Герой из героев. Дело привычки (СИ)
— А в чём разница между спасением знакомого и незнакомого?
— Что? — спросила девушка, отвлекаясь от поглаживания мордашки, пригревшегося у неё на руках бело-рыжего щенка.
— Ты просила обещания спасти именно незнакомца.
— Я так и сказала? — прозвучало удивление в её голосе. — Хотя, может и так. Всё-таки когда ты не ведаешь кому протягиваешь руку, то это в разы значимее. Потому что тогда вот уж точно не ожидаешь благодарности взамен!
— Да я и от знакомого бы не ждал, — пожал я плечами, но почти сразу переменил своё мнение. — Но это бы определённо говорило о том, что этот знакомый для меня важен. А, значит, и нужен. И выгода подразумевается.
— Хватит заумничать! Ерунду в настоящую научную дискуссию превращаешь.
— А это ерунда? Мне показалось, что ты говоришь о том, что считаешь важным.
— Арьнен. Я действительно считаю важным всё, кроме того, с каким выражением на лице ты сейчас по пунктикам разбираешь каждое моё слово!.. Всё! Пришли.
Рассудительность заставила меня зайти внутрь первым. Тогда у меня вышло бы устремиться на кухню и стать только косвенным свидетелем последующего неприятного разговора. Однако, снедаемый любопытством, я всё же остался стоять возле лестницы.
— Мастер Гастон, — без промедления обратилась Эветта к хозяину дома, занятого протиранием пыли с полок.
— Да?
— Мальчишки хотели утопить этого щенка. Я не могла пройти мимо, но мне больше некуда его нести, кроме как сюда, — с неким упрямством, гордо приподнимая подбородок, отчеканила моя подруга.
— Так-так, — откладывая тряпку в сторону, нехорошо протянул мужчина, и оглядел свою малолетнюю постоялицу, останавливаясь взглядом на местах, куда к её платью прилип мусор сточной канавы. — И что?
— Если вы не разрешите, то я попробую найти для нас другой дом. Но мне не хотелось бы уходить отсюда.
— Во даёшь! — вместо всех предполагаемых мною грозных слов рассмеялся мастер Гастон. — Я ж не нелюдь какой из-за доброго дела серчать. Молодец, Эветта! Действительно молодец! Не оставила немощного в беде.
После этого он подошёл ближе и, взяв щенка на руки, приподнял его, чтобы рассмотреть.
— У! Мордастик какой!
— Да! — тут же оживилась девушка. — И пока я несла его, он меня не один раз лизнул и даже сосал пальцы! Представляете? Принял за мамку!
— Конечно, представляю. Он же маленький совсем и очень голодный… Арьнен, иди-ка сюда.
Я послушно подошёл ближе, продолжая хмуриться. Мне не была ясна такая реакция. Вроде же самым логичным стало бы другое, и я старался понять в каком именно моменте своих размышлений ошибся. Что стало упущено? Почему Эветту никто не ругает?
Мастер же выдал мне монетку и сказал:
— Дойди до Варвады. Она по нашей улице через четыре дома живёт и для внука постоянно молоко свежее покупает. Объясни для чего тебе это молоко нужно. Она не откажет и за так отольёт немного, но ты её всё равно поблагодари и деньги отдай.
Я сделал всё, как он и сказал. А когда вернулся, Эветта уже переоделась и, рассказывая что-то весёлое, с энтузиазмом протирала полки в лавке. Мастер Гастон внимательно слушал её, отдыхая в кресле. Бело-рыжий щенок, пытаясь тявкать, вилял крошечным хвостиком и, играя, рвал зубами тряпку, на которой ему полагалось спать. Моему приходу обрадовались. Эветта, прекратив прежнее занятие, бросилась на кухню за миской, а потом мы дружно тыкали малыша мордочкой в молоко, пока он всё же не начал хлебать его, смешно захлёбываясь и фыркая. Под конец трапезы щенок превратился в самого настоящего колобка и, едва переваливаясь на коротеньких лапках, даже стал падать из-за мешающего надувшегося животика! Мне понравилось его гладить. Шерсть была очень мягкой. Хотя язык, которым он в какой-то момент стал лизать мои руки, оказался совсем не нежным.
— У него язык очень шершавый, — заметил я, и Эветта тут же горделиво сказала:
— Это потому, что он вырастет в большого и свирепого пса.
— Так уж и большого? — усмехнулся Гастон. — Судя по лапкам, выше табуретки рост ему не светит.
— Самого пребольшого, — уверенно заявила подруга. — Будет выделяться как шершень среди остальных ос!
— Шершень и шершавый язык, — высказал я вслух, наслаждаясь сходством двух таких разных слов.
— А давайте и назовём его Шершень?
Кличка понравилась всем единогласно.
— Кстати, Арьнен, — словно бы опомнился Гастон. — Сегодня в лавку заходил Эвард Кодей — это очень известный купец. Среди его клиентов только благородные и важные персоны, а потому он тщательно подбирает для них товары. Я удивился, когда он назвал своё имя и попросил показать лучшее, что у меня есть, но выставил на прилавок то, что он просил. И, подумав, достал и сервиз, который ты почти закончил оформлять.
— И что? — с придыханием спросила Эветта вместо меня.
— Он привлёк его внимание больше, чем всё остальное! — усмехнулся мастер. — Долго вертел в руках и сказал, что это очень хорошая работа. Будь она закончена, то он бы приобрёл её.
— Очень хорошая? — недовольно переспросил я и высказал собственное мнение, которое считал единственно возможным. — Она совершенная! Он недооценил мои способности.
— Ты, несомненно, талантлив, Арьнен, но нет ничего такого в том, чтобы кто-то мог делать что-то лучше тебя, — рассердился ремесленник.
— В вас говорит посредственность, потому что очевидно обратное.
— Очевидно обратное?! Самоуверенность умаляет все твои достоинства, малец! Подобное тянет назад и однажды отбросит тебя на самое дно!
— Как тянет назад? Разве не мои уникальные умения открывают людям глаза и показывают путь вперёд?
— Эветта, я понимаю, что он твой брат, — обратился мастер Гастон к моей подруге. — Но как ты не рассорилась с ним за эти годы? Он же как блаженный свято верит в свои слова.
— Не знаю. Меня это тоже порой раздражает, но я привыкла.
— Так что там с моей работой? — постарался перевести я их внимание на более важный аспект. — Почему её посчитали только хорошей?
— Гордись этим, Арьнен, — с неким ехидством произнёс мастер. — В конце концов, тебе это больше всех на руку. Проявляя хоть какие-то недостатки в делах, ты оставляешь миру надежду, что однажды заставишь людей поверить, что ты один из них.
— А зачем мне это?
— Затем, что тебя всё-таки угораздило родиться человеком!
В этом я увидел логику, а потому успокоился и вернулся к игре с Шершнем, покуда Эветта не взяла его к себе в комнату, заявив, что пора спать. Я предложил ей оставить щенка со мной на кухне, потому что она по ночам постоянно сбегает к Арнео. Но подруга наотрез отказала мне и сказала, что сегодня из дома никуда не выйдет. Так что я лёг спать один, но всё равно испытывал невнятный для себя сильный восторг. Вместо размышлений об исследовании, отчего-то думал, что надо бы помочь мастеру Гастону с посудой, совершенствуясь в мастерстве, а на вырученные деньги стоит купить хороший ошейник. Кожаный. С заклёпками… И с этими мыслями и заснул.
Проснуться довелось от некоего ощущения тревоги. Вокруг стояла тишина, но мне было как-то не по себе, а потому, терзаемый предчувствиями, я открыл глаза. В щель двери проникал неяркий свет. Кто-то тоже не спал. И я, осторожно выглянув за дверь, увидел Эветту. Она сидела на нижней ступеньке лестницы, немного покачиваясь всем телом, и крепко прижимала что-то к себе. Рядом с ней стоял подсвечник с зажжённой свечой.
— Ты чего здесь?
Подруга посмотрела на меня глазами, в которых вместе с отблеском пламени отражалась и невероятная грусть. Что-то случилось. Произошло что-то гадкое.
— Шершень умер, Арьнен, — тихо прошептала она, показывая тельце, которое держала в руках. — И это я виновата. Оставила открытым окно, чтобы не проспать приход Арнео. Сквозняк, видимо, приоткрыл дверь, вот Шершень и решил исследовать коридор. Но упал меж балясин и разбился насмерть.