Уходили в бой «катюши»

В начале октября общевойсковая разведка сообщила, что противник подтягивает крупные силы пехоты, танков, артиллерии к западной окраине поселков «Красный Октябрь», «Баррикады», а также в балку Вишневая. Данные разведчиков были точными, вскоре северо-западнее Сталинграда противник перешел в наступление, стремясь выйти к Волге. Этому наступлению предшествовало заявление Гитлера, в котором он утверждал, что новый штурм должен решить окончательный исход борьбы. Несмотря на превосходящие силы противника, героические защитники Сталинграда прочно удерживали свои позиции.
3 октября старший лейтенант Андреев еще на рассвете поднялся на площадку, устроенную почти на самой верхушке трубы. В дырах, пробитых снарядами, свистел ветер. Труба заметно раскачивалась.
— Ничего, — говорил он наблюдателям. — Страшновато, да не беда, главное, обзор какой.
А вскоре он передал в дивизион координаты вражеской пехоты. Дивизион дал четыре залпа. Были отбиты две атаки, рассеяно и уничтожено до батальона пехоты, сожжено четыре автомашины. На следующий день, 4 октября, противник продолжал вести наступление при поддержке и исключительной активности своей авиации, которая непрерывно бомбила нашу оборону. Город был объят заревом огня. Дивизион и в этот день дал четыре залпа, отбив атаки врага и уничтожив до полутора батальонов пехоты, подбил пять танков и несколько автомашин.
Огневые позиции гвардейцев находились на левом берегу Волги — у переправы 62-й армии близ Красной Слободы и хутора Бобровка. Эти районы хорошо просматривались противником и часто бомбились. Дороги были буквально изрыты воронками. Но гвардейцы, даже в темные осенние ночи, выезжая с выжидательных позиций, благополучно выводили боевые машины на залпы.
— У нас глаза, как у рыси, — довольный похвалой, отвечал обычно сибиряк, командир орудия Медведев.
— А может, как у медведя? — намекали бойцы на его фамилию.
— Нет, — крутил тот головой. — Рысь ночью лучше видит.
Спокойный характер сибиряка, его выдержка, рассудительность положительно сказывались на поведении всех бойцов расчета. Боевая машина Медведева с опытным водителем Юшковым, как правило, всегда первой прибывала на огневую позицию.
— Эти не подведут, при любой обстановке выполнят боевое задание, — говорили о них командиры.
Такая похвала высоко ценилась гвардейцами, потому что исходила от людей, постоянно проявляющих личную храбрость. Таким, например, был командир огневого взвода лейтенант Дьяченко. Он отличался в бою исключительным хладнокровием.
— Нервы как канаты, — уважительно отзывались о нем гвардейцы.
Выдержку и мужество взвод Дьяченко проявил и 3–4 октября.
Давать залпы предстояло с боевых позиций у Бобровки. Не успели навести установки, как снаряды противника начали ложиться вблизи них. Командиры орудий Медведев, Гавриленко, Шишов и Бухарцев под огнем врага давали залп и быстро уводили машины. Время измерялось секундами. Мужество и быстрота работы спасали людей от смерти.
Дивизион днем и ночью изматывал противника, не давая ему возможности производить перегруппировку сил и отбивая его атаки.
9 октября разведка сообщила, что на участках 193, 284, 95-й стрелковых дивизий противник подтягивает пехоту и танки к переднему краю. По этим данным хорошо действовавшей разведки гвардейцы своими залпами своевременно уничтожили десятки и сотни фашистов, много танков и автомашин.
Даже без бинокля были видны результаты работы «катюш». Черные клубы дыма поднимались над подожженными танками и бронетранспортерами.
— Надолго запомнят вкус волжской водицы, — перебрасывались гвардейцы репликами.
— Их никто сюда не звал.
— Ну, кажется, теперь не сунутся.
— А сунутся, так еще получат.
В словах бойцов чувствовалась уверенность в своих силах. И хоть находились они еще на левом берегу, каждый был убежден — скоро придет день, когда город будет очищен от фашистской нечисти.
Но враг еще не отказался от надежды сбросить наши части в Волгу. 14 октября он предпринял новое наступление.
…Одиннадцать часов. Тягучий, нудный гул вражеских самолетов покрывает все звуки. В землянках сыплется с потолков песок. Воют сирены пикирующих бомбардировщиков. Немцы решили, видно, окончательно разделаться со сковывающими их действия гвардейскими дивизионами. От разрывов бомб дрожит земля. Как спички ломаются деревья. Заход за заходом. Будет ли этому конец? Что в расчетах?
А с правого берега, где продолжаются ожесточеннейшие бои, тревожно передают: противник возобновил яростные атаки, требуется подбросить «огонька», то есть дать залпы реактивной артиллерии. Пехота ждет помощи от гвардейцев. Это понимают все: и командиры, и бойцы. Еще рвутся бомбы, еще делают последний заход стервятники, а у боевых машин уже копошатся минометчики. От поднятой разрывами бомб пыли почти ничего не видно. Все вокруг изрыто воронками, неестественно белыми кажутся пеньки деревьев, срезанных осколками.
Звучат команды. Кто-то зовет санитара. Вот кого-то пронесли прямо на шинели: в такт шагам качается чубатая голова… Минометчики разбирают завалы, пробуют моторы. Уцелевшие машины, не мешкая, уходят на огневую. Первым ведет боевую установку М. А. Шишов. Машина мчится, лавируя между воронками. Сейчас дорога каждая минута.
— Молодец! — говорит командир дивизиона.
Не отходя от телефона, в распахнутую дверь он видит маневры Шишова. Вслед уходят другие машины.
В этот день в невероятно трудной обстановке дивизион дал десять залпов, отбил все атаки.
В следующие два дня противник продолжал рваться к Волге. Обстановка оставалась напряженной. Гвардейцы, находясь у своих орудий, знали, что если командира батареи или взвода вызвали в штаб, значит, скоро выезжать на огневую, и заранее готовились снимать чехлы с боевых машин.
И действительно, не успевали командиры выходить из штабной землянки, как подавалась команда: «По машинам, на залп!» Через двадцать — двадцать пять минут, как правило, машины возвращались с задания, вновь заряжали установки и были снова готовы к очередному залпу.
Небольшое затишье наступило поздним вечером 17 октября. Раздалась команда: «Построиться!» Минометчики выстроились у штабной землянки. Сквозь дым, тянувшийся из города, тускло проступали на небе звезды. От Волги тянуло свежестью, которая отгоняла запах пороховой гари.
По беспроволочному солдатскому телефону стало известно: будут вручаться награды; поэтому все чувствовали себя приподнято. Оправляли измятые, обгоревшие шинели, подтягивали ремни.
Первым орден Красной Звезды привинтил представитель командования к гимнастерке рядового Шишова.
— Служу Советскому Союзу! — четко произнес М. А. Шишов и тихо, совсем не по-уставному добавил: — Пока жив, буду уничтожать фашистских гадов.
Забегая вперед, скажу: ровно через месяц храбрый солдат получил вторую Красную Звезду — будучи раненым, он сумел с открытой огневой позиции дать семь залпов и уничтожить около роты противника.
А в тот вечер медаль «За отвагу» получили лейтенанты Дьяченко и Руднев, медали «За боевые заслуги» — водитель Виноградов и сержант Бухарцев.
Выступая на митинге, состоявшемся по поводу награждений отличившихся гвардейцев, многие давали клятву сражаться еще более стойко.
— Все силы на разгром ненавистного врага! — так заявляли минометчики, поздравляя своих товарищей с заслуженными наградами.
Немцы превратили захваченные ими улицы в сплошную цепь мощных узлов сопротивления. Буквально перед каждым домом были раскинуты минные поля. Стены домов, люки подвалов, железнодорожные насыпи — все было приспособлено для обороны.
Гитлеровские инженеры даже воронки из-под снарядов и крупных мин перед своим передним краем накрыли листами железа, чтобы наши бойцы, наступая, не могли в них укрыться от огня. Просветы окон и дверей обтянули проволочными сетками, чтобы брошенная граната не пролетела внутрь здания, а отскакивала обратно. Все узлы сопротивления были связаны ходами сообщений, траншеями. Но никакие хитрости уже не могли спасти зарвавшегося врага. День возмездия приближался.