Цветок с тремя листьями (СИ)
— Ваша светлость?.. — глаза Мицунари округлились, и он слегка приоткрыл рот.
— Тихо… не надо кричать, — Хидэёси прикрыл его губы ладонью и посмотрел прямо в глаза. — Ну подумай, хорошо подумай, ты что же это, и правда хотел, чтобы после моей смерти страной управлял трусливый безмозглый садист? Будь он хоть тысячу раз мой племянник?
— Но… ваша светлость… вы же сами…
— Да, Сакити, да, я сам. Я сам его назначил на эту должность, сам отказался от титула кампаку [20] в его пользу, а знаешь почему?
Мицунари не ответил, просто продолжал смотреть на Хидэёси широко открытыми глазами.
Хидэёси расценил это как вопрос.
— А именно потому, что он не годился на эту роль. И отлично знал это. Я думал, что он хотя бы будет хорошим, послушным мальчиком. Но у этого дурака не хватило мозгов даже для того, чтобы не лезть в чужой заговор! — он внезапно повысил голос. — Кроме того, он хотел убить меня и моего сына, разве он не достоин за это смерти?
— Но… ваша светлость… письмо…
— Письмо?.. Хм… — Хидэёси задумчиво поднял с пола конверт двумя пальцами и протянул к огню лампы. Полюбовался некоторое время языками пламени и снова обернулся к Мицунари. Его глаза отразили отблеск огня.
— Какое письмо, Сакити? — он улыбнулся. — Не было никакого письма.
Когда шаги его светлости затихли в коридоре, Мицунари медленно встал и подошел к окну. Рассветное солнце уже полностью разогнало ночную темноту, и утренняя роса блестела золотом, предвещая еще один жаркий день. Он вдохнул полной грудью уже теплеющий воздух и сжал кулаки.
— Я найду тебя. Кто бы ты ни был, как бы ты ни скрывался, какую бы личину ты на себя ни нацепил.
Он повернулся и прошелся по комнате, медленно, словно рассматривая ее. Что же… все когда-то бывает в первый раз. Наверняка воин, проигравший важное сражение, испытывает такую же горечь поражения. Странно, но Мицунари всегда считал глупцами тех, кто выбирал смерть вместо того, чтобы подумать, какие ошибки он совершил, и не допустить их в следующий раз. И только сейчас понял, что заставляло их принимать настолько дурацкое и бессмысленное решение. Ощущение собственной непогрешимости.
«Вот она, ошибка, — Мицунари даже слегка улыбнулся. — Уверенный в том, что не могу ошибиться, я недооценил противника. Что же, я не дам ему второго шанса».
Танто на столике выглядел теперь настолько нелепо, что Мицунари брезгливо поднял его и быстро убрал в ножны, небрежно сунув за пояс. Присел рядом со столиком и смахнул с него исписанный лист. Ничего, беспорядок он уберет позже. Взяв из стопки другой, чистый, он намочил тушь, провел по ней кистью и задумался. А потом медленно и аккуратно написал: «Асано Нагамаса» — и поставил над именем единицу. Еще немного подумал и дописал: «Мори Тэрумото», а вместо цифры поставил знак вопроса. Замер, глядя на листок. И вывел жирно и размашисто: «Токугава». Затем задумчиво нарисовал рядом три листа мальвы. И прикрыл глаза.
…Именно тогда, на том поэтическом турнире он первый раз по настоящему обратил внимание на Хидэтаду. До этого тот шел даже не под первым номером в списке ценных заложников его светлости. Старшего сына Токугавы Иэясу, Хидэясу, господин Хидэёси усыновил уже давно, и ценность Хидэтады заключалась лишь в том, что его, третьего сына, назначили наследником рода Токугава. Но он не был единственным наследником знатного рода, находящимся в столице. И основной своей задачей Мицунари считал следить, чтобы со всеми этими знатными отпрысками ничего не случилось и не дало бы их отцам повода для мятежа. Ровно до турнира. Именно тогда этот четырнадцатилетний юноша привлек его внимание. Да и как его мог не привлечь победитель? Мицунари неплохо разбирался в поэзии, и, да, стихи юного Токугавы действительно были хороши, и выбор его светлости, который выступал в этом турнире одним из судий, являлся вполне обоснованным. Кроме того, Мицунари прекрасно понимал, что его господин оказывает таким образом особый знак внимания отцу юноши.
Головой. Он все это понимал головой. А глазами вместо мальв на одежде Хидэтады он упорно видел дьявольские колокольчики.
Мицунари хорошо запомнил тот первый поэтический турнир, на котором побывал. И как чествовали его победителя, Акэти Мицухидэ. Мицунари, тогда еще Сакити, смотрел на него с нескрываемым восторгом и обожанием, он был готов на все, чтобы хоть немного походить на этого величайшего воина и поэта. Акэти Мицухидэ был недостижимым, невозможным идеалом.
Впрочем, что об этом думать сейчас? Или он жизнь свою решил прокрутить перед глазами? Края губ Мицунари снова слегка приподнялись. Именно тогда, когда он, не веря своим ушам, услышал: «Акэти Мицухидэ поднял бунт, его светлость Ода Нобунага и его сын Нобутада убиты», он получил самый важный в своей жизни урок. Предать может лишь тот, кому доверяешь. Его светлость, господин Хидэёси, должен был доверять людям, иначе кто будет служить ему? А он, Исида Мицунари, не имеет права на подобную роскошь.
А сейчас его светлость самолично преподал ему еще один очень важный урок. Никогда нельзя сдаваться, даже если меч уже занесен над твоей головой. Всегда может произойти что-то, что даст тебе верный знак — ты нужен этому миру.
Мицунари опустил кисть и провел под последним знаком две жирных черты.
* * *Киёмаса вышел во дворик своих покоев и слегка поморщился от ярких лучей утреннего солнца. Что-то он слишком много слабостей начал себе позволять. Например, настолько долгий сон. Да, трава еще толком не успела высохнуть, он ощущал ее влажность босыми ступнями, но солнце — солнце поднялось уже довольно высоко. Так он начнет спать до обеда. Жизнь в замке просто нечеловечески расслабляет. Он уже отметил, что стал намного больше есть и пить, да и засиживался за полночь за разговором едва ли не каждый день. Впрочем, за возможность находиться рядом с его светлостью это была не великая цена. Сейчас его господин как никогда нуждался в защите. Вот и сегодня ночью Киёмаса проснулся от тихих шагов и, схватив меч и распахнув дверь, с ужасом и удивлением увидел господина.
— Что случилось, ваша светлость? — воскликнул он.
— Тсс… — господин коснулся пальцами его губ.
— Ничего. Просто проводи меня к Нэнэ. Я не могу уснуть.
Путь по коридорам замка показался Киёмасе бесконечным. Он остановился под дверями, пропуская его светлость вперед, и намеревался остаться, чтобы охранять его сон. Но господин Хидэёси только покачал головой и велел ему уходить.
Не зная, чем занять себя до рассвета, Киёмаса прилег на постель… и тут же уснул. И проснулся только тогда, когда утреннее солнце полностью осветило комнату.
Свист воздуха, рассекаемого клинком, оказывал волшебное действие. Спустя несколько минут Киёмаса уже не думал ни о чем.
— Киёмаса.
Он резко остановился, не завершив выпад, и обернулся, лишь слегка отставив меч в сторону.
— Мицунари. Что тебе нужно?
— Я хочу с тобой поговорить.
Киёмаса рассмеялся:
— Поговорить? Что-то я не вижу при тебе меча.
— Киёмаса, ты не поверишь, есть люди, которые умеют разговаривать словами.
— …Но, как правило, недолго, — усмехнулся Киёмаса и мазнул перед носом Мицунари мечом.
Тот даже не моргнул:
— Если я сейчас рассмеюсь твоей великолепной шутке, ты соизволишь со мной побеседовать?
— А я и не отказывал, — Киёмаса опустил меч. — А что, ты все-таки решил милостиво подарить мне свое прощение? Если да — то ты зря пришел. Я лично прощать тебя не собираюсь. Хотя и убивать пока тоже.
— Как ты любишь пустое бахвальство. Нет, я до сих пор считаю, что тебя следовало лишить земель и отправить обратно в деревню. Может быть, рис у тебя получится сажать лучше, чем воевать.
— Мицунари! — Киёмаса схватил его за плечо и сжал что есть силы.
— Тебе лучше отпустить меня, — тихо прошипел Мицунари сквозь зубы.
— Мне следовало свернуть тебе шею, еще когда ты сходил с корабля. Жаль, меня там не было, — Киёмаса разжал пальцы.