Silver (СИ)

А ты словно Джеймс Бонд не знаешь страха, но так галантна, так волнительна и притягательна, словно вкусно пахнущий мужчина в моменты своей самой сексуальной агонии. Ты не знаешь, как страшно бывает упасть, сорваться в пропасть подчинившись собственному безумие, ибо ты и есть то волнительное безумие строптивых, женских мечт. Я крепко обняла ее упругое тело, и прижилась грудью, чтобы не упасть. Мотоцикл нес нас по пустынному шоссе, что утром бездыханно набит машинами, и только сейчас закипает в наших жилах кровь от пленительной ночи, что дарует свободу не только дороге, но и мыслям, чувствам, сладкой предвкушающей неги.
Звезды и луна освещали нам дорогу помогая дорожным фонарям. Мы заехали в туннель, и вдруг Мисти резко выпрямилась. Я не разжимала ладоней на ее животе, и все утыкалась в спину стараясь сдерживать страх. Почему ты не умеешь бояться? Почему ты скрываешь свои глаза за шлемом? Почему ты так похожа на кошку, что гуляет сама по себе? Она словно кошка, что прожила уже восемь одиноких жизней, и теперь научалась быть черствой. Она словно кошка, что слышит собачий вой, но только ей все равно. Запрыгнет на самый вверх дома, спрятавшись на чердаке и будет слушать дождливую капель и собачий скулеж тех, кто не способен найти пристанище собственному одиночеству. Думаю, что ты Мисти такая…Думаю, что ты знаешь, как бывает больно, когда пронизывающий холодный ветер обдувает щеки и они, мокрые от слез обжигают сильнее любой боли. Твое бесконечное небо…стремительный бег облаков…ты отняла волшебство полета у птиц и теперь не боишься взлететь выше…
— И что ты только пытаешься вынюхать в баре, киска? — спросила меня Мисти, но голос ее был плохо различим сквозь стесняющий шлем. Она поняла это, и задала свой вопрос снова, когда остановила мотоцикл на парковке одного мотеля «Винтаж».-так что, киска? — повесив шлем на ручку улыбнулась Мисти. — или будешь скрывать это, как «вселенскую» тайну?
— Зачем мы сюда приехали? — спросила слезая с сидения я. — это заброшенный мотель?
— Добро пожаловать ко мне домой. — Мисти облизнулась. — может быть он и старый, но зато никаких тебе налогов. Тепло, есть свет в отдельных номерах и вода.
— Да, но если мотель снесут? — спросила я подойдя ближе к танцовщице. — что ты будешь делать тогда?
— Вот тогда я и буду об этом думать. Ладно, заходи. — она открыла двери номера «3», и зажгла свет.
Мисти провела меня в этот старый номер, и я вдохнула полную грудь ветхости, сырости. Потрескалась краска на стенах, и оранжевые куски старой краски уже давно требовали ремонта. Под этими слоями ветхости были приклеены старые газеты восьмидесятых годов, а то и раньше. Здесь она жила. Да, танцовщица из роскошного бара «Белая лошадь» чьи неоновые огни манят всех странствующих путников, всех заплутавших одиночек, каждого ненасытного дельца. Заветное мерцание ярких, сменяющих цвета огоньков словно заставляют повиноваться самым низменным желаниям любого грешника, что желает исповедоваться между ног соблазнительной танцовщицы. И ты подчиняешься животным рефлексам, ты хочешь войти в бар, чтобы позволить страстной женщине объездить тебя, желаешь почувствоваться себя постояльцев в отеле, где тебя отшили, почувствовать себя избранным, победителем и просто любимым человеком в объятьях совершенно безразличной для души женщины.
Я никогда не осуждала продающих себя женщин, да и не сподручно было. Кто я такая, чтобы указывать этой страстной танцовщице в какой обертке подавать себя клиенту? Все мы в той или иной степени торгуем собой по самым привлекательным для потенциальных клиентов ценам, ибо сами будем теми покупателям, которые не только сдачи не берут, но и оставляют чаевые за лямками кружевных трусиков самых соблазнительных женщин. Быть может добрые клиенты — самые щедрые покупатели? Ответа я не знаю…
Только подумать, ты шикарная женщина и живешь в заброшенном, придорожном мотеле, питаешься в такой же придорожной забегаловке, которую вот-вот и прикроют также, как и твою ловушку. Увы, но структура бизнеса такова, что рентабельность зависит от взаимовыручки. Раз мотель пал, то и забегаловка лишилась свои клиентов. В этом минусов много, но еще больше, конечно же, плюсов. Понизилась смертность в местных краях, ибо никакие буйные жеребцы, что привыкли решать проблемы путем современных дуэлей уже не останавливаются в стенах «Винтажа». Сохраняться нервы хозяйки забегаловки, и она сможет наконец-то уйти на покой, чтобы нянчить внуков, а не считать мелочную выручку за день, которую и с накоплением в течении месяца не хватит, чтобы оплатить налоги.
Удивительно, но у Мисти были ключи от каждого номера, от парадной и собственно домишки администрации, где красуются эротические pin-up плакаты обнаженных женщин, поросшая паутиной пепельница и старое, жутко скрипучее кресло. Мы перебрались в дом администрации, и это было логично, ибо здесь еще по какой-то волшебной случайности еще работала душевая, и холодильник морозит три дня через отключенные пять. Мы обе знали, что подобные встречи не организуют под свидания, и без особой прелюдии Мисти толкнула меня на разобранную кушетку нависнув сверху. Кушетка страшно заскрипела, заполнив этим отвратительным звуком комнату. Казалось, что никакой сладкий стон не способен заглушить скрип. Я почувствовала резкую дрожь от подставленного колена в мою промежность.
Ее ладони сжали мою талию, то и дело скользя под футболку вверх постепенно задирая ее оголяя нежно-голубой бюстгальтер с пикантной висячей подвеской кошки, что звенела словно бубенчик на кошачьем ошейнике. От прикосновения холодных ладоней я морщилась, но только тело умоляло ее не останавливаться. Почему-то, глядя именно в ее глаза, я подумала, что такой тип женщины редок. Она хочет боли не потому что мазохист, а потому что банально не умеет чувствовать ее душой. Боль на уровне чувств от переживаний ей не знакома, но она будет визжать от восторга, если заставит меня просить грубость, когда я почувствую боль жилами, почувствую физическую болевую эйфорию.
— Мисти, — простонала открыв глаза я. — скажи, я ведь права? В баре твоей хозяйки процветает проституция?
— Малышка, — прошептала Мисти нежно коснувшись кончиком язычка моей щеки. — ты не понимаешь, куда впутываешься. Маленький, глупый кролик. Почему ты так хочешь это узнать?
— От этого зависит моя безопасность. — прошептала я. — все очень сложно.
— Милая, ты жертвуешь всем идя на поводу следователя. — Мисти облизнулась.
Задирая мои ноги на своим хрупкие плечики, и поддавшись чуть вперед, она заставила меня согнуть их в коленях. Нежные прикосновения чувственным губами по щиколоткам, доходящие мокрой дорожкой до колен заставляли меня откидываться. Это больше, чем любой секс, это грязнее чем любое порно. Это искусство телесной эротики, что доводит до возбуждения и заставляет кончать не тело, а душу. Настойчивые ладони обвивали бедра, но в одну секунду она сдавила мое горло заставляя трястись, как продрогшую собачонку.
Ах, как бы мне хотелось оказаться в каком-нибудь боевике девяностых, где роль моя была бы настолько мимолетной, но такой запоминающейся. Какой там образ мне нравился из любимого фильма? Кажется, ее звали Энжл. Проститутка, что предала Якудзу и была обезглавлена, но при этом успела почувствовать прикосновения грубого мужчины, и запомниться, как соблазнительная конфетка, не успевшая показать свою начинку. Но глядя на Мисти, я понимаю, что будь я детективом, то к черту расследования, когда с тобой такая блудливая королева. Я вспомнила, как колышется в танце друг о дружку ее аппетитная грудь, и подумала, что эта женщина идеальная наездница.
— Не бойся, насиловать тебя не было в моих планах. — Мисти громко рассмеялась. — прости, если ты уже завелась.
— И часто ты так обламываешь? — я приподнялась на локти, и резко выпрямилась на кушетки обвив ногами твердую сидушку. — или это была мне поблажка?
— Ну что ты… — танцовщика подошла к холодильнику и достала две банки газировки бросив одну мне. Громкое шиканье открытой банки, и она плюхнулась в кресло перекинув ногу на ногу. — тебя же Веста зовут?