другое:
– Видите ли, я вас считаю очень привлекательным мужчиной. Да чего уж там, так все считают, вы и сами в курсе. Но я люблю одного человека…
– Того самого богатого любовника? – он вскинул бровь.
– Одного. Человека, – повторила с нажимом. – Я прекрасно понимаю, что никакой симпатии у вас ко мне нет, даже мысли такой не возникло, но я боюсь любых слухов. Он слишком ревнив и если только узнает, что я просто посидела в кафе с настолько впечатляющим мужчиной, то мои надежды на том и закончатся. Вы, вероятно, заметили, что я вообще ни с кем не сближаюсь? Вот и причина.
– Снова врете. Вы бы хоть какой-то одной версии придерживались, потому что мне все сложнее не смеяться в голос.
– Кажется, вы отказываетесь слышать то, что вам не нравится.
– Да, со мной такое бывает, Мария, – он уже улыбался в пол. – Но не в случае такого бредового объяснения. Ревнивый возлюбленный с биноклем, из-за которого нельзя с кем-то выйти в кафе, серьезно?
– Почему же бредовое? Люди разные, он такой, не терпит никакой легкомысленности. А я и сама по себе нелегкомысленная и давно определилась: или он, или в монастырь.
– Девственница? – вопрос прозвучал слишком отчетливо, чтобы сделать вид, что не расслышала.
– Конечно! Разве могли быть какие-то сомнения? – этим возмущением я и закончила.
– Я все понял, еще раз извините. Я постараюсь больше вообще не допускать двусмысленностей.
Главное слово – «постараюсь». Вот только уходя, явно расслышала шумный выдох. Интересно, что он означал? Может, Кирилл Алексеевич сопоставлял истории о «бывшем богатом любовнике» и «новой девственности»? Но мне безразлично, лишь бы держал себя в руках.
И он начал держать. По крайней мере больше я даже пристальных взглядов не испытывала, не то что подобных разговоров наедине. И если бы я не знала наверняка о его симпатии по телефонным признаниям, то в следующие дни могла бы дать руку на отсечение, что он меня воспринимает примерно так же, как офисный табурет.
В субботу я заболела – простуда, как обычно, накатила, когда не ждали. Лежа в кровати, надеялась, что сегодня никому не понадоблюсь – насморк антисексуален. Хотя и держала капли под рукой, на всякий случай. Отработаю, если придется, несмотря на раскалывающуюся голову.
И, конечно, мне позвонили – с неизвестного номера, но без посредничества оператора.
– Да? – я на всякий случай приглушила голос. Юрка мог перевести следующего клиента в разряд випов и выдать кому-то «прямую линию». На эту симку почему-то никогда не звонят рекламщики и сотрудники банков, чтобы навязать свои услуги.
– Привет. Это снова я. И я снова не хочу сессию.
Я сразу узнала по голосу и спонтанно села, поджимая коленки под подбородок. Вот и проигнорировала. Столько день настройки, чтобы меня просто обошли кругом! Нашла с кем изобретательности соревноваться.
– Ты сменил номер, Кир? Зачем?
– Потерял старый телефон.
– Ну да. И мой номер держал в памяти, – я утверждала, а не задавала вопрос.
– Держал. Не удивляйся, Галь, я же все равно в твоих глазах психопат, – он помолчал немного. – Или я просто подумал, что ты можешь начать скидывать звонки. А после трех таких раз я уже больше никогда бы тебе не позвонил. Не смог бы уже убедить себя, что ты просто занята.
– Я никогда бы так не поступила! – убеждала отчаянно, хотя притом посмеивалась. – Нет, бывает, конечно, что ответить не могу – если в общественном месте или на другом звонке, но специально никогда.
– Тогда зря я телефон терял?
– То есть после трех срывов ты не стал бы перезванивать? – полюбопытствовала я между делом.
– Не знаю. Нет, наверное. Хотя уже ничего наверняка утверждать не буду.
– Ты настолько одинок, что звонишь мне для пустых разговоров? Почему-то сложно себе представить. Или ты всерьез некрасив, как говорил?
– Ну… не первый красавец на деревне, это уж точно, – нагло приврал он. – Но дело все-таки не в этом. Есть женщины. Но – как это понятнее объяснить? – я выбираю. Не меня, а я. И случился конкретный прокол. Я выбрал такую, которая потенциально очень далека от того, чтобы выбрать меня. Отсюда чувство неуверенности, какой-то полной переоценки. Я скоро спать совсем перестану и начну на стены лезть от этой невозможности.
Я прикусила нижнюю губу – точь-в-точь первоклассница, которой сосед по парте очень смущенно предложил понести портфель. Странная ассоциация, ничего общего.
– Ты снова о своей Гале из реала?
– О ком же еще? Хотя частично и о тебе. Ты ведь тоже не ведешься, хоть бы ты мою самооценку пощадила, – его голос изменился, стал более расслабленным. Кажется, он лег. Я тоже откинулась обратно на постель.
– Я-то не ведусь по другим причинам, которые уже объясняла.
– Ага. А хочешь, расскажу, каким бы было наше с тобой свидание?
– Ну расскажи, – мне действительно было интересно послушать. Я свернулась под одеялом калачиком и закрыла глаза.
– В общем, я пригласил бы тебя в кафе, на это уговорить проще. Но на самом деле повез бы в элитный ресторан.
– Чтобы произвести впечатление?
Он ответил задумчиво:
– Нет, вряд ли. Просто сам терпеть не могу дешевые заведения. И дорогое вино девушки обычно любят больше, чем ширпотреб.
– А! Так ты меня напоить собрался?
– Не то чтобы… Но да, виновен. С тобой я прибегал бы к самым подлым приемам. Во второй раз уже можно было бы и без них обойтись.
– Допустим. И что дальше? Потащил бы к себе домой?
– Нет, конечно! Ты совсем там от воздержания двинулась? Погуляли бы, потом проводил бы до подъезда. И там вежливо раскланялся.
– И все? Даже не поцелуешь?
– На первом свидании? Галь, какого же ты обо мне мнения?
Я чувствовала, что иронизирует, потому и продолжала: