Клинок предателя
Греггор махнул рукой.
— Как тебе будет угодно.
Йеред посмотрел на меня. Ростом он не вышел, поэтому я старался горбиться, чтобы невзначай его не обидеть.
— Так значит, подати уплатил, парень?
— Да, милорд.
— Все? Не врешь?
— Нет, милорд. В прошлом году мы отдали семь грошей, в этом восемь. У меня и бумага имеется. Если хотите, могу показать…
— Довольно! Хватит блеять, словно овца. Где твой хребет, парень?
Герцог повернулся к слугам.
— Вы это видели? И с этим стадом мне приходится идти на войну. Даже удивительно, как эти варвары нас еще не захватили.
Он взял кубок с вином и отдал мне.
— На, сам пей эту мочу. Может, это прибавит тебе храбрости?
Я выпил: это же все равно было мое вино.
— А теперь поговорим о податях. За землю ты уплатил?
— Да, милорд, четыре гроша, милорд.
— Хорошо–хорошо. А за коз?
— Да, милорд, два гроша.
— А за… э–э–э… кур?
— Да, милорд, и за кур два гроша.
Герцог загибал пальцы.
— Всего, выходит, восемь грошей.
— Да, милорд. Восемь в этом году, как я и говорил, милорд.
Люди герцога угодливо захихикали, предвкушая шутку, которую и прежде слыхали.
— Значит, ты заплатил за коз и кур, а как насчет остальной живности?
Я потряс головой, делая вид, что не понял шутку.
— Прошу прощения, милорд, я не…
— За телку, парень! — сказал он, ткнув пальцем в Алину. — Ты за телку подати платить собираешься?
Они заревели от хохота: может, смеялись не так уж и громко, но для меня это прозвучало как рев.
— Прошу прощения, милорд, я не знал. Заплачу все, что причитается.
И в этот миг я заметил, как его слуги перемигиваются. Чтобы задобрить герцога и скрыть свою ярость, я не подал вида.
— Еще бы! Заплатишь, парень, — дружелюбно сказал герцог. — Но придержи свои гроши. Покроешь долг, если отдашь телку!
Они снова захохотали: воины герцога точно знали, чем заканчиваются подобные шутки, один из них подошел и схватил Алину за руку. А дальше вышло странно. У меня в руке появилась палка, готовая выбить воину глаз.
Прежде чем герцог успел отреагировать, Алина освободилась от его хватки и отвесила мне пощечину. От неожиданности я даже выронил палку.
— Глупый мальчишка, — сказала она. — Никогда не вставай на пути моего счастья!
Герцог засмеялся и махнул своим лучникам, и лишь тогда я понял, что Алина только что спасла мне жизнь.
— Вы только поглядите, эта шлюшка возомнила, что станет моей женой!
Все засмеялись, даже Алина. Герцог сказал что–то насчет вина, и слуга принялся копаться в дорожных запасах. Алина обхватила обеими руками мою голову.
— Не смей, Фалькио, — яростно прошептала она. — Я знаю, как сильно ты меня любишь, знаю, что ты бы дрался за меня, но не здесь и не сейчас. Я заплачу на нас обоих. Не стану царапаться, кусаться и кричать — наоборот, сделаю так, чтобы этот карлик почувствовал себя великаном. Всем известно, что герцог никогда не ложится в постель с одной женщиной дважды. Он оставит нас в покое, уйдет со своими грязными рабами и со своим грязным королем, а мы с тобой вместе состаримся и еще посмеемся, когда эти индюки упокоятся на наших полях.
Она оттолкнула меня и пошла в сторону дома, взглядом призывая герцога последовать за ней. У двери она обернулась и сказала слугам:
— Ведите себя с ним смирно. Ненавижу, когда он рыдает по ночам.
Слуги засмеялись, и даже король Греггор захохотал так, что выронил изо рта кусок ягнятины, которую мы собирались съесть на ужин. Я ждал и молился, ненавидел себя и благодарил Любовь за то, что она подарила мне такую мудрую и отважную жену, отдавшуюся лорду, перед которым я несколько минут назад ползал на коленях и лебезил.
Она сдержала слово: он охал и стонал, а спустя несколько минут взвыл и затих. На какой–то миг я даже испугался, подумав, что Алина вонзила ему нож в причинное место, но по смеху людей понял, что это дело обычное.
Алина с распущенными волосами вышла первой, приводя в порядок рубаху.
— Боги, благословите милорда! Я словно заново родилась!
Следом вышел герцог. Одежда его была в полном порядке, но волосы растрепаны, а рожа красная и потная, как у свиньи.
— Святые довольны тобой, парень. Ты и впрямь богач. Нужно поднять тебе подати в следующем году.
Я проглотил свою гордость, честь и остатки достоинства, преклонил колени и сказал:
— Благодарю вас, милорд, за вашу щедрость и защиту.
— И за то, что наконец–то удовлетворил твою бабу, а? — засмеялся герцог, повизгивая так, как это делают свиньи, перед тем как им перережут горло.
— Да, милорд. Совершили то, на что я не способен.
— Ха! — вскрикнул герцог. — Ты — жаба, парень, жалкий жабеныш. Но место свое знаешь — чего еще ждать от холопа. Не бойся, мы сейчас уедем. Так и быть, скажу своим слугам, чтобы не сжигали твою хибару.
Мне даже в голову не приходило, что такое возможно, но я склонился перед ним еще ниже и выжал из себя благодарный вид. Король и герцог оседлали коней, за ними — слуги, все, кроме одного высокого детины со шрамом на всё лицо, от лба до подбородка. На спине у него висел боевой топор.
— Милорд, — сказал он, глядя мне в глаза, — может, возьмем бабенку с собой, вдруг вам снова захочется сладенького? В трактире, где мы сегодня заночуем, такие вряд ли будут.
Герцог даже головы не повернул.
— Не неси чепухи, Фост. Ты же знаешь, никакая женщина не способна удовлетворить герцога дважды.
— Да, милорд, но разве эта не отличается от других? Слишком уж хорошая телка, чтобы оставлять ее с парнем, который и подоить ее как следует не умеет.
Герцог уже собирался отмахнуться, но тут заговорил король Греггор:
— Черт возьми, Йеред, просто забери эту проклятую девку. Твои люди уже столько раз слышали твое хрюканье, что, наверное, разглядели то, что ты не заметил.
Всем своим существом я презирал герцога, но верил, что он оставит нас в покое, пока его не отчитал сам король, уязвив гордость лорда.
— Пользовать ее сам я не буду, ваше величество. Но раз тебе она так уж понравилась, Фост, можешь забрать ее. Пусть развлекает остальных, пока я буду «хрюкать» на ком–нибудь почище.
Всё это время Фост продолжал смотреть на меня и улыбаться, от шрама по всему лицу бежали морщины. Он махнул рукой своим парням — двое нацелились арбалетами мне в грудь, двое других схватили Алину. Затем Фост вскочил на коня и поехал следом за остальными, а я стоял и смотрел, как увозят мою жену. Как холоп. Как жаба. Как мальчишка, знающий свое место.
Алина была хорошей и мудрой, но даже у ее рассудка имелся предел. К тому времени как я нашел ее на полу трактира в соседнем городе, она уже два дня была мертва. Алина сражалась, моя храбрая девочка, под ногтями у нее остались лоскуты кожи, на руках — синяки и ссадины, а вместо прекрасного лица — кровавое месиво, разрубленное пополам тяжелым боевым топором.
* * *Странное ощущение. Внезапно оказалось, что нахожусь я на караванном рынке в Солате и стою над поверженным бойцом с топором, мертвым. Я пригляделся и понял, что умер он от удара клинков, вонзившихся в глаз и шею. Еще мгновение я пытался сообразить, кто это сделал, а потом заметил, что меня трясет. Кест оттащил меня подальше.
Фелток держался за рукоять клинка, Трин плакала на его плече.
— Проклятье, Фалькио, — сказал Брасти, осматривая тело. — Ты же должен был только ранить его.
— Заткнись, Брасти, — отрезал Кест. Это показалось мне таким смешным, что я громко захохотал, но отчего–то никто больше не смеялся. А еще я заметил, что у меня все лицо мокрое. И, как ни странно, захохотал еще сильнее.
— Ладно, пришлось убить его, понимаю, но зачем было изображать шрам на лице этого парня, если он уже и так умер?
— Скажи еще слово, и я тебя прикончу, — пообещал ему Кест. Обычно он говорил такое, лишь когда бывал сильно напуган — я даже смеяться перестал. Кест отчего–то гладил меня по руке, что было приятно, но неуместно.