Мерле и Стеклянное Слово

Взгляд огромных ведьминых глаз, такой задумчивый и озабоченный, ушел в себя. Однако она быстро вернулась к действительности.
— Что вы намерены делать, если я вас отпущу?
Все это время Серафин молчал, и сейчас он тоже посчитал, что самое разумное — предоставить весь разговор Унке. Она наверняка знает, как нужно обходиться с такими существами.
— Люди, сопровождающие меня, умрут от жажды в открытом море, — сказала Унка. — Я не смогу одна продолжать путь. Скорее умру.
— Звучит красиво, — хмыкнула ведьма. — Ты это серьезно, не так ли?
Унка кивнула.
Какова ваша цель?
«Да, — подумал Серафин, — какова наша цель?»
— Египет, — сказала Унка.
Серафин уставился на нее. Ведьма это заметила.
— Твой спутник другого мнения?
Вопрос был задан так, словно она обращалась к Унке, но на самом деле ведьма смотрела сейчас на Серафина и ждала, что ответит он.
Нет, — сказал он неуверенно. Ни в коем случае.
Унка послала ему какое-то подобие улыбки. Повернувшись к ведьме, она сказала:
— У нас только два пути: прятаться или бороться. Я буду бороться. И мои друзья наверняка примут такое же решение.
— Вы хотите напасть на Египет? — спросила ведьма насмешливо. — Вы одни?
Серафин подумал о маленьком отряде, ждущем их на поверхности. Он полагал, что Дарио, Аристид и Тициан примкнут к ним. Но Лалапея? Она была сфинксом, хотя и приняла человеческий облик. Уже в Венеции она восстала против своего народа и тем самым против Империи, но поражение сломило ее. Была ли она готова продолжать борьбу? Ради чего?
Вообще, что значила эта борьба? Как ее вести? Ведьма права: в лучшем случае их шестеро против объединенных сил Фараона и сфинксов.
Ведьма задала Унке тот же вопрос.
Унка улыбнулась, но улыбка казалась горькой, горше, чем обычно. И ожесточенной.
— Мы найдем способы им навредить. Пусть даже по мелочи: где-то нападение, где-то убитый жрец, продырявленный корабль, мертвый сфинкс.
— Ничего из этого не дойдет до ушей Фараона, — сказала ведьма. — И уж тем более не обеспокоит его.
— Я не о том. Важен поступок, а не результат. Тебе ли не понять этого, госпожа? Разве ты не мечтаешь исследовать руины Субокеанских империй? Чего ты хочешь этим добиться? Империи больше не возродятся в своей былой славе. Тобою движет только желание что-то сделать. Как и нами.
— Ты говоришь об одержимости?
— Я бы назвала это самоотверженностью.
Ведьма замолчала, и чем больше проходило времени, тем больше Серафин убеждался в том, что Унка взяла правильный тон. Одновременно ему стало ясно, что русалка говорила серьезно от начала до конца. Это его немного испугало, но и удивило, пробудило интерес. Она права. Он пошел бы с ней, все равно куда.
— Как тебя зовут? — спросила ведьма.
— Унка. А это Серафин, самый ловкий вор Венеции. И друг русалок.
— Вы сумасшедшие, но у вас есть отвага. Это мне нравится. Ты сильная девушка, Унка. Опасная девушка для других и для себя. Смотри, чтобы весы не слишком сильно накренились в твою сторону.
Серафину никогда не приходило в голову, что морские ведьмы могут быть мудрыми. За пугающей внешностью скрывалось нечто большее, чем голод зверя, питающегося падалью.
— Значит, ты нас отпустишь? — Унка сказала это спокойно, без всякого пафоса.
— Не только отпущу. Я помогу вам.
Может, слова ведьмы и произвели впечатление на Серафина, но ему вовсе не хотелось, чтобы она сопровождала их. Нет, ни в коем случае.
Но ведьма думала о чем-то другом.
— Мои служанки доставят вас назад к вашим спутникам. Подождите там некоторое время. Потом поймете, что я имею в виду.
Лицо ведьмы отодвинулось и потонуло во мраке, огненные шары погасли, и титаническое существо слилось с темнотой.
Назад они вернулись тем же путем. Поднявшись на поверхность к дневному свету, Серафин благодарно вздохнул. Может, он и не был единственным человеком, оставшимся в живых после аудиенции у морской ведьмы, но уж точно одним из немногих. Слушая ее, он кое-чему научился и увидел мир более красочным, живым, многообразным. Спасибо ей за это.
Дарио и остальные мальчики помогли им выбраться из воды на дрейфующий труп старой морской ведьмы.
«Она строила козни», — вспомнилось Серафину, и теперь он еще больше боялся, когда наступал на мертвое тело ведьмы и прикасался к нему руками, взбираясь наверх.
На гребне чешуйчатого хвоста их поджидала Лалапея. Она не улыбалась, но ей, казалось, стало легче. Впервые с момента ее побега из Венеции на лице женщины-сфинкса читались какие-то другие чувства кроме горя и печали.
Они рассказали, что с ними произошло, и никто ни разу их не перебил. Даже когда Унка упомянула о цели, которую она назвала ведьме, никто не возразил.
Значит, Египет, думал Серафин. И каким-то непостижимым образом, как во сне, он почувствовал, что это правильно.
Спустя час или два вода забурлила и что-то огромное вынырнуло на поверхность.
  
СЕРДЦЕ ИМПЕРИИ
 
Солнечная лодка низко летела над замерзшим Нилом вниз по течению. Время от времени ее трясло от зимнего ветра, но снега, из-за которого она и вовсе могла потерять высоту, к счастью, не было.
Мерле посмотрела в один из иллюминаторов. Внизу под ними простиралась ослепительно белая страна. Некогда зеленые берега Нила теперь почти не возвышались над пустыней, все было погребено под толстым слоем снега. Тут и там из сугробов торчали замерзшие пальмовые рощи, и иной раз были видны руины хижин и крыши, обрушившиеся под тяжестью снежной массы.
«Где же все люди?» — думала Мерле.
— Может быть, замерзли, — ответила Королева в ее мыслях.
«Может быть?»
— Если только Фараон не сделал из них мумий для своей армии.
«Ты думаешь, он истребил народ, чтобы увеличить численность армии?»
— Ты не должна думать о Фараоне как о египтянине. Он уже четыре тысячи лет назад был почти чертом, а с тех пор как жрецы Хоруса воскресили его, совсем потерял человеческий облик. Ему все равно, был ли народ, живший на берегах Нила, когда-то его народом. Возможно, он не делал различий между здешними жителями и жителями других завоеванных стран.
«Страна без людей? Но тогда для кого он ведет эту войну?»
— Уж точно не для народа Египта. Вероятно, даже не для себя самого. Не забывай о влиянии на него жрецов Хоруса.
Юнипа сидела рядом с Мерле, прислонившись к стене лодки, обхватив руками колени. Мерле чувствовала, что Юнипа наблюдает за ней, иногда открыто, иногда украдкой, будто ждала знаков присутствия Королевы Флюирия.
Сразу же после начала полета Сет впал в транс. Наверное, это было необходимо, чтобы управлять лодкой. Мерле какое-то время понаблюдала за ним, потом решила воспользоваться случаем и рассказала Юнипе о том, что произошло в Венеции. Сначала девочка с зеркальными глазами слушала рассказ Мерле равнодушно, потом все больше волнуясь. И хотя она ничего не сказала, ни о чем не спросила, Мерле чувствовала, что в мозгу Юнипы идет какая-то работа.
Взгляд Мерле упал на Сета. Жрец сидел на возвышении в носовой части лодки лицом к корме. На его лбу обозначилась набухшая вена, исчезавшая под золотой сеткой. Глаза были закрыты. И тем не менее Мерле казалось, что он ощупывает ее невидимыми щупальцами. Уже при их первой встрече она почувствовала, что его взгляд проникает внутрь ее сознания, что он видит, кто там спрятан.
«Интересно, что испытывает Королева?» — подумала Мерле, но на этот раз не получила ответа. Мысль о том, что даже Королева Флюирия может бояться верховного жреца бога Хоруса, пугала ее.
Сет управлял лодкой силой своих мыслей. Золотая лодка парила на высоте тридцати метров над замерзшим Нилом, она летела не слишком быстро, поскольку покрывало из тяжелых снежных облаков не пропускало солнечных лучей. Рассеянного дневного света хватало, чтобы удерживать лодку в воздухе, но его было недостаточно, чтобы набрать скорость.