Город грехов (СИ)
— Всё равно, мне это не нравится, сколько можно повторять? — гнула своё бабушка, — Ходишь за полночь, одна по тёмным улицам… Если этой выскочке Мендрейк настолько нужны эти уроки, почему бы не приходить сюда? У нас прекрасное пианино, если уж я тебя, егозу, на нём смогла научить, то и у неё выйдет не хуже.
— Ба, давай утром продолжим, а? — устало вздохнула Бекки, окончательно вымотавшись от пережитого стресса и от нового вранья, — Я с ног валюсь, и голова болит. Пойду спать, а то завтра снова эти близняшки миссис Сантес.
— Ладно, милая. Ты права, время уже позднее. Но не думай, что мы не продолжим разговор! — на всякий случай сочла своим долгом погрозить пальцем миссис Чейз, и Ребекка слабо кивнула в ответ:
— Спокойной ночи, бабуль.
Конечно, она не могла сказать жутко набожной бабушке, фактически заменившей мать, как именно зарабатывает по средам и пятницам. Соглашение с мистером Мендрейком включало в себя этот пункт: прикрыть её от родных, и он справился на отлично, выдумав несуществующие уроки игры на пианино для его матери. Вот только, чувство вины не уставало щемить грудь каждый раз, когда приходилось врать самым близким людям в лицо.
Проходя мимо комнаты отца, Бекки не удержалась и заглянула в приоткрытую дверь. Он спал, беспокойно ворочаясь и слегка постанывая сквозь бредовые кошмары, которые, как девушка знала, мучали его уже десять лет. А без лекарств иногда и вовсе превращались в бессонницу, но, слава Богу, пока что Гарри Чейз не дошёл до такого состояния.
«Завтра станет лучше, папочка. Обещаю» — тихонько притворив дверь поплотней, Бекки на ватных ногах двинулась к себе. Безумный, слишком долгий день хотелось закончить как можно скорей, упав на свою кровать и провалившись в лапы Морфея. Нырнув рукой в карман, она снова пересчитала пули, словно всё ещё помнившие тепло умелых рук владельца.
Шесть. Шестая попросту оставалась там всё это время.
Впервые за восемнадцать лет своей жизни Ребекка не могла уснуть до самого рассвета.
***
Серебряный портсигар с неизменной гравировкой уже был пуст, и Заккари громко чертыхнулся — в предрассветной тишине парка Рузвельта звук вышел слишком громкий, но на это некому было обратить внимание. По земле стелился противный холодный туман, облизывая его ботинки, а пиджак и плащ уже не грели, и вдоль позвоночника то и дело прокатывалась дрожь. Но идти домой, в фамильный особняк с десятками пустых комнат и с огромным кабинетом с восседающим на своём троне отцом — не сейчас, это точно.
Потому как Змеи существа ночные. И с восходом солнца все расползутся по углам, освобождая его дом от непрошеных визитов. Тогда Грант и прошмыгнёт в заднюю дверь, а оттуда — в спальню в конце тёмного коридора на третьем этаже. Вот только, сегодня вряд ли суждено поспать. Ведь за эту долгую ночь Большой Змей наверняка получил уже две жалобы на сына, а значит, оправдываться придётся немедленно.
И Зак не торопился, скуривая одну за одной все свои сигареты на лавочке в пустом парке. Он был готов ответить за свои действия, по крайней мере, за произошедшее в клубе: в конце-концов, победа на их стороне, и Мендрейк согласился сотрудничать. Но выставлять капитана Фила дураком он не имел права, и за это получит своё наказание.
Наказание от рук папочки — даже к двадцати двум годам он не мог не передёргиваться при такой мысли. Следы от плети на спине и шрамы на плечах горели от воспоминаний. Большой Змей растил не мальчика, а машину — выполняющего приказы Аспида. Наверняка, гордился своим творением, как Франкенштейн своим чудищем.
Для него не было оправданий произошедшему с мисс Бакстер. И если рыжая сучка всё-таки пожаловалась, открыв отцу правду о внезапно возникшей белокурой сладкоголосой слабости, Зак получит очередной урок. Он это знал, и это было до тошноты противно.
Больше тянуть нельзя. Лёгким движением вскочив со скрипнувшего дерева, Грант глубоко вдохнул, прочищая мысли. Почему же он так подставился за одну короткую ночь?! И почему, стоит только прикрыть глаза, как перед ними встаёт образ блондинки в розовом воздушном платье? А в ушах слышится озорной голос и обещание новой встречи…
Hey, mambo! Mambo italiano!
— Чёрт возьми, — в который раз проронил Заккари прежде, чем направится по знакомой дороге в то место, которое нормальные люди зовут домом.
4. Большой Змей
Можно было прошмыгнуть через задний вход.
Можно было приставить лестницу и залезть через балкон сразу в свою комнату, как делал бессчетное количество раз.
Можно было, в конце-концов, хотя бы не хлопать входной дверью так, что огромная безвкусная хрустальная люстра в холле задрожала подвесками.
Но что бы это дало? Короткую отсрочку неизбежному? И в чём смысл, отложить тяжёлый разговор до следующего вечера? Заккари не любил тянуть со своими решениями. А потому уверенным шагом пересёк холодное помещение, разрушая тишину стуком ботинок по мрамору. Из холла было только три пути: наверх, в комнаты; вправо — в столовую для гостей; и прямо — в приёмную Заккари Гранта второго. Который, в отличии от своего отпрыска, именем гордился, не уставая повторять, что оно родовое. Хах, такая же покрытая пылью древность, как и весь этот вычурный особняк некогда большой семьи, а ныне состоящей из двух последних представителей вымершей династии. Словно выжженные с земли рептилии, от которых этот город стремился избавиться столетиями, но так и не смог вытравить хладнокровную заразу. И теперь герб семьи Грант красуется на предплечьях десятков людей.
Несмотря на то, что недавно часы пробили пять утра, Большой Змей не спал. Он расслабленно развалился на мягком кресле в своём логове, сложив ноги в блестящих лаковых ботинках на дубовый стол и неспешно потягивая виски с любимым ароматом амаретто. В его руках была кубинская сигара из недавно привезённой партии контрабанды, но мужчина не спешил её раскуривать, то и дело поднося к носу и вдыхая запах хорошего табака, слегка прикрывая глаза от удовольствия. Услышав приближающиеся шаги, он лениво потянулся, разминая затёкшие конечности:
— Зак, это ты?
— А ты ждал кого-то ещё? — хмыкнул Заккари-младший, заходя в кабинет. Большой, с тяжёлыми бархатными портьерами на единственном окне и шкафом, доверху набитым оружием.
— Конечно, ждал, — невозмутимо кивнул хозяин, — У тебя слишком раздулось самомнение, если ты думаешь, будто у меня больше нет дел, кроме как следить за твоими очередными глупостями.
Зак покрепче сжал челюсти, проглатывая выпад. Да, для отца всё, что не является прямым приказом — глупость и трата времени. Урок был усвоен с раннего детства, когда его за уши притаскивали домой с берега реки или из парка, куда бы он не сбежал, прихватив книгу из пыльной фамильной библиотеки. «Ты не должен заниматься ерундой, парень! Тренируйся или учи арифметику, а твои книжонки не научат давать сдачи». В конце-концов, когда Заку было девять, перед самым уходом на войну отец, отобрав очередной томик с пожелтевшими от времени страницами, разозлился не на шутку. Выволок во двор все ящики с книгами, собиравшимися поколениями Грантов, и устроил грандиозный ведьминский костёр, с мрачной ухмылкой наблюдая за плачущим возле пламени ребёнком, лишившимся своей главной радости. Теперь на месте библиотеки в особняке была огромная пустая пыльная комната, как и все остальные… Как и тёмная дыра в груди младшего Гранта на том месте, где у людей должна быть душа. Огромная и прожорливая, кормящаяся чужими страданиями, словно так он способен был сорвать всю свою годами копившуюся злость на кого угодно.
— Говори уже, — раздражённый затянувшимся молчанием, Заккари сложил руки на груди, стараясь сохранять будничный тон, — Я собирался идти спать, но вижу, у тебя прямо горит что-то мне высказать.
Зет удовлетворённо хмыкнул и сделал щедрый глоток из своего бокала. Он искренне гордился смышлённостью сына, его смелостью и решительностью. Результат долгих трудов, когда он пытался сделать из сопливого мальчугана, тихо сидящего в своей комнате с бесполезными бреднями Дефо и Гюго, настоящего мужчину. Да, ломать испорченного сердобольной матерью ребёнка было тяжело. Не раз и не два в руках отца оказывались розги и нож. Но вот он, грандиозный результат, стоит перед ним, расправив плечи и буравя ледяным взглядом, который обращает врагов в бегство. Наследник и личное произведение искусства…