Песок в руке (СИ)

Я опустила голову, поглощаемая чувством вины. Огромная дыра зародилась в моей груди. Моя душа была разорвана в клочья. А его?! От нее еще что-то осталось?! Какое же я ничтожество!
— Я проклинал тебя каждый раз, когда мне не удавалось найти успокоения. — Его голос был надломленным от пережитой боли. — Ты видела, что я с тобой делал?! Раз за разом?!
Я подняла на него тоскливый взгляд.
— Видела.
— Я несколько раз убивал тебя, — шепотом начал Рома, глядя на меня исподлобья. Мои ресницы задрожали, было больно все это слышать, но ведь моя боль ничто по сравнению с тем, что досталось ему. Это ведь я прокляла его, я совершила то, от чего он никак не мог найти покой. Он даже не призрак, не дух. Он просто оружие. Я снова заплакала. — Когда я понял, что, возрождаясь, ты совершенно не помнила прошлые жизни, я понял, что это слишком легкая участь.
Он рассмеялся как ненормальный. Его всклоченные волосы, темные круги под глазами и сумасшедший взгляд выдавали, как ему все это тяжело дается.
— Я устал убивать, понимаешь?! — отчаянно воскликнул он. — Ты превратила меня в оружие. Ты просто держала меня в руках, но ведь это я рвал и резал чужую плоть! Это я был весь в крови, с головы до ног, я вырезал те жизни! В своей мести ты зашла слишком далеко! Я просто устал убивать. Я рожден воином, но не оружием! Гребаная старуха могла предложить тебе только это, и ты согласилась! Даже не зная, хочу ли я!
Я мотала головой, погружаясь в воспоминания.
Вот я бреду в пылающем зное, одинокая и потерянная. Спину жжет, все тело болит.
Вот я стучу в старую глиняную хибару. Дверь открывает старая шаманка.
Вот я падаю на колени и молю ее о помощи. Она тянет меня в дом.
— Еще я жил с тобой. — Голос Ромы дрожал. — Иногда ты даже не догадывалась, что я такое. Я просто любил тебя. Это самый тяжелый выбор. Я не старел, приходилось бросать тебя и прятаться. Подглядывать со стороны. Боже мой! Знаешь, как было больно хоронить тебя, раз за разом?!
Вот мы ночью идем на маленькую круглую площадь. Мы подходим к окровавленному телу, такому знакомому и родному, что сердце разрывается на части. Я рыдаю и бросаюсь обнимать его. В который раз. Но в нем нет жизни.
— А еще я просто мучил, — бормотал он, качаясь из стороны в сторону. — Просто мучил. Влюблял, унижал, бросал. Я хотел, чтобы ты почувствовала всю боль, которую ты возложила на меня.
Вот шаманка отталкивает меня в сторону и чертит что-то вокруг него белым мелом. Она бормочет непонятные слова, брызгает на него какой-то жидкостью, укладывает на груди пучок какой-то сухой травы. Я сижу на коленях в стороне и беззвучно рыдаю, я вся в грязи, мои руки в крови любимого.
Вот его тело удивительным образом исчезает в меловом треугольнике, а вместо него появляется длинный узкий клинок, чуть закругленный. Его рукоять и лезвие блестят в свете звездного неба. Шаманка подходит ко мне и прижимает большой палец правой руки между бровями. Что-то шепчет.
— И конечно я убивал, — его голос надломился. — Я хотел оставить тебя в покое. Но это невозможно. Просто невозможно.
Вот я бегу, размахивая клинком, и разрубаю человека. Мои глаза полны ненависти. Мой разум умер, оставив место только мести. Я разрезаю палачей, охранников.
— Иной раз, я убивал тебя, когда чувствовал, что ты начинала влюбляться. — Он был словно далеко от меня. Мы потеряны друг для друга. — Это намного легче, чем смотреть, как ты медленно умираешь. Я обрывал твою жизнь, ты не поверишь, но это был самый легкий вариант. Во мне не осталось ничего святого. Я собственноручно тебя убивал, ту, которую любил больше всего на свете.
Вот я скачу впереди маленького войска. Я рублю, протыкаю, вонзаю, режу. Мои руки по плечи в крови. Клинок принял бордовый цвет. В моей руке такое родное тепло, но этого недостаточно. Я схожу с ума.
— Я не могу не трогать тебя! — надрывно проскулил он, хватаясь за голову. — Ты непременно рождаешься рядом. Где бы я ни был, ты рождаешься рядом! Я избегаю тебя, как только могу, особенно, когда ты ребенок. Маленький и беззащитный. Я не хотел тебя такой видеть. Я переезжаю, убегаю, но, в итоге мы все равно встречаем друг друга. Каждый раз я не знаю, как ты будешь выглядеть. И со мной что-то происходит, как только ты заново рождаешься. Я меняюсь, частично снаружи, частично изнутри. Но не старею.
Вот дух Ромо выходит из клинка, и он превращается в человека. Сейчас-то я знаю, что он не человек, но тогда я отгоняла все эти мысли и радостно прижимала к себе его твердое тело. Он растерянно обнимал меня в ответ и качал головой, еще не зная, какая участь его ждет.
— Что ты натворила, глупая, — бормотал Ромо.
— Мы вместе, мы вместе… — исступленно шептала я, втягивая в себя его аромат. Я схожу с ума.
— Я рассказывал тебе все, заставлял увидеть. — Сероглазый не выдержал и заплакал. — Но это была тоже трудная жизнь, потому что, мы оба переживали все заново. И ты все равно умирала. Ты всегда умирала. Естественной смертью или от моей руки. А я оставался здесь, в этом мире. Я ухаживал за твоими многочисленными могилами, рыдал на них, носил цветы. Я убегал, убегал, убегал. Но ты все равно находила меня. Я проклят, Зейна. Я потерян во времени. Я ненавижу себя за то, что делаю с тобой, но иначе намного тяжелее. Мне легче ненавидеть себя, чем весь мир.
Вот я старухой бреду по пустыне. Я ушла умирать. Со мной лишь такой же старый верблюд и клинок в руке. Я спотыкаюсь и падаю, зарываюсь в песок. Мои глаза сухи, я прижимаю клинок к морщинистой щеке. Я уже давно сошла с ума.
— Я люблю тебя, — трескучим голосом шепчу я. — Я так люблю тебя.
Вот я закрываю глаза, и жизнь уходит из меня. Клинок остается одиноко лежать, раскаленный полуденным солнцем.
— Какая участь ждет меня в этот раз? — безучастно спросила я и Рома повернулся. — Все эти свидания, как будто ты насмотрелся фильмов. Сплошное клише, а я повелась. Дорогой ресторан, самолет, закат… Родители погибли в автокатастрофе… Ты хотел меня влюбить и бросить? Отомстить? Или все-таки убить? Ведь ты действительно направил самолет прямо вниз.
— Я не знаю, все перепуталось, — помолчав, ответил он. — Я так устал, я хочу умереть, но не могу. Вот парадокс. Я больше не хочу ничего решать. Мне невыносимо больно переживать в очередной раз любую из тех жизней, что я выберу.
Я замолчала и нырнула под воду. Под водой было тихо и умиротворенно, я хотела оставить все печали и горести на поверхности, но у меня не получилось. Теперь, где бы я ни была, прошлое будет преследовать меня повсюду. Как же мне хочется жить, но не знать о том, что я натворила. Но так не бывает, человек всегда расплачивается за содеянное.
Почувствовав его губы на своих губах, я от неожиданности открыла глаза, вынырнула и прокашлялась. Его руки изо всей силы сжимали белоснежные края ванны, отчего костяшки пальцев побелели.
— Быть со мной или влюбить и бросить? Или убить? — с вызовом спросила я, подняв подбородок из воды.
Он потянулся за шампунем, выдавил себе в ладонь и вопросительно посмотрел на меня.
Я развернулась к нему спиной, неуклюже ворочаясь в тесной ванне.
— Я буду бороться, — шепотом произнесла я. — Я не хочу быть жертвой мести. Почему ты такой жестокий? Я же люблю тебя.
Он намылил мне голову дрожащими руками.
— Посмотри на себя. Ты боишься сам себя. — Мой голос надломлено разносился эхом по светлому кафелю. — Ты толкаешь меня в пропасть.
— Но ведь я шагну за тобой, — просто ответил этот странный человек.
Мои губы задрожали.
— Ты любишь меня?
Рома застыл. Его руки остановились, мои глаза защипало то ли от пены, то ли от чего-то еще.
— Ты меня любишь? — требовательно переспросила я, в глубине души зная ответ. Она молчал, а мне стало вдруг стыдно и унизительно.
— Уйди, — прошептала я сквозь слезы.
— Я верю в ту нашу любовь, — сознался блондин.