Мерле и Стеклянное Слово

А какой план у Королевы? У нее наверняка есть свой план. Почему она не выдает его? В чем загвоздка?
— Я боюсь за него. — Это было сказано совсем другим тоном. Без сарказма, без горькой иронии. С искренней озабоченностью. — Ты позволишь мне поговорить с ним?
— Да, — сказала Мерле, — конечно.
Королева играла на ее чувствах, как на рояле, точно зная, какую клавишу и когда следует нажать. Мерле видела ее насквозь, но ничего не могла с этим поделать.
Фермитракс, — сказала Королева голосом Мерле. — Это я.
Серафин и Лалапея уставились на Мерле, и тут она вспомнила, что хоть они и знали ее историю, но впервые услышали, как Королева вещает устами Мерле. Фермитракс тоже насторожился.
— Я должна тебе кое-что рассказать.
Фермитракс с опаской взглянул на Зимнего Холода. Тот уже стоял на перекладине, широко расставив ноги, не шатаясь и даже не щурясь.
— Сейчас, Королева? А нельзя ли потом?
— Нет. Слушай же.
Так он и сделал, и все другие тоже. Даже Холод склонил голову набок, внимательно прислушиваясь к словам, слетавшим с губ Мерле, хотя это не были ее слова.
— Я Секмет, мать сфинксов, — продолжала Королева. — Это тебе известно.
Для Серафина и Лалапея это оказалось неожиданностью. Лалапея попыталась что-то сказать, но Королева перебила ее:
— Не теперь. Фермитракс прав, нужно спешить. То, что я хочу сказать, касается только его. Произведя на свет Сына Матери и тем самым народ сфинксов, я поняла, что произошло. Каменный Свет обманул меня. И использовал в своих интересах. Я родила ему послушных слуг. Я поняла это и решила что-то предпринять. Я не могла ни убить всех сфинксов, ни повернуть все вспять. Но я могла помешать Сыну Матери превратить их в рабов. Я боролась с ними, мать боролась с сыном и одержала победу. Я была единственной, кто имел на это право. Я убила его, и сфинксы погребли его в Лагуне. — Она помолчала. — Вы знаете, что было дальше? Но на этом моя история не кончается. И важно, чтобы все выслушали ее до конца. Особенно ты, Фермитракс.
Лев задумчиво кивнул, словно зная, что последует дальше.
— Я знала, что не смогу охранять Лагуну. Тогда я сотворила каменные статуи. Этих первых каменных львов люди воздвигали и в мою честь. Я творила их из магии и крови собственного сердца. Поэтому я считаю их детьми. Как и сфинксов.
Лев не мог заглянуть в глаза Мерле и Королеве, ведь они сидели у него на спине. Он только опустил голову и смиренно прошептал:
— Великая Секмет!
— Нет, — продолжала Королева. — Я не нуждаюсь в почитании. Я только хочу, чтобы ты знал правду о происхождении твоего народа. Никто уже не помнит, как каменные львы оказались в Лагуне. Поэтому я расскажу тебе. Лагуна — место, где родились каменные львы. Я похоронила там Сына Матери и сотворила вас как его стражей. Я сама стала бы охранять его, но мне нужны были помощники, мои руки, ноги и когти. Так возникли предки твоего народа. Только убедившись, что вы справитесь с заданием, я отказалась от собственного тела. Я стала Королевой Флюирией, Текучей Королевой. Я слилась с водой. Я больше не захотела жить богиней, так как покрыла себя позором. С одной стороны, это было верным решением, но с другой стороны — ошибкой, потому что я потеряла контроль над львами. Львы были сильными, но доверчивыми существами, они связались с людьми…
Она перевела дух и продолжила свой печальный рассказ:
— Вам известно, что было раньше. Люди предали львов, отняв у них крылья. Тем, кому удалось избежать этой участи, спаслись бегством. В конце концов Фермитракс попытался напасть на Венецию, чтобы отомстить за предков. Но ему это не удалось.
Обсидиановый лев молчал. Он только слушал, опустив голову. Значит, и он, и такие, как он, были детьми Секмет, каменными стражами Сына Матери.
Он решительно поднял голову.
— Значит, правильно, что я очутился здесь. Может быть, я смогу исправить ошибку моих предков, которым не удалось устеречь Сына Матери.
— Так же как я, — промолвила Лалапея.
— И я, — сказала Королева устами Мерле.
— Но судьба дала мне шанс, — проговорил Лев. — А быть может, нам всем. В этот раз у нас не вышло, но сейчас у нас есть возможность задержать Сына Матери. И если нам это не удастся, значит, я не лев. — Он испустил боевой рык: — Мерле, слезай!
Медленно, очень осторожно она слезла с его спины. Лалапея удержала ее израненными руками и прижала к себе. А Фермитракс приблизился к Зимнему Холоду. Альбинос потрогал его за нос, почесал шею. Мороз не действовал на его каменное тело.
— Удачи! — тихо сказала Мерле.
Серафин склонился на спине Лалапея и положил руку на плечо Мерле.
— Не беспокойся, — шепнул он. — У него получится.
Холод в последний раз кивнул Фермитраксу. Лев издал боевой рык и ринулся в глубину. Через несколько метров его крылья обрели равновесие, и раскаленный корпус скрылся за снежной завесой. Так пламя свечи тонет в белом воске.
— У него получится, — прошептала Королева.
А если нет, подумала Мерле, что тогда будет с нами?
Лалапея забинтованными руками еще крепче прижала к себе дочь. Мерле обернулась и увидела ее глаза. Мать и дочь долго стояли и не отрываясь глядели друг на друга. И никто не промолвил ни слова.
Фермитракс ощущал в себе Каменный Свет, но все-таки знал, что он не причинит ему вреда. Во время купания в куполе Оси Земли он впервые испытал это смутное, неуловимое чувство: что-то внутри защищало его от Света и одновременно объединяло с ним. Теперь он знал: то было наследие Секмет, праматери всех каменных львов и сфинксов, Текучей Королевы. Ее коснулся луч Каменного Света, и прикосновение передалось львам. Когда Фермитракс низвергся в Свет, Свет узнал его и пощадил. Более того, он сделал его сильнее, чем прежде. Может быть, непреднамеренно, но это уже не играло роли.
Он, Фермитракс, самый большой и сильный лев Лагуны, был здесь, чтобы исполнить то, для чего был рожден. Если он погибнет, круг его существования замкнется. Ведь если Сет сказал правду, он — последний сын своего народа, последний из тех львов, которые умели летать и говорить. Последний свободный сын своего племени.
Широко взмахивая крыльями, он опускался в глубину, летел вниз вместе с хлопьями снега, обгонял их, падал сквозь них в бездну, как комета. Вскоре ему показалось, что они уменьшились и стали не такими влажными, ватными, как наверху, превратились в пятнышки слякоти, потом в капли. Снег стал дождем. Потом испарилась и вода, началась полоса приятного тепла, затем наступила жара, которая все усиливалась. Воздух колыхался, кипел и клокотал. Но лев вдыхал его, словно воздух горных высот. Его раскаленные легкие выталкивали кислород и сохраняли ему жизнь.
Он оказался прав. Свет, придавший ему силу, защищал его как от жары, так и от холода.
Вскоре стало так жарко, что любой камень расплавился бы в стекло. Но его обсидиан держался. Далекие стены шахты давно нельзя уже было различить. Они были сооружены из какого-то нездешнего материала. Возможно, из волшебных зеркал, как и все Железное Око. Или из чистой магии. Лев не очень-то разбирался в таких вещах, они его не интересовали. Он хотел лишь выполнить взятую на себя задачу, Освободить Летнюю Жару. Обуздать сфинксов. Задержать Сына Матери.
И вот он увидел ее.
Он не сразу сообразил, что достиг дна шахты. Ведь это могло быть, например, огненное озеро или раскаленное море. Но то был чистый, естественный свет, не тот, Каменный, который ткал сети из подлостей и войн. Здешний свет рождал тепло, в его лучах Фермитракс и его народ нежились на скальных террасах Африки.
Свет Летней Жары.
И она лежала, распростершись в море блесток и вспышек, несомая горячим воздухом, покачиваясь над землей, как плод, который еще предстоит сорвать.
Не было ни цепей, ни сторожей. Все сгорели в мгновение ока. Что же удерживало ее здесь, внизу, погруженную в транс? Волшебство сфинксов.
Фермитракс, легко взмахивая крыльями, остановил полет над парящей в воздухе Летней Жарой и некоторое время глядел на нее сверху вниз. Она была похожа на Зимнего Холода, как сестра. Высокая и тонкая, почти костлявая. Она не походила на пышущего здоровьем человека. Ее природа была иной. Волосы пламенели, за прикрытыми веками вспыхивали желтые и красные угольки. Губы — шелковистые, как бутоны. Кожа бледная, ногти сияют, как золотой серп луны.