Жажда мести
— Хватит болтовни! — рявкнул Ковна. — Приступай!
Песнь Крови бросила взгляд на меч Гутрун и начала снимать с себя одежду, стараясь не обращать внимания на ухмылки и шуточки солдат. Чем более она обнажалась, тем разнузданнее становилось веселье. Все эти долгие невыносимые минуты воительница мучительно искала выход, однако его не было. В ее нынешнем положении невозможно обратить поражение в победу.
Песнь Крови сняла последний лоскуток, прикрывавший тело, аккуратно положила его на землю. Солнечный свет омывал ее фигуру. Она сжала пальцы в кулаки, уперлась кулаками в бока, не сводя взгляда с меча Гутрун. Наконец воительница подняла голову, обвела взглядом всех присутствующих. Теперь уже никто не смеялся. Ее тело, иссеченное множеством шрамов, лучше любого рассказа свидетельствовало о многочисленных боях и стычках, где ей пришлось участвовать. Всем было известно, что до сих пор никто не сумел победить ее в открытом и честном поединке. Теперь все видели, чего стоили ей эти победы. Зрелище было впечатляющее, даже отребье, собранное Ковной после падения Нидхегга, с уважением и страхом смотрело на обнаженную женщину. Только генерал и колдунья веселились по-прежнему, отпускали шуточки.
— Теперь к дереву, — приказал Ковна.
Ударом сапога он отбросил в сторону сложенную на земле одежду.
— Сожгите этот хлам, — велел он. — Он ей больше не понадобится.
«Им не удастся победить нас, Гутрун! — мысленно поклялась воительница. — Придет наш час, и мы…»
Уловив ее мысли, Тёкк рассмеялась:
— Ты опять начинаешь дерзить. Надеешься на победу? Отлично. Пока мы здесь развлекаемся, я могу…
Песнь Крови выругалась и решительно направилась к дереву. Здесь она обернулась лицом к врагам, раскинула руки и позволила мучителям привязать себя к стволу. Кора старого ясеня, грубая, бугорчатая, изрытая бороздами, множеством мелких острых выступов, зазубрин впилась в ее тело.
Глава седьмая. ДРУЗЬЯ
Во тьме раздался чей-то шепот:
— Гутрун…
Потом еще раз, с той же тоскливой мольбой:
— Гутрун…
Девушка, ходившая из угла в угол, остановилась, оглядела темницу. Небольшая, мрачная, едва освещенная каморка без окон. Помнится, в тот самый момент, как ее взяли в плен, кто-то из солдат обмолвился, что Тёкк велела брать их живыми. Выходит, теперь она в плену? Ее привезли в замок служительницы богини Смерти Хель? Но зачем? Пищу Гутрун просовывали через небольшое оконце в двери три раза. Если принять во внимание, что хижина, где они устроились на ночлег, располагалась в лесу, а замок Тёкк — в горах, между ними достаточно далеко, значит, она провела в заключении несколько дней.
В каморке стояла широкая кровать с поблескивающим красным покрывалом, рядом с ней кресло с резными позолоченными подлокотниками. Свет маленькой масляной лампы, подвешенной на стене над креслом, отражался на черной поверхности стола с изогнутыми, покрытыми резьбой ножками. Удивительно, но лампа сама собой наполнялась маслом. В каморке веяло холодом, а на Гутрун была надета только ночная рубашка, та, в которой ее захватили солдаты. Рубашка была порвана, кое-где проступали пятна засохшей крови, по-видимому, отметины оставили те два мерзавца, зарубленные ею в хижине. Следы на коже от ремней, которыми ей скручивали руки во время переезда, почти зажили.
— Гутрун… — долетел до нее тот же дрожащий шепоток.
Девушка метнулась к окованной железом деревянной двери, попыталась открыть ее. Дверь была заперта. Тогда она встала на колени и попыталась разглядеть что-нибудь через тончайшую щель, опоясывающую запертое отверстие, через которое ей подавали еду. Ничего, кроме кромешной тьмы за пределами комнаты, различить не удалось.
— Освободите меня! — громко потребовала девушка.
— Гутрун…
Девушка задумалась. Шепот определенно доносился не из-за двери, это точно. Голосок проникал в темницу откуда-то извне. Может, из-за стен?
— Я слышу, — наконец откликнулась Гутрун.
Она остановилась посреди комнаты, нахмурилась, постаралась припомнить уроки, полученные ею от Норды и Хальд. Они учили ее общаться с духами, управлять ими, отгонять злые силы, ее научили многому, но вот будет ли толк?
— Кто ты и чего хочешь?
— Поиграй, Гутрун, — раздалось вновь. — Я хочу играть. Ты не помнишь меня? Мы же вместе играли…
У Гутрун перехватило дыхание. Она наконец узнала этот пришептывающий голос. Она не слышала его несколько лет, точнее, более семи лет. Он пришел оттуда, из Нифльхейма, из страны Мрака и Льда, где она родилась и выросла.
Гутрун вздрогнула:
— Инга?
Неужели это она, ее давняя подружка, находившаяся в мире Мертвых во владениях Хель.
Стоило ей вспомнить имя, как в углу каморки зажглось свечение, следом очертилась отливающая пульсирующим пурпуром фигурка.
За эти годы Инга совсем не изменилась. Перед Гутрун предстала маленькая девочка. Светлые волосы обрамляли пепельно-мертвенное личико. Глубоко посаженные глаза смотрели печально, в них стыла невыразимая тоска.
— Гутрун! — вскрикнула Инга. — Как я скучала по тебе! Мне нельзя оставаться здесь долго. Матушка Хель тоже соскучилась по тебе. Зачем ты покинула нас? Разве ты не хочешь вернуться в родной дом в Нифльхейм? Все твои друзья ждут тебя…
Гутрун попыталась что-нибудь сказать, что-то пролепетала, но от подступившего волнения ничего связного выговорить не смогла.
— Гутрун? — вновь позвала Инга.
Ее причудливый, светящийся пурпуром образ затрепетал, затем начал растекаться, таять.
— Ты, — всхлипнула она, голосок ее дрогнул, — выглядишь совсем иначе, чем тогда, когда мы вместе играли. Ты теперь совсем взрослая. Наверное, больше не захочешь играть со мной, ты больше не любишь меня?
Слезы хлынули из глаз Гутрун. Она снова попыталась что-то сказать, что-то объяснить, пожаловаться, но тут же прикусила губу — лучше помалкивать. Норда учила, что первый признак мастера в таком сложном деле, как колдовство, — выдержка и умение беречь силы. Нельзя сломя голову бросаться на каждый призыв о помощи, на каждую мольбу. В таких случаях спешить нельзя, иначе не миновать беды. Сейчас она сознательно промолчала.
— Ты не хочешь вернуться домой? К друзьям? — Уже почти совсем растаявшая Инга протянула к ней руки, расплакалась. — Ну, пожалуйста. Ты не хочешь ответить? Тогда мне лучше уйти. Но сделай так, как велит тетушка Тёкк. Того же хочет и Матушка Хель. Вот я и все наши друзья поступаем так, как они пожелали. Если смогу, я еще приду к тебе…
Голос ослабел, затем и вовсе затих, как, впрочем, и колеблющийся образ подруги давнего детства.
Слезы у Гутрун мгновенно высохли. Она сжала кулаки, вскинула руки:
— Ничего не выйдет, Тёкк. Тебе не удастся обмануть меня. Что бы ты там ни задумала, все равно проиграешь.
Ответа не последовало.
Прошло несколько часов. Неожиданно за дверью звякнуло, окошечко отворилось, и в комнату просунули еду.
Гутрун, после разговора поклявшаяся не прикасаться к еде, теперь решила, что глупо самой лишать себя сил. Они ох как понадобятся! Девушка поела, хотя еда была холодная и безвкусная. Эта пища вновь напомнила ей те однообразные, воистину бесплотные блюда, какими ее с матерью кормили в царстве Смерти.
Только промелькнуло в голове, и сразу потянулись воспоминания.
Нифльхейм! Гутрун даже передернуло, когда ей припомнилось неисчислимое множество мертвецов, с которыми ей приходилось жить в раннем детстве. Освобождение пришло после того, как мать победила предавшего Хель Нидхегга и вернула богине Смерти Череп Войны. Владычица Тьмы отпустила их на волю. Тогда-то Гутрун впервые увидала зеленые холмы Мидгарда, мира Живых. Правда, маленькую девочку долго мучили призраки царства Смерти, порой ей никак не удавалось заснуть. Стоило смежить веки, как она вновь оказывалась в ледяном подземном мире, где правит матушка Хель, где, куда ни глянь, бродят толпы мертвецов. Все мерзнут, пытаясь согреться, прижимают руки к груди. Оттаяла девочка нескоро, сначала все никак не могла поверить, что солнышко светит всем, что тепла здесь хватает на всех. Даже маленькой былинке достается своя доля нежного и целебного сияния.