Пророчество королевы Севера

— И какие же у меня манеры?
— Как у торговки на рыбном рынке!
— И это мне говорит раб...
Он резко отвернулся от нее и направился к выходу. Она все-таки его разозлила.
  
Глава четвертая
 
 ВСТРЕЧА ДВУХ ДРУЗЕЙ
 
 Солнце садилось в море. Оно потеряло свою яркость и больше не обжигало глаз. По горизонту стелились лиловые тучи, а вода была сиреневая. Волны медленно накатывались на серо-желтый песок. Как тихо... лишь шум волн и крики морских птиц.
Варг сидел на берегу у самой кромки моря. За городской стеной еще тянулись одиночные дома, почти до маяка, потом раскинулся песчаный пляж. Его белые дюны простирались до самого Орвиля, соседнего рыбачьего поселка, прославленного своими ныряльщиками — искателями жемчуга. Он смотрел и не мог насмотреться, чувствовал себя заново родившимся. Отвык уже от этих красок, звуков, запахов... Как Эда сказала вчера: «Ты забыл, что такое свобода. Забыл цвет неба над головой и бронзовый диск заходящего солнца, забыл зеленый закатный луч над морем и журчание воды...»
 Да, он все это уже давным-давно забыл... Как прекрасны солнце, море, земля, девушки на улицах и бегающие дети... Надо будет потом спросить у Двана, есть ли у него это ощущение невероятной остроты всех чувств? Сколько лет он провел в неволе? Двенадцать... И уже не надеялся на освобождение. Вообще потерял надежду, перестал верить в богов.
Он жил, лелея в себе лишь ненависть — ненависть к тем, кто убил его семью, ненависть к миру, который допустил его пленение, ненависть к богам, позволившим свершиться всему тому, что случилось с ним... «Жить, жить, жить», — беззвучно кричал он, тяжело раненный, больной, униженный и забитый плетьми. Он помнил всех своих врагов в лицо. Так много раз представлял, как найдет и убьет каждого... когда окажется на свободе. И сам не верил, что это когда-нибудь произойдет. Но Варг знал, что только тогда уйдет из мира живых, когда отомстит...
Ненависть не давала его венам спасться и сердцу остановиться. Ненависть останавливала кровь, рубцевала раны и выворачивала желудок после испорченной пищи. Его не убили в самом начале. Он знал, почему — почему не убили и рыцарей Арута. Чтобы насладиться их позором, их падением...
Но его падение стало и его триумфом. Сила бойца крепла с каждым годом. Никто не мог победить Варга. Он стал живой легендой, народ восхищался им. Его выставляли против чужеземцев и диковинных зверей. Женщины бросали ему цветы и предлагали себя, мужчины кидали одобрительные взгляды, наглецы задевали словами... Он запретил себе слышать эти крики, запретил смотреть на лица. Только те, которых он ненавидел, теснились в его голове... и сцены мести.
И вот сегодня его ненависть окрепла настолько, что изменила мир. Дван весь день спрашивал Варга: «Ты уверен, что это не сон?» Если бы не шишка, полученная ночью, он бы не поверил, что не спит.
Верный Дван... Сын небогатого помещика, он поднял меч на аристократа, захотевшего взять силой его жену. Им пришлось потом уйти в лес и пополнить одну из банд, промышлявших разбоем на большой дороге.
Сильный, умный Дван стал лихим воином и даже был вполне доволен разбойной жизнью. Мирные времена ушли в прошлое, а в неспокойные годы лучше иметь не дом и землю, а меч и верных друзей. Вот только подвела его судьба, а всему виной оказалась любовь к женскому полу. Приглянулась ему одна крестьянка, живущая в отдалении от людей и не боявшаяся ни богов, ни демонов — вдова, державшая небольшую водяную мельницу. Делала она также дивную медовую брагу. Ее и выпил лихой гуляка однажды ночью слишком много. Взяли его армейские, и очнулся разбойник в цепях на повозке... После свободной лесной жизни усвоить навыки военной дисциплины оказалось ему не под силу, и после нескольких кулачных боев он оказался в цирке.
Однажды их поставили друг против друга: Варга против Двана и Эрика. Те не подняли оружие, отказались сражаться с ним. Убил бы их Варг, если бы они не сделали этого? Кто знает... Толпа требовала пощадить отказавшихся биться драагов — это были любимые бойцы Вандервилля.
Им, бывшим гладиаторам, отдали армейские казармы, наполовину опустевшие за сегодняшний день. Дван ему поклялся, что найдет торговца тканями... Вчера женщины хотели забрать цветастый платок и платье девушки-воительницы — они так и остались лежать на полу. Варг сказал: «Нет. Она приходила ко мне». Ткань на ее одежде была тонка и дорога. Надо узнать, где делают эту одежду, где ткут такие ткани.
Маленький краб, бегом передвигающийся по берегу к одной ему известной цели, наскочил на сапог — уродливый, но крепкий, как и вся одежда Варга. Некрасивая и устрашающая, сшитая из толстой, плохо выделанной кожи... Он вспомнил камзолы рыцарей Арута, тоже порванные, покрытые пятнами... Но их покрой и ткань были безупречны. Как бы ему хотелось сбросить это облачение, пропитанное потом и кровью!
На бой гладиаторам обычно давали новую куртку, а в своем подземелье они донашивали лохмотья годами. Спасибо Ивару, он оставил однажды после боя уже рассеченный мечом камзол, и Варг носил его три долгих года. Начальник охраны забирал его домой и приносил через несколько дней постиранным, вместе с рубашкой. Это была неслыханная роскошь — простая небеленая рубаха. Ивар заботился о нем, как о брате. Зачем он делал это? Как странно, что они начали разговаривать, потом беседовать, затем коротать ночи. Сегодня он отказался назвать Ивара другом... но он стал им.
Варг усмехнулся, уткнулся носом в порванный рукав. К ране на плече пристала грубая куртка, и каждый раз, когда он шевелился, напоминала о себе легкой болью.
Он привык к боли, она даже не мешала ему жить — наоборот, стала другом. Боль напоминала, что он еще жив. Боль взывала к мести, говорила, на что надо обратить внимание. Как много боли было в его жизни... 
Завтра он получит новую одежду. Он мог бы взять ее и сегодня, но ему вдруг так захотелось прогуляться к морю на закате... и не опоздать на ужин к Ивару.
Четвертый дом от маяка — неказистый двухэтажный, но недавно побеленный, с коричневыми ставнями и красными цветами на окнах. По рассказам Ивара он знал всю его семью: жену Марту, двух дочек, внучку... Сегодня он их увидит. Нет, надо было все-таки дождаться новой одежды. Он так привык к этому панцирю, покрытому коркой своей и чужой крови, совершенно отвык от хороших вещей. Неужели на свете есть тонкое белое белье? Кружево? Ладная, сшитая по ноге обувь?
Он вспомнил кожаный костюм на таинственной чужестранке. Откуда она взяла его, такой выделки? В каких краях? А эти безумные желтые цвета? Одни ткани на ней стоили столько, сколько полдома Ивара.
Солнце закатилось за горизонт, тучи над морем из серых становились фиолетовыми и чернели. Пора идти на ужин... Это приглашение не могло быть шуткой? Люди шутят... Он надеялся, что нет. Сам он забыл, что такое шутки. Гладиаторы не шутят. Варг вдруг подумал, что вот он сейчас войдет в дом, а его не ждут. И вообще ему показалось, что Ивар его позвал утром. Это какой-то обман памяти. Что случилось с его памятью? Кто он? Как его имя? Он может взять свое настоящее имя? Ни в коем случае! Хотя его уже никто не узнает. Он изменился, постарел и заматерел, раздался в кости. Изменилось выражение лица, изменилось лицо — морщины, шрамы... Цвет глаз остался прежним, но нет уже людей, которые помнят его глаза...
У него редкий цвет глаз... как и у Эды. Откуда она? Кто она? Как получилось, что она владеет таким изысканным искусством боя?
Песок под ногами, песок на арене... а может, сейчас мир вокруг мигнет горящими факелами, и окажется, что он идет по арене цирка и все это ему привиделось? Или он сошел с ума? Он просто не имеет права сойти с ума! После всего, что случилось с ним, после сегодняшнего переворота. Нет! Где его ненависть? Где его многолетний друг, сшивающий расползающиеся жизнь и тело? Надо выкупаться. Лето только началось, морская вода остудит голову. Она у него с годами становилась все холоднее и холоднее, как и сердце.