Клинок предателя

— Но если король был плохой, то разве они не правильно сделали, что сбежали? — спросила девочка.
Тут вернулась из кухни ее мать, торопливо засовывая в полотняный мешочек яблоко и кусок сыра.
— Нет, милая. Видишь ли, рыцари учат нас тому, что для любого человека хранить свою честь — значит верно служить своему господину. Эти предатели даже на такое не способны. Поэтому мы и зовем их шкурниками, драными шкурами, потому что их плащи насквозь в дырах, как и их честь.
— Оставьте еду себе, — сказал я. — У меня что–то пропал аппетит.
— Нет! — Женщина загородила мне выход и протянула мешочек. — Я хочу, чтобы моя дочь научилась понимать, что хорошо, а что нет. Она пообещала поделиться с вами едой, и вы ее получите. Я не собираюсь оставаться в долгу перед предателем.
Я поглядел на нее, потом на мужчин.
— А что насчет того человека?
— Какого человека?
— Рыцаря. Того самого, что гнался за ней. Что, если он найдет ее?
Мерна расхохоталась на удивление неприятным смехом.
— Можно подумать, что рыцарь на службе у герцога способен причинить вред ребенку! Если он там и был, то, скорее всего, увидел, как вы следили за девочкой, и хотел защитить ее. — Она посмотрела на дочь. — Беатта — глупышка. Она всё напутала.
Я был обеспокоен происшедшим на рынке. Вряд ли девочка напутала, не в силах понять, гнался за ней рыцарь или нет. Я даже представить не мог, зачем он преследовал Беатту, но и рисковать тоже не хотел. Поэтому повернулся к девочке.
— Беатта, ты все еще боишься рыцаря? Хочешь, чтобы я сегодня ночью посторожил твой дом на случай, если он снова придет сюда?
Мужчина попытался возразить, но Мерна подняла руку.
— Беатта, милая, скажи этому шкурнику, что нам не нужна его помощь.
Беатта поглядела на мать, потом на меня. И сказала с невинной жестокостью ребенка:
— Пошел прочь, грязная драная шкура. Ты нам тут не нужен. Злой король Пэлис был глупой свиньей, он сдох, и, надеюсь, ты тоже скоро умрешь.
Малышка, скорее всего, даже не видела короля Пэлиса живьем.
Герцоги окончательно победили, история усыпана свидетельствами их торжества. Даже если кто–то и охотится за девочкой, что я могу сделать? Орден плащеносцев с позором распущен, а эти люди скорее предпочтут, чтобы их дитя погибло от руки рыцаря, чем было спасено шкурником.
Я протянул руку и взял у женщины мешочек с едой только затем, чтобы поскорее убраться оттуда. Выйдя, я пошел прочь от их дома.
* * *
Спустя несколько дней, уже на пути из города, я под покровом ночи вновь прошел мимо дома Беатты. Знал, что мне придется дорого заплатить, если кто–то меня заметит, но чувствовал непреодолимое желание сделать это. В доме было темно, но на одном окне я заметил изображение птицы, нарисованное красной краской. В Шеверане это значило, что пропал ребенок.
  
ГОРОД СОЛАТ
 
К падению из окна второго этажа гостиницы я оказался не готов. Кест нечеловечески ловок: он, наверное, смог бы рухнуть со шпиля самой высокой башни и при этом ничего себе не повредить. Брасти невероятно удачлив, поэтому он приземлился точнехонько на широкий навес над задним входом, а потом просто съехал по нему на мощенный камнем дворик. Я не был ни достаточно гибким, ни везучим, поэтому просто рухнул вниз. Как мешок картошки.
Пока я поднимался, перед нами как из–под земли выросли восемь человек, вооруженных пиками. Ненавижу пики почти так же сильно, как магию. Мощные двенадцатифутовые древки с укрепленными острыми наконечниками из железа. Пикой можно остановить даже рыцаря в доспехах, скачущего на боевой лошади. В то же самое время это простое оружие подходит даже для новичков. И чем больше у вас пикинеров, тем проще будет расправиться с целым отрядом фехтовальщиков, независимо от уровня их мастерства.
Но меня это не слишком беспокоило. Беспокоило то, что я не слышу колокольного звона. Обычно в Солате констебли патрулируют улицы парами: это сделано для того, чтобы в случае опасности констебль мог побежать к одному из множества колоколов, установленных в разных частях города, и позвать подмогу. Существует код, и каждому кварталу соответствует определенное число колокольных ударов, так что подкрепление точно знает, куда нужно бежать. Но я до сих пор не услышал колокольного звона и начал подозревать, что констебли целенаправленно пришли за нами.
— Восемь с пиками здесь, еще двое с арбалетами наверху, — сказал Кест, доставая шпагу из ножен. — Кажется, это ловушка.
— Постарайся хоть немного скрыть свою радость, Кест, — отозвался Брасти, с тоской глядя в другой конец двора, где находился его лук, притороченный к седлу лошади.
— Вы отсюда не выберетесь. — Стоявший напротив него констебль улыбнулся так широко, что у него даже шлем немного сполз.
Брасти оскалился и нехотя вытащил шпагу.
Сверху раздался голос:
— Пики или арбалеты? Что вам больше нравится, шкурники?
Я взглянул наверх на человека, который высунулся из окна спальни Тремонди. На вороте его кожаного доспеха сиял золотой кружок. Старший констебль.
— Если опустите шпаги, я обещаю вам относительно легкую смерть, — сказал он. — Отнесусь к вам с большим уважением, чем вы отнеслись к лорду Тремонди.
— Неужели вы верите в то, что это мы убили Тремонди? — крикнул я в ответ.
— Конечно. Тут же собственной кровью лорда–предводителя на стене написано — «плащеносцы».
— Святой Фельсан, Взвесивший мир! — выругался я. — Какого черта нам убивать своего хозяина?
Старший констебль пожал плечами.
— Кто вас разберет? Разве вы, шкурники, не ищете повода отомстить за смерть корола Пэлиса? Может, Тремонди поддержал герцогов, когда они свергли вашего короля? А может, еще проще: он застал вас за воровством денег, и вы убили лорда, чтобы никто не узнал, что так называемые плащеносцы превратились в разбойников и грабителей.
— Только его деньги до сих пор лежат рядом с телом, — крикнул Брасти, нехорошо взглянув на меня.
— Гм-м… Понятия не имею, о чем ты говоришь, шкурник, — сказал старший констебль. — Тут никаких денег нет, совсем никаких.
Стоявшие напротив загоготали. Очевидно, воровство считалось в Солате преступлением лишь в тех случаях, когда этим занимались не констебли, а кто–то другой.
— Опять ты за свое, Фалькио, — тихо сказал Кест.
— Ты о чем?
— Говоришь вместо того, чтобы драться.
Я обнажил рапиру и поднял воротник плаща, надеясь, что костяные пластинки, подшитые снизу, защитят шею. Кест прав: больше говорить не о чем, ничто не поможет.
— Какие у нас шансы? — спросил я его.
— Мы победим, — ответил Кест. — Но меня, наверное, ранят в спину. В тебя попадет арбалетный болт, и ты, скорее всего, умрешь. Брасти добьет один из пикинеров, после того как они прорвут его слабую оборону.
— Как же приятно драться с тобой бок о бок, Кест, — съязвил Брасти, крепче сжимая эфес. — Тебе уже об этом говорили?
Кест лишь повел плечами, готовясь к атаке.
— Я‑то тут при чем? Это они собираются тебя убить.
Брасти резанул меня взглядом, и я понял, что констеблей он винить не намерен.
— Полагаю, что лучшего плана, чем умереть, у тебя нет? — спросил он и встал в защитную стойку, почти прижимая к себе гарду.
— Конечно, есть, — ответил я. — Мы их научим первому правилу клинка.
Охранник, стоявший ближе всего к Кесту, судорожно сжал пику, готовясь к атаке, и с ухмылкой спросил:
— И что это за правило, драная шкура? Ляг и сдохни, как делают предатели?
Он был крупным парнем, мускулистым и широкоплечим, как и положено пикинеру.
— Нет, — отозвался Кест. — Первое правило клинка — это…
Он не успел договорить, потому что охранник ткнул в него пикой со скоростью пули, вылетающей из дула пистоля.
— …втыкай острый конец в другого парня, — закончил Кест.
Никто из нас не успел ни двинуться, ни слова вымолвить. Все произошло так быстро, что мы успели заметить лишь результат схватки. Левой рукой Кест оттолкнул древко пики, отвел от себя удар, и наконечник оказался далеко за его спиной. Он бросил тело вперед в изящном выпаде, и шпага вошла в живот констебля не меньше чем на шесть дюймов. С нежностью, почти неприличной для подобного случая, Кест извлек клинок из тела стражника, и оно мешком рухнуло на землю.