Все можно исправить. Легкомысленная фантастика (СИ)

Визор видеофона поймал в прицел одетого в камуфляж шоколадного негра, который давно не был ни пухлым, ни мешковатым. И ладони хозяина дома вспотели и похолодели разом. Подманив микрофон, он прохрипел в дырчатую мембрану:
— Между нами все кончено. Уходи!
— Не гони меня, Пятачок. Я ранен…
Это было отвратительное прозвище. Хозяин дома терпеть его ненавидел. Конечно, он был самым маленьким в академии. И после… быть аналитиком, брать мозгами, давать советы бойцам фронтира — это же совсем не то, что действовать в поле, жить в вечном драйве, ходить по лезвию… Ясно, что Кенга предпочла красавца Винни, всеобщего любимца и героя. А Пятачок остался на этой гнусной планетке считать пчелиные гнезда. Дупла, ульи? Как это называется, в конце концов?
Пятачок хотел вдолбить кулаком по пульту, но тот привычно ускользнул.
— Это не ты! Это не можешь быть ты… Моя любимая фраза?!
— Кажется, дождь собирается… — Винни было плохо, он пошатывался и даже позволил себе ухватиться ладонью за стену. А может, его перевесил рюкзак.
Пятачок сплюнул, сгреб конечности — каждую по-отдельности: виноват был вечный недостаток кислорода в забаррикадированном помещении, — потер небритые щеки и поплелся открывать. Была ночь. Гость удачно подгадал момент, когда впустить его в дом почти безопасно.
Винни практически повис на Пятачке, стоило тому приоткрыть двери. Хозяин втянул его внутрь и прислонив к стене, взялся за створку. Автоматика плохо работала, двери периодически заедали, и приходилось их вразумлять с помощью кувалды и такой-то матери, что у аналитика получалось хреново. Здесь нужен был кулак — такой, как у Пуха, — и вера в собственные силы. Пятачок горько усмехнулся. Наконец справился с дверями и стал запирать замки и накладывать засовы. А когда оглянулся, увидел, что Винни сполз и привалился к стене спиной. Рюкзак лямкой соскользнул с плеча и валялся сбоку — Пятачок умудрился больно приложиться о него ногой: камни Пух там таскает, что ли? На втором плече гостя висел автомат. Хозяин посмотрел на него с опаской, как на ядовитое насекомое. Перевел взгляд на вытянутые на всю прихожую ноги гостя. Штанина на левой густо пропиталась кровью и заскорузла.
Винни шевельнул веками, доказывая, что еще жив.
— Помоги обработать. Жало я выдернул.
— Вставай, обопрись на меня.
Опираясь больше на стену, чем на хозяина, Винни добрел до продавленного дивана в комнате — смеси спальни и дисплейной — и упал на него. Пятачок, упираясь ногами, откидывая спину, напрягая мышцы на руках, втянул в комнату рюкзак и запер вторую бронедверь.
— Что у тебя там? Кирпичи?
— Мед. Неправильный мед.
— Ты спятил?!
— Я ушел… подгадал удачное… время…
Лицо Винни было потным и словно лакированным, губы распухали.
Пятачок, отводя глаза, вогнал ему прямо через штанину в бедро противошоковое с антигистаминным. С размаху, чтобы не начать бояться. Если с ним сейчас случится паническая атака — погибнут оба. Лекарство подействовало, Пух задышал ровнее и заговорил четче. Вместе они разрезали брючину и обработали рану. Пятачок наложил повязку, связал концы бинта изящным бантиком. Винни улыбнулся.
— Спасибо.
— Кенга где? — внутренне обмирая, спросил Пятачок. Кенга была лучшей девушкой на курсе, самой умной и самой красивой. Они все поголовно были влюблены в нее. Сомнений не было, что она выберет героя. И тогда-то и рухнула их дружба. Карточным домиком. А казалось, ее ничем не сломать…
— На Земле, вместе с Крошкой Ру. Мы решили, что так будет лучше. Неправильные пчелы с каждым днем умнеют, ты знаешь.
Пятачок вздохнул:
— Знаю.
Почему-то ему стало легче. Он заварил густой, почти черный чай прямо в стаканах. Один поставил на колено, придерживая за ручку подстаканника, второй пристроил на поручне дивана ближе к Пуху.
— Ты первый сказал, что это неправильные пчелы и они делают неправильный мед. А все, включая меня, считали, что это обыкновенные насекомые. Как земные пчелы, только большие. И выгребали производимый ими коктейль из наноботов подчистую. Человечество наконец обрело свою панацею, это лекарство, лечащее все и вся, то, искусственные аналоги которого и в подметки не годились биологическому, — говорил Пятачок все быстрее. — Человечество расширялось, совало нос в такие дыры, где без панацеи не обойтись. Любые болезни, любые раны — этот мед лечил все и без последствий, на него не существует аллергий. А неправильные пчелы… В дождь они спят.
— А ты приговаривал: «Кажется, дождь собирается»… Ты всегда был чувствителен к дождю, — Винни глотнул чаю: — Какая гадость!
— Извини. Хороший чай давно закончился. Как и дожди. А пчелы показали упорство и разум. И почти вытеснили нас с планеты. Что у тебя в рюкзаке?
Пятачок уронил стакан, и чай грязной полоской украсил и без того замызганный ковер. Хозяину хотелось схватить гостя за грудки и трясти. Не получится, пожалуй… Сколько еще будет клокотать его ненависть?
— Неправильный мед, ты знаешь.
— И ты поперся с ним ко мне?!
— Другие окна не светились. И мы все же друзья. Были.
— Насчет окон не ври. Я всегда проверяю светомаскировку.
— У тебя должна быть почтовая капсула. Отправь это Кенге, я не хочу, чтобы она в чем-нибудь нуждалась, когда я…
— Ты не помрешь! — рявкнул Пятачок. — Рана не такая уж опасная. Я дам сигнал, тебя подберут парни с орбиты. Вот прямо счас и дам. И посылку отправлю, раз ты настаиваешь. А ты спи пока.
Он ушел и долго возился во внутреннем дворе, настраивая почтовую капсулу. Если бы не этот неправильный мед для Кенги, он сам вполне бы мог этой капсулой воспользоваться: иногда миниатюрность — преимущество. А раненный Пух останется неправильным пчелам. Сам виноват, кто его гнал разорять гнездо, кто его гнал вообще?! Пятачок пробовал накалить в себе злость, но вместо нее была только усталость. И готовность принять судьбу.
Пух спал, сидя на диване, тяжело дыша, слюна стекала на небритый подбородок. Пятачок методично, как он все делал всегда, готовил арсенал. А утром прилетели пчелы.
Ровное жуткое жужжание взяло дом в кокон. Все вибрировало, лязгало и гремело. Сосало под ложечкой, и руки становились липкими от накатившего страха. Но надо было держать лицо. Пятачок потряс бывшего друга за плечо, глянул, как тот мгновенно переходит от сна к бодрствованию и осматривает оружие. Позавидовал, как обычно. Услышал через универсальный переводчик:
— «Наковальня», я «Молот»! Начинаем атаку! Прием!
Неправильные пчелы слишком многому научились у людей.
Рои, налетая один за другим, отстреливали металлические жала в локоть длинной. Те с грохотом врезались в стены и застревали в них и в бронированных ставнях, так что дом через какое-то время стал походить на ощетиненный кактус. Отстрелявшиеся уступали место новым роям. Люди отвечали через узкие амбразуры, переходя от одного загороженного окна к другому. Стараясь стрелять по уязвимым крыльям, устилая грязную улицу крупными хитиновыми телами. Проще всего было бы выжечь нападавших установленным на крыше огнеметом, но топливо к нему давно закончилось. С пиропатронами тоже было туго, зато обычных хоть завались.
 
 
«По приказу мы стреляли и, стреляя,
 
Я дрожал, как отлетающие души!!!» [5]
 
 
— орал Пятачок, высаживая очередной рожок и меняя его в два щелчка. В чем люди сильны, так это в войне, в бесконечной ярости, которая может сделать храбрым самое хлипкое животное. А может, так он сублимировал свою ненависть к бывшему другу?
— Дыхание береги! — бросил Винни. И это было последнее, что он сказал.
Бой длился бесконечно и еще немного. Пока заднюю стену не вышибли соединенным из нескольких роев тараном и Пятачок не умер, придавленный обломками. Он еще увидел, как друг, покачиваясь на расставленных ногах, расстреливает неправильных пчел из автомата в упор и орет что-то матерное, пока не захлебнулся кровью.