Пламя Силаны (СИ)
Сейчас его фигуру будто высекли из камня. Он не шевелился, смотрел прямо перед собой и не пытался вмешаться. И глаза у него были равнодушные и усталые.
А когда-то он часто улыбался, и Силана отчаянно хотела добиться его похвалы.
Почему вы молчите? Почему не вмешаетесь?
Рейз заметил Силану, кивнул ей и выдавил сквозь зубы:
— Моя госпожа теперь здесь. Можно больше не беспокоиться о крысах.
Женщина обернулась, и в первую секунду Силане показалось, что она обозналась. Что поняла что-то неправильно.
Госпожа Мелеза смотрела на нее холодно и пренебрежительно, кривила в усмешке яркие губы и казалась чужой.
И Силана искала в ее чертах ту женщину, которой восхищалась когда-то — женственную и улыбчивую, немного язвительную и легкую на подъем, щедрую на похвалу и на помощь. Женщину, которая называла ее своей лучшей ученицей.
Той женщины больше не было, будто бы Силана смотрела в лицо перевертыша. Оборотня из легенд.
— Безродный мальчик нашел себе безмозглую девочку? Из вас получится отличная команда.
Мелеза говорила расчетливо, и за ее словами стояло желание уколоть побольнее.
Не было только узнавания, и почему-то именно это было хуже всего.
Силана была для нее чужой.
Когда-то, незадолго до того, как Храм отправил своих жриц в армию, он нанял им учителей. Ничего особенного, просто самое базовое обучение — месяц тренировок в бессмысленной надежде подготовить своих дочерей к войне.
Полеты на скатах, базовые уроки обращения с мечом.
Эти уроки вели чародейка и ее гладиатор. Госпожа Мелеза и мастер Грей. Силана была капельку влюблена в них обоих. В ту естественность, которая была между ними, в их спокойную уверенность и готовность делиться всем, что они знали. В то, как во время перерывов между занятиями они сидели на ступенях возле тренировочной арены и пили из одного чародейского кувшина принесенный госпожой Мелезой чай, и та рассказывала про простейшие зачарованные знаки, и про время их с Греем службы на границе.
Силана слушала ее, и страх отступал, и казалось, что ничего страшного не случится на войне. Что все они непременно встретятся так снова.
Накануне отъезда Силана подарила госпоже Мелезе амулет Майенн. В благодарность и на память, и Мелеза обняла ее на прощание и сказала:
«Ты только возвращайся, милая. Что бы ни случилось там дальше, возвращайся живой».
А теперь вот они не узнавали друг друга.
Это даже было понятно, и Силана знала, что зрение чародеев устроено иначе, чем у обычных людей. Что они сначала чувствуют, и только потом видят.
И теперь Силана не могла пошевелиться, и думала — неужели я настолько изменилась?
Хотя она и так знала ответ.
Было холодно и как-то глухо, и все казалось абсолютно безнадежным и бессмысленным — то, что Силана вообще вернулась в Силл Арне, и попытки сохранить мамин дом, и Парная Лига.
И именно в тот момент Мелеза ее узнала, как будто натолкнулась на невидимую стену.
— Силана? — она сделала шаг ей навстречу. — Милая, это действительно ты?
Невозможно было заставить себя ответить.
Лицо у Мелезы стало вдруг по-настоящему беззащитным, беспомощным — всего на мгновение — искренним, как будто под шкурой оборотня-перевертыша промелькнула она настоящая:
— Это ты.
— Да, госпожа, — Силана жалела, что убрала плащ. Она чувствовала себя раздетой, выставленной на всеобщее обозрение и ей отчаянно хотелось прикрыться. И голос звучал жалко и еле слышно. — Наверное, я очень сильно изменилась.
— Или я совсем выжила из ума за эти несколько лет, — Мелеза ответила тихо, очень мягко, коснулась руки Силаны, и это прикосновение — абсолютно обычное, естественное, было как вернуться домой. — Прости меня. И за то, что я сказала прости. Меня подвело чутье.
— Это очень здорово, что вы знакомы, — угрюмо сказал Рейз, — но нам все еще нужно отметиться у распорядителя.
Мелеза оглянулась на него, на всех, кто был рядом и коротко приказала:
— Грей, разберись с этим.
Как слуге, как низшему. Силана никогда не слышала, чтобы Мелеза обращалась так к нему раньше.
— Давай отойдем, поговорим без посторонних, милая, — только когда она посмотрела на Силану ее взгляд смягчился. — Не волнуйся, Грей все сделает.
— У нас с господином Рейзом скоро посвящение.
— Это не займет много времени.
Они отошли к дальней стене зала, и Мелеза только тогда отпустила ее руку, отступила на шаг и оглядела Силану с ног до головы:
— Такая красивая стала.
— Вы тоже… — ответила Силана и не смогла договорить.
«Вы тоже очень красивая». И чужая.
Мелеза усмехнулась, криво и по-настоящему, ее ярко накрашенные губы изогнулись и в голосе появилась горечь:
— Я изменилась не в лучшую сторону. Последние полгода сделали меня настоящей сукой.
— Не говорите так о себе. Пожалуйста.
Мелеза будто встряхнулась, и кривая усмешка превратилась в привычную ее улыбку, добродушную и немного ехидную, ту, которую Силана помнила и по которой, оказывается, очень скучала:
— Я вообще не хочу говорить о себе. Силана, тебя не было в храмовых списках вернувшихся, мы считали тебя мертвой.
— Храм, — Силана вдохнула, выдохнула, прежде, чем продолжить, — меня не записал.
Они записывали только белых жриц. Алых для Храма не существовало.
— А теперь ты здесь.
— Мы с господином Рейзом будем участвовать в Парной Лиге. У нас скоро…
Так много хотелось ей рассказать, так сильно хотелось поделиться. Слова получались неловкими и совсем неправильными. И на самом деле хотелось рассказать совсем не о том. О войне и кошмарах, о ненависти Калеба, о налоге на дом.
— Посвящение, — закончила за нее Мелеза. — Это я поняла. Ты же никогда не любила гладиаторскую Арену.
Она смотрела пытливо, серьезно.
— Я стала алой жрицей, — было очень стыдно и очень страшно в этом признаваться. И рука сама непроизвольно потянулась к жреческому знаку. К двум цепям, на которых он теперь висел — тонкой серебряной и темной стальной, символизировавшей пепел, несмываемую черную гарь.
Когда Силана только уезжала на войну цепочка была всего одна.
— Мне жаль, — мягко сказала Мелеза.
— Я больше не могу работать в Храме. Мне нужно платить за дом, а военное пособие совсем маленькое, — Силана не могла заставить себя смотреть ей в глаза. — Поэтому я здесь.
Они долго молчали, и от этой новой Мелезы Силана почти ожидала окрика, слов — резких и способных сделать больно, но когда Мелеза заговорила, она заговорила непривычно мягко:
— Милая, это не выход. Тебе может повезти один раз или пять, десять или даже двадцать, но в конечном итоге Арена все расставляет на свои места. Здесь нет случайных людей, — ее голос звучал осторожно, с непривычной деликатностью, потому что она боялась задеть Силану и потому что искренне старалась ее предостеречь.
«Безродная собака пытается делать работу своей госпожи?»
«Крысам тоже не запрещено подписывать договоры».
Вы же не такая.
Настоящая вы со мной, сейчас. Зачем вы?..
Ответила бы ей госпожа Мелеза, если бы Силана рискнула спросить?
— У меня нет другого выбора. Храм не позволит мне заниматься целительством, — Силана заставила себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, выдохнула. — Может быть, вы правы и я не подхожу для Арены, но господин Рейз другой. Он на своем месте.
Мелеза вздохнула и устало потерла пальцами переносицу:
— Твой выбор гладиатора беспокоит меня отдельно.
Почему-то, как и в разговоре с Оакимом, хотелось оправдаться:
— Господин Рейз достойный боец.
— В первую очередь он вспыльчивый самоуверенный щенок. И ты не должна называть его «господином». Силана, пожалуйста, послушай меня внимательно, — Мелеза смотрела серьезно и строго, и само собой вспомнилось: точно так же она смотрела на Силану годы назад, перед занятием, когда та неправильно закрепила седло ската и едва не разбилась. — Многие здесь смотрят и оценивают. Не только то, как твой гладиатор сражается на Арене, но и как ты обращаешься с ним. Здесь свои условия и свои порядки. И если ты будешь их нарушать, остальные тебя уничтожат.