Бог астероида (ЛП)
Я думаю, что они увидели меня своими странными, невыразительными глазами; потому что приблизились, прижавшись к самому иллюминатору. Будь он открыт, я мог бы дотронуться до них рукой. Возможно, они тоже удивились, поскольку тонкие глазные стебли, казалось, удлинялись, когда они смотрели на меня. Существа странно размахивали надкрыльями, их рты с роговидными жвалами подрагивали, словно они о чём-то переговаривались друг с другом. Через некоторое время они ушли, быстро исчезнув за близким горизонтом.
После этого я осмотрел «Селенит» как можно тщательнее, чтобы выяснить степень повреждений. Полагаю, что внешний корпус был смят или даже оплавился в некоторых местах. Когда, надев скафандр, я подошел к люку, думая выйти из корабля, я обнаружил, что не могу открыть крышку. Мой выход наружу оказался невозможным, поскольку у меня нет инструментов для резки прочного металла или для того, чтобы разбить стойкие неокристаллические окна. Я запечатан в «Селените», как в тюрьме; и эта тюрьма в своё время станет моей могилой.
Позже
Я больше не буду пытаться датировать эти записи. В сложившихся обстоятельствах невозможно сохранить даже приблизительное ощущение земного времени. Хронометры перестали работать, их механизмы были безнадёжно испорчены во время падения корабля. Дневные периоды этого планетоида по-видимому имеют продолжительность не более часа или двух, и столь же коротки здешние ночи. Тьма накрыла пейзаж своим чёрным крылом после того как я закончил описывать последние события; и с тех пор прошло так много этих эфемерных дней и ночей, что я перестал их считать. Моё восприятие времени перепуталось каким-то совершенно странным образом. Теперь, когда я несколько привык к своему положению, короткие дни тянутся с неизмеримой скукой.
Существа, которых я называю «тросточками», вернулись к «Селениту». Они приходят ежедневно, приводя с собой десятки и сотни своих сородичей. Похоже, что они в какой-то степени представляют собой местный эквивалент человечества, являясь доминирующей жизненной формой в этом маленьком мире. В большинстве случаев их поведение выглядит непостижимо чуждым; но некоторые из их действий несут отдалённое родство с подобными действиями людей, из чего можно сделать вывод, что у них имеются влечения и инстинкты, подобные нашим.
Несомненно, им не чуждо любопытство. Они в большом количестве толпятся вокруг «Селенита», осматривая его своими глазами на стебельках, прикасаясь к корпусу и окнам своими тонкими конечностями. Я полагаю, что они пытаются наладить со мной какое-то общение. Я не могу быть уверен, что они издают вокальные звуки, поскольку корпус корабля звукоизолирован; но уверен, что резкие, семафорные жесты, которые они повторяют в определённом порядке перед иллюминатором, когда видят меня, наполнены сознательным и вполне определённым смыслом.
Кроме того, я подозреваю, что таким образом они, подобно нашим дикарям, проявляют особое почтение к таинственному посетителю с небес. Каждый день, когда они собираются перед кораблём, они приносят любопытные губчатые плоды и пористые растения, оставляя их на земле как жертвенное подношение. Судя по их жестам они, кажется, умоляют меня принять эти дары.
Как ни странно, фрукты и овощи всегда исчезают по ночам. Их едят большие светящиеся летающие существа с прозрачными крыльями. Судя по их поведению, они ведут полностью ночной образ жизни. Однако, «тросточки» вне всякого сомнения считают, что я, странный надзвёздный бог, принял их жертвоприношение.
Всё это странно, нереально, нематериально. Потеря привычной силы тяжести заставляет меня чувствовать себя призраком; и мне кажется, что я живу в фантомном мире. Мои мысли, мои воспоминания, моё отчаяние — всё это не что иное, как туманы, которые колеблются на грани забвения. И всё же, по какой-то фантастической иронии, мне поклоняются как богу!
* * *Прошло бесчисленное количество дней с тех пор, как я сделал последнюю запись в этом журнале. Сезоны астероида изменились: дни стали более короткими, ночи удлинились, и в долине воцарилась безрадостная зима. Хрупкие, плоские лозы увядают на скалах, а высокие заросли лишайников принимают погребальные мареновые и розовато-лиловые оттенки осени. Солнце движется по низкой дуге над зубчатым пилообразным горизонтом, оно превратилось в маленький бледный шарик, который будто отступает в чёрную пропасть между звёзд.
Жители астероида появляются всё реже. Похоже, что их количество уменьшилось, а жертвенные дары редки и скудны. Они больше не приносят губчатых фруктов, но только бледные и пористые грибы, которые, скорее всего, собирают в пещерах.
Они двигаются медленно, как будто зимний холод начинает вызывать у них оцепенение. Вчера трое из них упали после подношения своих даров и распростёрлись перед кораблём. Они не шевелятся, и я уверен, что они мертвы. Светящиеся ночные летающие существа перестали являться, и жертвоприношения остаются нетронутыми рядом с теми, кто их принёс.
* * *Сегодня меня накрыло ужасом моей дальнейшей судьбы. «Тросточки» больше не появляются. Я думаю, что все они умерли — существа-однодневки этого крошечного мира, который несёт меня с собой в какой-то арктический лимб Солнечной системы. Несомненно, они способны существовать только в летний период — когда астероид находится в перигелии.
Тонкие облака собрались в тёмном воздухе, из них, словно мелкий порошок, сыплется снег. Я ощущаю невыразимое опустошение, тоскливость, которую не в состоянии описать. Отопитель «Селенита» всё ещё работает, так что холод не может до меня добраться. Но чёрный мороз космоса проник в мою душу. Странно, я не чувствовал себя настолько потерянным и одиноким, когда к кораблю ежедневно приходили люди-насекомые. Теперь, когда они больше не показываются, меня, похоже, настиг окончательный ужас одиночества, холодный страх отчуждения от всего живого. Я больше не могу писать, потому что мой разум и моё сердце подводят меня.
* * *И тем не менее, я, похоже, пережил вечность тьмы и безумия в корабле и смертоносную зиму внешнего мира. Всё это время я ничего не писал в журнале; и не знаю, какой неясный импульс побуждает меня возобновить столь нерациональное и бесполезное занятие.
Думаю, что это солнце, проходящее по более высокой и длинной дуге над мёртвым ландшафтом, вырвало меня из беспросветного отчаяния. Снег на скалах растаял, образуя небольшие ручейки и водоёмы; а из песчаной почвы поднимаются странные зародыши растений. Они вздымаются и набухают, пока я смотрю на них. Я нахожусь за пределами надежды, за гранью жизни, в странном вакууме; но я смотрю на эти живые создания, как осуждённый пленник смотрит на буйство весны из окна своей камеры. Они пробуждают во мне чувства, названия которых я успел позабыть.
Мои запасы продовольствия почти на исходе, сжатого воздуха — и того меньше. Я боюсь подсчитывать, насколько его хватит. Я попытался разбить неокристаллическое стекло большим разводным ключом; но все удары, отчасти из-за моего собственного малого веса, бесполезны, и выглядят, словно похлопывание пёрышком. В любом случае, внешний воздух окажется слишком разреженным для человеческого дыхания.
Существа-тросточки снова появились перед кораблём. Я уверен, что их небольшой рост, более яркая окраска и некоторая недоразвитость членов — признак того, что все они представляют собой новое поколение. Ни один из моих бывших посетителей не пережил зиму; но почему-то новые «тросточки» рассматривают «Селенит» и меня с таким же любопытством и почтением, как и их предки. Они тоже начали приносить мне в дар невесомые плоды и возложили пышные цветы под иллюминатором… Интересно, как они размножаются и каким образом передают из поколения в поколение свои знания?..
* * *Плоские, похожие на лишайник лозы, цепляются за камни, карабкаются по корпусу «Селенита». Молодые тросточки ежедневно собираются, чтобы поклониться мне. Они делают те же загадочные знаки, которые я никогда не понимал, и быстро двигаются вокруг корабля, словно в культовом танце… Я, потерянный и обречённый, стал богом для двух поколений здешних обитателей. Вероятно, они будут поклоняться мне, даже когда я умру. Думаю, что воздух почти закончился — сегодня моя голова кружится больше, чем обычно, а в горле и груди наблюдается странное стеснение…