Понь бледный (СИ)
— Дружба — это танцевать на Гранд-Галопинг-Гала без оглядки! Дружба — это вкуснейший сидр. Дружба…
Пинки Пай, минуту назад беззаботно жевавшая кисейную занавеску, уже впала в транс, оглушенная голосом лучшей ученицы Принцессы Селестии. Глаза ее округлились, но голубизна из них выветрилась, оставив лишь два мутных клубящихся облачка. Ее воля была недостаточно сильна, чтобы сопротивляться. И едва ли она вообще хотела сопротивляться… Кто сопротивляется сладкому поцелую шприца с опийным раствором?…
— Дружба — это бежать бок-о-бок со своим соперником. Дружба — это твоя верная сова. Дружба…
Эти слова стали лабиринтом, в котором он вдруг запутался, и каждое слово становилось новым эфемерным слоем, в котором можно блуждать бесконечно, не отличая одной стены от другой. Сталин ощутил слабое чувство узнавания. Когда-то он уже слышал подобные слова… Вкус знакомого яда на губах.
«Тень упала на сцену, ещё недавно освещенную победой Альянса. Никто не знает, что Советская Россия и её международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы их экспансии. Я очень уважаю и восхищаюсь доблестными русскими людьми и моим военным товарищем маршалом Сталиным… Мы понимаем, что России нужно обезопасить свои западные границы и ликвидировать все возможности германской агрессии. Мы приглашаем Россию с полным правом занять место среди ведущих наций мира. Более того, мы приветствуем или приветствовали бы постоянные, частые, растущие контакты между русскими людьми и нашими людьми на обеих сторонах Атлантики. Тем не менее моя обязанность, и я уверен, что и вы этого хотите, изложить факты так, как я их вижу сам…»
Эти слова говорил другой человек, много лет назад. Но в них была заключена магия схожего свойства. Тогда ты выстоял, Коба. Тебе было тяжело, но ты выстоял. И жирный маленький человечек в цилиндре и с жирно-блестящими глазками понял, что его магия тебя не одолеет. Потому что эти трусливые чары направлены лишь против индивида. Но никто и никогда не сможет подчинить своему дьявольскому гипнозу целый класс! А за ним сейчас — целый класс. Бесправных униженных пони, у которых не будет другого защитника. Значит…
Сталин помотал головой. И наваждение вдруг стало рассеиваться. За сладкими кисельными завесами вдруг обнаружились контуры реального мира. Из-за взбитых сливок, облаками повисшими вокруг, проглянули черты библиотеки. Он вновь увидел сиреневую единорожку со светящимся рогом и розовой прядкой в гриве, которая читала нараспев, удерживая перед собой свиток.
— Нет.
— Что? — воскликнула Твайлайт Спаркл.
Она была потрясена, и Сталин отметил это с удовлетворением. Едва ли раньше ученице Принцессы доводилось встречать того, кто выбрался из ее липких сетей, сочащихся прогорклой карамелью фальшивой дружбы.
— Это все не так, — спокойно сказал Сталин, ощущая растущую в нем самом мощь. Мощь, дарованную ему верой многих миллионов людей, мощь, которая сотрясала изнутри его тело как тяжелый танковый дизель «В-2», — Это заблуждение, товарищ Спаркл. Вы неверно выучили дружбу. Дружба вовсе не такая, какой вы ее считаете.
— Вы… Вы… Что?
— Дружба — это труд. Дружба — это подвиг. Дружба — это боль. Дружба — это не кремовый торт, который можно есть, весело смеясь. Дружба — величайшее испытание. Ради дружбы надо уметь сжать зубы и глотать кровь. Дружбу надо терпеть, даже когда она приносит тебе боль. Дружба — это война, победа в котором дается не каждому. Дружба может быть безмерно горька. Именно поэтому ею так дорожат. А вы… Вы плохо учились, Твалайт Спаркл, если вынесли из дружбы только это. Я думаю, Принцессе Селестии надо подумать о вашем дальнейшем образовании.
Он увидел глаза Твалайт Спаркл вблизи — и удивился тому, сколько кипящей ненависти в них сосредоточилось в это мгновенье. Все истинные чувства выступили на поверхность. Фальшивая позолота отброшена. Секунда искренности.
И этой секунды, когда они смотрели в глаза друг другу, Сталину хватило, чтобы сделать выбор. Даже не выбор, понял он с накатившим облегчением, это решение созрело в нем с того самого момента, когда он впервые ступил на мостовую Поннивилля. И другого пути у него не было, как не может быть другого пути у самого коммунизма.
— До свидания, Твайлайт, — сказал Сталин негромко, — Но, я думаю, мы еще увидимся.
Он прошел мимо застывшего в трансе Спайка, который даже не пытался преградить ему дорогу. Распахнул ногой дверь, впуская свежий воздух в душную комнату. Теперь он понял, что пахло в ней не деревом и книгами, а тленом. Золой чужих чувств и гниющими остатками чужих мыслей.
Ты все сделал правильно, Коба, старый ты сивый мерин. И даже «внутренний секретарь» одобрительно что-то проворчал из невидимого кабинета, замурованного в его голове. Надо спешить. В этой войне у него нет союзников, нет ресурсов, нет планов и снабжения. Нет ничего. Значит, придется совершить невозможное и выиграть. Снова. Сталин усмехнулся — солнцу, аккуратным домикам и разноцветным пони, беззаботно разгуливающим по улицам. Делать невозможное — это тоже магия. Особая коммунистическая магия. Проверим, господа единороги, чья магия в итоге окажется сильнее!..
Как он ни спешил, Сталин все же задержался на несколько секунд на пороге дома Твайлайт Спаркл. И сквозь приоткрытую дверь услышал ее голос, глухой и зловещий. Кажется, она кому-то диктовала:
— Дорогая Принцесса Селестия! Пишет вам ваша верная ученица Твайлайт Спаркл. Сегодня я поняла, что дружба — это умение делиться своими страхами и опасениями со своими близкими. Сообщаю вам о подозрительном пони, который появился сегодня в городе. Его сомнительные воззрения порочат концепцию дружбомагии, а несознательное поведение и моральная невыдержанность могут стать дурным примером для остальных. Возможно, вам стоит обратить на него пристальное внимание. Всегда ваша, Твалайт Спаркл… Зашифруй и отправляй Принцессе, Спайк! И еще, мне понадобится одна книга. Одна большая старая толстая книга… Конечно, ты найдешь ее. Она называется — «Диссиденты и борьба с ними»…
Глава четвертая
«За верой должны следовать дела».
Челка Эппл Джек была золотистой, как пучок соломы. Но не той, что обыкновенно сохнет в скирдах, сероватой и прелой. А другой — мягкой, впитавшей в себя летнее солнце, ароматной. И сейчас эта непокорная соломенная челка, поднятая в воздух коротким презрительным выдохом Эппл Джек, коснулась полей потрепанной шляпы.
— Пинки, поверить не могу, что ты купилась на такое!
— Это все правда, Эппл Джек! То, что говорит товарищ Сталион…
— Сахарок, чтобы поверить во все то, что плетет этот заезжий жеребчик, надо иметь на плечах старую бочку из-под сидра!
Взгляд, которым одарила Сталина Эппл Джек, не таил в себе ничего хорошего. Он был тяжел и сверкал грозовыми раскатами, пока еще более угадываемыми, чем видимыми, как у сноровистого жеребца, который только и ожидает, когда неосторожная рука конюшего снимет с него упряжь… Но Сталин выдержал этот взгляд и даже не без удовольствия. Взгляд этот ему понравился — он любил иметь дело с людьми, взгляд которых открыт и смел. Даже если не разделял их убеждений.
С пони, Коба, с пони!..
— Товарищ Эппл Джек…
— Я тебе не товарищ, старый мерин! — Эппл Джек топнула передним копытом по дощатому полу амбара, где они собрались. И крепкая дубовая доска жалобно затрещала, едва не переломившись пополам, — Ты задурил голову нашей подруге, но с нами этот фокус не выйдет!
— Не выйдет! — подтвердила Рэйнбоу Дэш, выписав в воздухе сложную петлю. Которая могла быть обычным воздушным трюком, а могла — Сталин достаточно хорошо разбирался в авиации — быть боевым маневром заходящего в пике штурмовика, — Точно, не выйдет! И лучше бы тебе убраться самому, Сталион!
Одна лишь Флаттершай молчала. Предусмотрительно заняв место в арьергарде, она делала вид, что с интересом изучает жужжащую у потолка муху и это зрелище поглощает ее без остатка.