Ушелец

— Товарищ Ван, — мягко, но решительно остановил его генерал. — Я понимаю, что вы хотите повидаться с женой и ребятишками, но благо нации превыше всего. Нужно соблюдать строжайшую секретность — и вы сами знаете почему. И, наверное, догадываетесь, что наш с вами разговор обусловлен распоряжением, исходящим из высших инстанций нашего правительства. Вашей жене сообщат, что в интересах дела вы задерживаетесь. — Генерал сделал паузу. — А если вы считаете, что биологическая необходимость, хм… может помешать вашей работе…
— Нет-нет, — поспешил заверить Ван.
«Не того я боюсь, — подумал он. — Сказать по совести, вы, мои души… (а я верю, что многие примитивные племена, даже такие образованные и могучие, как древние египтяне, говорили чистую правду, утверждая, что человек имеет несколько душ) — моя Яо, которая была лунным светом и горной вершиной, превратилась теперь в суровую фанатичку, с которой я не расстался, главным образом, потому, что ее незапятнанная репутация гарантирует мне свободу зарубежных поездок и научной переписки, открытый доступ к литературе и прочей информации, позволяя наслаждаться этим прекрасным миром. Покуда же наша система в целях общественной безопасности не может позволить такую свободу всем гражданам, соблюдение режима секретности есть печальная необходимость… Нет, как всегда, есть и другие причины. Я знаю, я чувствую, что, несмотря на этот ее командный голос и плотно сжатые губы, она все помнит и сама удивляется и мучается из-за случившихся с ней перемен. Я помню ту конференцию в Англии (каллиграфическая стройность шпилей Оксфорда на фоне свинцовых облаков, гонимых сильным влажным ветром) и книгу, которую читал тогда перед сном. Как там фамилия автора? Да, Честертон! Странный, причудливый, безнадежно архаичный… там он дает определение аскетизма как желание того, что не нравится… Мы сохраняем в себе элементы аскетизма, не так ли, души мои?»
Ван давно уже рассматривал свой дом просто как место пребывания. Как сказали бы американцы, он высоко котировал дом в пригороде, с садом, выстроенный для давным-давно забытого маньчжурского мандарина. Корявые ветки дерева на фоне полной луны; красные скаты старинной черепичной крыши; на стене тени цветов, покачивающихся на ветру, и росчерки ивовых прутьев; мостик, гора, схваченные несколькими штрихами восемь веков назад кистью самого Ма Юаня; книги да старина Ли Бо, который при жизни выпил вина куда больше, нежели воспел в своих стихах…
Но главное, Ван не увидит своих детей. Пинь… Конечно, Тай и Чен славные мальчики. Можно гордиться отличной успеваемостью Тая и его рвением в пионерской организации, можно радоваться тому, что Чен скоро выйдет из возраста шумного подростка. Но Пинь, малышка Пинь (эти звуки служат для обозначения маньчжурской яблони, что озаряет красным и белым цветом оживающую землю и воистину означает мир и покой), которая щебеча выбегала ему навстречу, протягивала ручонки и восторженно попискивала, когда он брал ее на руки и подбрасывал в воздух. Она гуляла с ним за ручку по саду и называла его «сумкой, полной любви».
«Ну, недельки две-три, не больше, — думал Ван. — Я готов работать во имя того, чтобы никогда термоядерный ужас не обрушился на голову малышки Пинь, чтобы никогда ее выжженные глаза не вытекли из глазниц, чтобы во веки веков она была наследницей звезд!»
Тут Ван сообразил, что все это время генерал Чу внимательно смотрит на него. Прошло не менее минуты. Ван принужденно улыбнулся и сказал:
— Простите, товарищ генерал, я что-то задумался… Разумеется, я немедленно приступаю к работе.
— Вот и отлично, — одобрил генерал. — Нам повезло, что вы работаете на нас. Скажите, есть ли у американцев специалисты класса Кантер?
— Трудно сказать, — задумался несколько удивленный вопросом Ван. — Там много весьма компетентных ученых. Левинсон, Хиллман, Вонсберг… Все они способны и талантливы. Правда, Хиллмана в космос не пошлют, у него слабое сердце. Во всяком случае, в интересующей нас области он является главным партнером доктора Кантер. Почему вы спрашиваете об этом?
— Видите ли, профессор, развивая свою тему, Кантер работает на империалистов. Мы уже говорили с вами о необходимости растолковать сигманцу истину. Как вы считаете, не проще ли будет сделать это без помех, в отсутствие Кантер?
— Почему?.. Возможно… Трудно сказать… — Ван внутренне колебался, вспомнив, как Ивонна Кантер радовалась, рассказывая ему о своем успехе. — Наверное, было бы полезно временно отстранить ее от работы над проектом. Предположим, я… Нет, я уже, кажется, говорил, что лично меня она недолюбливает, так что я, наверное, не подойду… Но… Быть может, кто-нибудь другой, представитель другой страны, скажем, затеет с ней ссору… Но это не моего ума дело, товарищ генерал.
— Понимаю. Я только хотел узнать ваше мнение, стоит ли отстранять ее.
Беседа продолжалась еще некоторое время, после чего генерал Чу вызвал своих людей и приказал проводить Вана в его новый кабинет. Оставшись в одиночестве, генерал Чу позвонил одному очень важному человеку и отчитался. Получив дальнейшие указания, он нажал на кнопку спутниковой связи с Америкой и набрал номер на клавиатуре. Этот канал связи, абсолютно защищенный от прослушивания и обычных радиопомех, был совершенно секретным и использовался лишь в исключительных случаях.
Человек, представившийся как Сэм Джонс, протянул руку через стол.
— Вы не понимаете, как мы тут себя чувствуем, — сказал он. — Мы не можем доверять сигманскому чудовищу. В сравнении с ним китаезы нам просто родные братья! Господи, он же испражняется всем своим телом!
— Э, нашли чему удивляться, — проворчал Ник Уоллер.
— А тут еще эта женщина, Кантер! По телевизору, в газетах, всюду! Она вот-вот начнет с ним разговаривать!
— Да, я слыхал.
В комнате стало темнеть. Несмотря на поздний час, сюда проникала вибрация, вызванная нестихающим шумом мегаполиса. Свет верхней лампы отбрасывал тяжелые тени на мрачное лицо Джонса, который держал на коленях большой портфель.
— Тут то, что покончит с этим, — твердо сказал он. — Можете взглянуть. Если мы прекратим попытки разговаривать с этой тварью, она отстанет от нас. Каковы бы ни были намерения сигманца, сперва ему нужно научиться разговаривать с нами. Верно? Иначе он давным-давно сжег бы всю планету. Но ему нужны достижения человеческой цивилизации!
Уоллер затянулся сигаретой и, прикрыв глаза, медленно выпустил дым изо рта.
— Возможно, — сказал он. — Что вы предлагаете?
— Я не думаю, что без миссис Кантер проект совсем остановится, — продолжал Джонс. — Но мы выиграем время, а там, глядишь, что-нибудь и придумаем.
Уоллер принялся расхаживать по комнате.
— Вы сами-то кто такой? Луиджи сказал, что мне будет интересно побеседовать с вами. Как вы вышли на Луиджи?
— Какая разница, — отмахнулся Джонс. — Не бойтесь своего Луиджи. Я мог бы выйти на вас, скажем, через вашу матушку, если бы к тому была особая необходимость. Она ведь знакома с одной служанкой, которая работает у одного банкира, который дружит с моей двоюродной сестрой. Не так ли?
Уоллер хмыкнул, ничего не ответив.
— Мне просто нужна профессиональная помощь, — продолжал Джонс. — У меня большие связи, но не в рабочем движении. О неприятностях с ФБР не беспокойтесь. У меня для вас есть работа, и работа несложная. Если согласитесь, в этом портфеле деньги. Аванс. Остальное после дела. Надеюсь, вы не откажетесь.
Уоллер снова сел. Он не казался взволнованным и не выказывал признаков любопытства. Он нисколько не сомневался, что этот Джонс, каково бы ни было его настоящее имя, не подослан полицией. Тут ему все ясно. Замести следы будет нетрудно. Даже если Джонс проболтается, фараонам не удастся пришить это дело компании Ника Уоллера.
О'кей, положим, Джонс псих. Что с того, раз он готов платить за свои чудачества? С катушек у нас слетают сплошь и рядом, а вот богатеньких среди этих психов не так уж и много.
Уоллер никогда не брался за дело, не пообщавшись со своим астрологом. Впрочем, лишь исключительно плохой гороскоп мог заставить отказаться от дела, ведь Уоллер носил амулет, который Главный оракул сделал специально для него.