Мерле и Стеклянное Слово

Она не могла обнять Лалапею, потому что, во-первых, боялась коснуться ее ран, а во-вторых, потому, что не знала, уместны ли нежные объятия при первой встрече. Так что они довольно сдержанно, но почти не скрывая радости, обменялись словами приветствия. Несмотря на боль, Лалапея сияла от счастья. Она явно испытала облегчение, ведь Мерле ни в чем ее не упрекала.
И за все это время Королева Флюирия не произнесла ни слова. Просто молчала, словно уже не была частью Мерле. Словно все ее мысли занимал предстоящий бой с Сыном Матери и ей не было дела до того, что происходит вокруг даже в такой момент. Мерле подумала: она что-то замышляет. Но потом сказала себе, что Королева, наверное, лучше их всех знает, что ждет впереди. Ей не до разговоров, и не надо на нее обижаться.
Фермитракс напомнил ей, что пора продолжать путь. После чего Мерле постаралась как можно короче изложить Лалапее и Серафину свой план. Припомнив, сколько всего произошло со времени их последней встречи, она хотела ограничиться только самыми необходимыми объяснениями. Но все-таки не раз ловила недоумевающие взгляды, и потребовалось немало времени, чтобы наконец рассказать, какую роль во всей истории сыграл Зимний Холод, кто он такой, кого ищет и почему они ищут его.
Они вместе начали спускаться вниз, и Серафин поведал, как они здесь очутились. Услышав, что Унка, Дарио и остальные находятся в Железном Оке, Мерле едва могла в это поверить. Особенно насчет Дарио! Надо же, ее злейший враг из зеркальной мастерской… Но он же всегда был противником Серафина! Сколько же всего должно было произойти, если они теперь стали друзьями. Ей не терпелось узнать подробности.
— Унка ранена, — сказал Серафин.
Он рассказал, как у подножия крепости они были вовлечены в бой со сфинксом-стражем. Унка сломала лодыжку, а Дарио и Аристид получили тяжелые резаные раны. Никому из них не угрожала смерть, и они попытались все вместе подняться по одной из лестниц в нижней части Ока. Но раненые отстали. С ними остался Тициан, а Лалапея и Серафин продолжили подъем.
— Я не хотел их покидать, — сказал он ей в заключение, — но что нам было делать?
— Если бы мы все вернулись к лодке, — сказала Лалапея, — тогда все было бы напрасно. Поэтому мы с Серафином решили идти дальше.
— Где они теперь? — спросила Мерле.
— В одной из библиотек, недалеко от входов, — сказал Серафин. — Там, внизу, огромные библиотеки, просто необъятные.
Мерле взглянула на него недоверчиво. До сих пор она не видела в Железном Оке ничего, кроме зеркал. Залы, холлы, комнаты из зеркал. Библиотека, даже несколько библиотек не вписывались в то представление, которое она составила о крепости. И она высказала свои мысли вслух.
Лалапея повернула голову и посмотрела на нее через плечо.
— Вы считаете сфинксов захватчиками, потому что так они вели себя в Венеции при Фараоне и здесь. Но сфинксы не только воины. Они — народ ученых. Среди них немало мудрецов, и в свое время они подарили миру великих философов, рассказчиков и драматургов. В древних городах пустыни имелись театральные арены, и мы собирались там не только для того, чтобы глядеть друг на друга. Мы дискутировали, и не все споры сфинксов решало оружие. Я вспоминаю, какие прекрасные произносились речи, какие умные велись диспуты в те времена, когда люди походили на зверей больше, чем сфинксы сейчас. Среди нас были великие умы и таланты… Старые песни и стихи сфинксов это поэзия, недоступная людям…
— Она говорит правду, — неожиданно вмешалась Королева Флюирия. — Но уже тогда люди были не настолько примитивны и глупы, как она утверждает.
— Еще бы! — ехидно подумала Мерле. — Ты так считаешь, потому что они сделали тебя богиней.
— Я здесь ни при чем. Люди так устроены, что не спрашивают на это позволения у тех, кому поклоняются. А боги, к сожалению, привыкают к поклонению.
Они уже прошли метров двести по широкому проходу с высоким купольным перекрытием, похожему на очень широкую импозантную улицу под крышей, как вдруг Фермитракс указал кивком на что-то впереди.
— Вон там! Видите?
Мерле вглядывалась в ослепительную белизну снежной равнины, простиравшейся благодаря зеркалам по обеим сторонам прохода. Свет был слишком ярок, чтобы можно было рассмотреть что-то вдали. Серафин и Лалапея тоже не видели того, что различил Фермитракс своим острым взглядом дикой кошки.
— Сфинксы, — сказал он. — Но они не двигаются.
— Стражи? — спросила Лалапея.
— Возможно. Хотя не думаю, что это еще имеет значение.
Лалапея взглянула на него с удивлением, а Мерле ласково почесала у него за ухом.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он коротко мурлыкнул то ли от удовольствия, то ли из вежливости.
— Они белые, — сказал он.
— Белые? — изумленно повторил Серафин.
Ему не нравилось сидеть на львиной спине и ждать, что будет. Ему не терпелось снова действовать. Мерле хорошо его понимала. Покорное ожидание было не в ее характере. Возможно, с момента встречи с Королевой она слишком послушно отдавалась течению событий, делала то, чего от нее ожидали, а не то, чего ей действительно хотелось. Правда, у нее никогда не было выбора. Ее путь был предначертан, и даже на перекрестках возможность свернуть с пути не обсуждалась. Не в первый раз Мерле показалось, что все обращаются с ней как с куклой. Нет, еще хуже: как с ребенком. А ведь ребенком она, в сущности, никогда и не была. В сиротском приюте у нее на это не было времени.
Они продолжали путь, и вскоре и Мерле, и другие увидели то, о чем говорил Фермитракс. Из вездесущей белизны сначала смутно, потом немного заметнее, наконец четко, как шлифованное стекло, проступили очертания целого леса статуй. В самом деле, эти сфинксы больше всего напоминали стекло. Все они превратились в лед.
Больше дюжины сфинксов застыли в позах страха и отступления. Некоторые пытались, видимо, избежать прикосновения Зимнего Холода; другие бились до конца: выражение их лиц говорило о настоящей панике. Выскользнувшее из их рук оружие — серповидные мечи валялось на земле, почти занесенное снегом. Один из сфинксов еще держал свой меч в руке, и Серафин хотел дотянуться до него со спины Фермитракса, но Мерле предостерегла его криком:
— Нет! Твои руки примерзнут!
— Что здесь произошло? — вымолвила Лалапея.
— Здесь побывал Зимний Холод, — сказала Мерле. Все, к чему он прикоснется, станет льдом. Он сам мне рассказывал. Любое живое существо, за одним-единственным исключением. Ее зовут Летняя Жара. Вот он и ищет ее. У них любовь.
Она услышала какой-то хруст. По ледяному телу стоявшего рядом сфинкса разбежались трещины, и через мгновение он со страшным шумом рассыпался на множество осколков с острыми краями. Они торчали в снегу, как забытые кем-то колышки для разметки дороги.
Все замерли на миг, словно сами превратились в лед. Никто не понимал, почему треснул и вдребезги рассыпался сфинкс. Но тут Серафин с проклятием указал на маленький дротик, застрявший в одном из осколков.
— Кто-то в нас стреляет!
Впереди, в одной из арок, зоркий взгляд Мерле обнаружил сфинкса, который снова целился в них из арбалета. И все же выстрел застал их врасплох. Лалапея вскрикнула: дротик задел ее плечо и, зазвенев, врезался в стоявшего за ней ледяного сфинкса. Тот с хрустом разбился вдребезги.
За спиной стрелка возникли другие сфинксы, но не все они были вооружены. Некоторые держали в руках зубила, молотки, а также стеклянные сосуды и кошели.
Они собираются обследовать мертвых, подумала Мерле. Отбить у них кусочки, чтобы выяснить природу и обнаружить слабое место своего врага.
К несчастью, отряд исследователей сопровождали воины. Большие и мускулистые создания с широкими львиными туловищами и мощными человеческими плечами совсем не походили на описанных Лалапеей философов и поэтов.
Фермитракс воспользовался своим преимуществом: взмахнув крыльями, он поднялся в воздух вместе с седоками, Лалапея осталась на земле, но обсидиановый лев не собирался бросать ее в беде. Он ринулся сверху на первого стрелявшего из арки сфинкса, выбил у него из рук арбалет и на лету задней лапой ударил его в затылок. Лапы сфинкса подогнулись, и он замертво рухнул в снег.